Анатолий Приставкин: "Все мы немного “арестантики”, ибо тюрьма у нас чуть ли

philologist — 17.10.2021 90 лет назад родился Анатолий Игнатьевич Приставкин (1931-2008), советский и российский писатель, общественный деятель, председатель Комиссии по помилованию при Президенте РФ в 1992-2001 годах, лауреат международной премии имени Александра Меня. Приведу фрагмент из его книги "Долина смертной тени" (главы "За кремлевским забором"): "Ни Белый дом, ни здания бывшего партийного руководства на Старой площади, ни кремлевские кабинеты – никакие для меня не святыни. Они цитадель политиков, и делать там писателям нечего. Ни прежде, когда там заседали большевики, ни нынче… А если я рискнул сюда пойти, то лишь с одной сумасбродной идеей: помочь тем, которые в этом, ничем и никем не защищенном мире, пожалуй, самые беззащитные, наподобие Александра Кравченко, о деле которого я прежде знал только из газет. В одном из биографических рассказов Горького работников, вкалывающих от рассвета до заката в пекарне у булочника Семенова, называют ласково: “арестантиками!” В этом плане все мы немного “арестантики”, ибо живем в стране, где тюрьма чуть ли не форма существования.



По статистике, которую у нас любят приуменьшать, через тюрьмы в России прошло что-то около пятнадцати – двадцати процентов населения. Каждый пятый! И если у вас в семье пять человек, считайте, что один уже сидел. Хотя попадаются в делах такие семейки, где сидели, или сидят, все поголовно, и это явление тоже типично российское. У Камю я нашел размышления по поводу отношений между интеллигенцией и властью. “Писатель, – утверждает он, – сегодня не может становиться на службу к тем, кто делает историю: он на службе у тех, кто ее претерпевает…” Ну, я бы перевел иначе: он на службе у тех, кто от нее страдает, то есть жертва этой истории. У нас жертва народ, пускай замороченный, пропитой, но он мой. Другого народа, как где-то сказано, у меня нет. И если с помощью нынешней власти, которая сама по себе не может быть иной, как немилосердной (это суть любой власти), я смогу помогать страдающим, то я буду это делать.

В одном из любимых фильмов моего детства про Котовского (тоже ведь разбойник, которого царская власть приговорила к казни, а при большевиках он стал полководцем, народным мстителем) главный герой, его играет Мордвинов, восклицает, указывая на свою жену-доктора (Вера Марецкая): “Мы калечим, а она – лечит!” Это про наше больное и жестокое общество. Но ничего подобного я не произносил, проходя сквозь властные кабинеты. И вообще, вид у меня был далеко не боевой. Минуя бесконечные, с красными ковровыми покрытиями коридоры, старался ступать по ним неслышно, испытывая при этом отвращение к самому себе за такое рабское поведение. Это было выше меня, кто испытал, тот поймет. Ибо страх перед властью, любой властью, впитался в нас… Нет-нет, не с молоком матери, а с детдомовской затирухой, да с генами дальних и недальних моих предков, тоже рабов.

На памяти еще времена, когда любой участковый милиционер или колхозный активист мог прикрикнуть на деревенскую старуху: “А вот я тебя на карандаш возьму!” Этот карандаш был пострашней пистолета! Ну а спроси любого, часто ли ему на протяжении жизни приходилось посещать обитель небожителей? Властителей наших судеб? Лично мне – никогда. Видел, правда, на каком-то съезде писателей, с галерки для гостей, многоречивого Никиту Хрущева. Но издалека, так что было это еще менее реально, чем смотреть, скажем, по телевизору. “Вкусна куриная лапка, – произносила обычно моя мама и с лукавой улыбкой добавляла: – А ты ее едал? Да нет, видал, как наш барин едал…”

Кононов… Ковалев… Шахрай… Бурбулис… Наконец, Ельцин. Ну, правда, у Бориса Николаевича, в его кремлевском кабинете, я побывал лишь один раз, после года моей работы. Доступнее, проще иных оказался Анатолий Кононов, молодой, приветливый, спокойный. С черной чеховской бородкой, с усами, по-старомодному деликатный. Я застал его в тот момент, когда, утвержденный с подачи Сергея Ковалева в состав Конституционного суда, досиживал он в своем крошечном кабинетике депутата в Белом доме, который вскоре сменит на солидный кабинет, с приемной и секретаршей, в здании Конституционного суда. В этом случае самые совестливые – их немного, но они есть – говорят: “так положено”. А раньше был он заместителем председателя тогдашней Комиссии по помилованию и очень страдал от решений Президиума Верховного Совета, высшей тогда власти, который по давней сложившейся во властных структурах традиции отклонял все их предложения о помиловании смертников.

Некая дама, она же депутат, она же дальневосточный прокурор, крайне амбициозная особа, мелькающая до сих пор на экранах телевизора, простодушно восклицала: “Ну какое еще по-ми-ло-ва-ни-е! Есть милиция… Суд… Они уже все решили!” Если женщине-матери не заложили в душу нечто милосердное, сострадательное, то вряд ли она может полноценно считаться женщиной… В этом случае ее пол в анкете можно обозначать так: прокурор".

Подписывайтесь на мой телеграм-канал: https://t.me/podosokorsky

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив