Абьюз за дубовой дверью (Токсичный офис)

tanja_tank — 07.05.2020 Моббинг - то есть, травля на работе - никогда не разовьется, если во главе фирмы - конструктивный человек. Замечали, как очищается атмосфера в коллективе, когда на смену токсичному руководителю приходит нормальный? Деструктивам становится "неинтересно" и они вскоре покидают контору... или же мимикрируют под нормальных.

...Свою историю автор посвятила непосредственной начальнице Ульяне. Однако меня не покидает ощущение, что во многом Ульяна - проводница воли собственницы, той самой давней знакомой, которая предложила героине эту работу.

Даже если предположить, что и она опутана сетями деструктивной Ульяны, то должна же ее насторожить нездоровая текучесть кадров? Что думаете? Читайте историю, заодно обращая внимание на поведение собственницы.


"...Знаете, бывают истории из серии “сами предложат и сами все дадут”. Так сложилось и с этой работой: после нескольких месяцев сидения дома, на своих запасах, когда я решала, чем же хочу заниматься после лет сложившейся, но надоевшей практики, не соотносящейся с моими жизненными ценностями, мне позвонила давняя знакомая, которую я очень уважала, и пригласила работать в принадлежащую ей фирму.

Все атрибуты сказочного места (и мышеловки) были налицо: высокое вознаграждение, адрес на одной из центральных улиц, громкие проекты, первый из которых связан с участием в пафосном мероприятии и соответствующей публикацией. И не просто так, а с моим именем на первой странице. Мечта, а не работа!

И Ульяна. Женский офис из менее чем десятка человек, которым она руководит. Миловидная женщина средних лет с умными глазами и ярко-красной помадой. Всегда в черном. Многие годы опыта на этом же месте. Работает, как вол. Посвящает фирме все свое время…

Образование － районного вуза. Моей лицензии у нее нет. Личная жизнь － табу. Спорт － больное место… ведь я регулярно занималась спортом, несколько раз в неделю железно покидала офис в половине седьмого.

Меня предупредили: ненормированный рабочий день, всегда на связи, работа － высший приоритет. Я предупредила: тренировки － это святое, я готова быть гибкой и переносить их, но по умолчанию, если нет ничего срочного, прошу их не трогать. На работу буду приезжать на велосипеде － вам есть, где его хранить? “Конечно, есть!” На том и порешили, и я приступила к работе.


Испытательный срок

Офис в центре оказался двумя съемными комнатами в жилых апартаментах: кухней и спальней с санузлом. Мне объяснили, что это временно － и потом, действительно, мы переехали. А пока ютились в духоте и тесноте, заваленной тоннами документации за предыдущие годы. Велосипед, конечно, мешал проходу, о чем пока что молчали.

Если бы тогда я только заглянула на корпоративный сайт и установила, что за два предыдущих года на моем месте сменилось пятнадцать девочек － возможно, тогда действия Ульяны были бы яснее с самого начала. А так приходилось полагаться только на собственную интуицию.

Поначалу Ульяна отправила мою коллегу в отпуск, и первые две недели каждый день мы проводили с Ульяной в одном кабинете, наедине. Она была доброжелательной, общительной, старалась мне угодить. Много расспрашивала; иногда рассказывала о себе. Живет с мамой, ухаживает за ней, называет ее “малая”. Маму. Это коробило.

К концу первой недели она принесла мне помаду с формулировкой: “Мне по цвету не подходит, пусть лучше будет тебе”. Цветотип у нас примерно одинаковый. Я обрадовалась и пообещала принести ей немного сухой маски для лица. Она обрадовалась маске и стала предлагать мне другие помады… уже не новые, она их просто “вытерла”. Я вежливо отказывалась.

Я не в теме (той, не-ванильной), но с терминологией знакома. И однажды проговорилась: “Этот клиент ведет себя, как нижний!” Ульяна внимательно на меня посмотрела, ничего не говоря, и я замялась, а потом начала объяснять, откуда мне известно это слово. На что получила комментарий: “Не учи ученого!” Тут уже внимательно на нее посмотрела я.

Я бы не связала эти факты вместе, если бы под Новый Год она не стала мне настойчиво предлагать вместе заказать белье с известного американского сайта. Но как раз неделей ранее я полностью обновила свой кружевной гардероб. Я отказывалась, она настаивала, показывая мне модели, которые, по ее мнению, мне бы подошли. Я на уговоры не поддалась. Еще не понимая, что это противостояние забрает слишком много сил.

Через несколько дней я успешно прошла испытательный срок, и от этого почему-то хотелось плакать. Как раз в этот период Ульяна положила мне руку на плечо. Это было нежное и властное движение. Мою реакцию в ситуациях, когда кто-либо без разрешения ко мне прикасается, сложно контролировать: я дергаюсь и резко сбрасываю руку. Она сделала вид, что ничего не произошло.

Звоночки продолжаются

Примерно в это время начались придирки по работе. То мне надо задержаться в день тренировки, чтобы успеть сделать работу до завтра (утра вторника), хотя проверять ее Ульяна села только в пятницу. В другой раз － мне дали документ, для работы с которым нужен был опыт, которого у меня никогда не было.

Никакой обратной связи я от Ульяны не получила, и она отправила его “как есть” собственнице. А та, когда у нее дошли до него руки, просто смешала меня с грязью. Это не была “обратная связь” в понимании “развивайся и учись”. Это был ряд направленных на мои личностные качества вопросов, на которые у меня не было ответов, а если вопрос был по существу работы － Ульяна, сидевшая напротив и слушавшая этот телефонный разбор по громкой связи, “подсказывала” мне. Выглядит красиво, да? Только почему, пойдя после этого на спорт, на растяжке я уткнулась носом в пол и беззвучно разрыдалась? Это были первые слезы.

Однажды клиент попросил оценить сомнительные услуги, которые ему предлагали странные люди. И я загуглила эти сомнительные услуги, чтобы понимать, что к чему. Да и как можно оценить “то не знаю что”? Ульяна возмутилась, почему я пользуюсь гуглом, вместо выделенной документации. Да как это － почему? Потому что мы работаем по-разному… нет, она не понимала. Или не хотела понимать.

Другой случай — это «я тебе пришлю задание на завтра». И поздно вечером отправляет мне письмо с заданием, которое утром я по какому-то наитию не открываю. Дело в том, что за день до того я практически доделала тот документ, из-за которого ранее собственница меня размазала по асфальту, я чувствовала, что по мне проехали катком. Перед всеми размазала, и я не привыкла так.

Поэтому, когда клиент вернулся со своими комментариями, я должна была сделать этот документ наилучшим образом. Села, выписала в блокнотик все пожелания клиента. (Эти детали важны). Потом — что я должна проверить сама, от соответствия документации до запятых и кавычек. Потом — заметки на полях, мои вопросы к отдельным абзацам документа… Я делала свою работу. Наилучшим образом, как могла, делала, но до вечера не успела, финальную вычитку и свежий взгляд пришлось перенести на следующий день. Блокнотик был исписан и изрисован комментариями, стрелочками и знаками вопроса.

Смотрите: в 23:20 приходит письмо с заданием от Ульяны.

В 8:00 я на работе и, не открывая письмо Ульяны, продолжаю заниматься сложным документом (я же уже на финишной прямой!).

В 10:20 приходит приглашение от собственницы на персональный митинг после обеда. «Ого», — думаю я, потому что у нас за полгода не было персональных митингов. Продолжаю работать. При этом в офисе известно, что собственница посещает офис раз в неделю, именно в этот день. (Это важно).

В 12:20 приходит Ульяна с вопросом: «Ну что, ты сделала, что я там тебе послала?» — «Нет, я тут доделывала по тому документу…» — «Как же! Я же просила до обеда!». Открываю письмо… таки да, Ульяна просила до обеда. При том, что клиент пишет: «Приоритет: не срочно».

В 15:20 приходит собственница, и первый вопрос на персональном митинге: «Ну что там с тем документом?» — и я готова! У меня блокнотик со стрелочками и комментариями, и даже в переговорной, далеко от компьютера, мы обсуждаем документ по существу, по всем моментам, которые вызвали у меня сомнения, и приходим к каким-то общим выводам!

Сейчас мне очевидно. Очевидно, почему «не срочное» задание от клиента вдруг стало срочным заданием от Ульяны, которое я должна была сделать в то время, как работала над сложным документом.

Психология жертвы

И после этой встречи с собственницей Ульяна как с цепи сорвалась. Я думала, что уже немного её изучила: нужно просто потерпеть, а потом она смягчится и почувствует себя виноватой. Я опускала глаза и соглашалась, это была единственная тактика, чтобы Ульяна стала похожей на человека.

Но в ту пятницу это выедание мозга заняло 35 минут из 45-ти, запланированных на другой вид работы. Поэтому я снова «не успела». Поэтому перенесла на понедельник, чтобы делать с утра. Поэтому (или не поэтому?) я вышла с работы и заплакала. Просто потому что ни на что другое сил не было. Хорошо, что были тренировки. Они помогали перезагружаться… ненадолго.

Когда во время этих “мозговыедательных” разговоров кто-то заглядывал в кабинет, Ульяна приказывала закрыть дверь, потому что “у нас тут воспитательная беседа”. Я обратила ее внимание на то, что мы здесь работаем, а не личность формируем, и она согласилась, что слово “воспитательный” здесь неприменимо. И потом я не раз его слышала от нее. Это уже потом я вывела для себя формулу: попроси перверзного о чем-нибудь, и он будет делать ровно наоборот. А пока я все же старалась держать хорошую мину при плохой игре.

Еще вспоминается, как меня, совершенно больную, с температурой под 40, просто вынудили выйти на работу, чтобы что-то там доделать, потому что “больше некому”, и это, мол, моя ответственность. А то, что врач, который должен был отпустить меня на соревнования, посмотрел на мои анализы, померял температуру и тут же выписал больничный на неделю － никого не волновало.

Совсем не выглядит странным сейчас, почему я, спортсменка, вдруг стала “ни с того ни с сего” столько болеть. Ульяна это комментировала: “Ты что-то слишком слабенькая для спортсменки, много болеешь. Может, тебе бросить этот спорт?” Нет, я не желала превратиться в нее через сколько-то лет. Эта мысль приводила меня в ужас.

Еще она комментировала мою любовь к сладкому. Прекратила только после того, как я сказала: “Ты знаешь, сколько я тренируюсь, чтобы есть столько сладкого?” Тогда, как я сейчас понимаю, и было положено начало нападкам на мои тренировки.

Кстати, в какой-то момент мне стало настолько невыносимо в офисе, что я стала сбегать на обед ровнехонько “от звонка до звонка”. То есть, оставшиеся 40 минут после приема пищи я просто бродила в окрестностях офиса и дышала. Пыталась дышать.

Психология тирана

Однажды Ульяна зафрендила меня в соцсети, и я стала находиться под неусыпным контролем. Что я делаю. Когда. В каких соревнованиях участвовала («Ты поэтому сегодня так медленно работаешь? Шутка!»). Почему отображаюсь «онлайн» в рабочее время. И так далее…

Я потерпела, а потом без объяснений её удалила, профиль закрыла, ник в соцсети сменила, её заблокировала, чтобы найти не могла (при желании можно, но это надо было иметь очень большое желание, ссылки в поисковиках я тоже подчистила).

Прошло несколько недель. Она обнаружила это. И без объяснений отрубила мне интернет на рабочем компьютере. Ситуация была пренеприятнейшая. С мобильного интернета я написала спокойное письмо ей, собственнице (которая «сами предложат и сами всё дадут») и сисадмину, мол, для работы нужны такие-то сайты и Google Translate. И база документации (потому что простое закрытие портов закрывает доступ к профессиональной документации).

Запрошенные ресурсы мне включили. В течение 9 дней я была без интернета на работе (не считая смартфона, который я от греха подальше подключала через 3G и через WiFi, не имеющий отношения к офису). Контроль, помним. Тема, сабы-доминанты. И женский коллектив.

Нервный срыв

Незадолго до дня рождения я чувствовала себя настолько выпотрошенной, что взяла билеты на море. На три дня. Чтобы только перезагрузиться.

Как знала! Меньше, чем за неделю до вылета, со мной не пришел на встречу парень, и я его вычеркнула, потому что он и звонки игнорировал, и сообщения, а спустя неделю пинговал и врал, что не пинговал звонком, пока я была в душе; на следующий день － попала в ДТП по чужой вине (обошлось без травм), и еще в течение суток в семье случилось горе.

Нервы сдали совсем. На море я немного пришла в себя, и после приезда выбралась в течение двух недель из этой черной ямы (с помощью психолога, конечно), и еще в течение полугода － вернулась к более-менее нормальному ритму. Но это было потом.

Пока что мне следовало уносить ноги с наименьшими потерями. Я это понимала, и готовила плацдармы. Почему-то я знала: мне нужно дождаться возвращения собственницы фирмы из-за границы, тогда все разрешится культурным образом, а не с тем финалом, к которому подводит Ульяна.

Я даже писала собственнице вежливые письма с описанием ситуации, но Ульяна успевала меня опередить, и любой намек на жалобу о моббинге переворачивался с ног на голову и превращался в ответную претензию к дисциплине или общему умению работать. У Ульяны, по-видимому, было другое мнение на счет того, как я развивалась в карьере до встречи с ней.

Удавка затягивалась. Прекрасный психолог, найденная по совету знающих друзей, медленно, но верно помогала отстраивать границы. Я рыдала без причины, просто лежа дома и смотря в потолок. Спорт помогал отвлечься ровно на время тренировки и 10 минут после.

После моря я вернулась в офис и до прихода Ульяны (а приходила она обычно к полудню) столкнулась с выволочкой от бухгалтера. Помним, я уже начала заново отстраивать свои границы. И обратная реакция на якобы неверно сделанную работу могла принимать форму критики качеств моей личности. Поэтому бухгалтер считала себя вправе называть меня последними словами и повышать голос. Я прервала ее оскорбительный монолог на повышенных тонах уходом в туалет. Где, конечно, снова плакала.

У пришедшей Ульяны, увидевшей мои красные глаза, сверкнули глаза… я где-то уже видела этот взгляд. Взгляд голодного шакала, добыче которого некуда бежать. И это после отпуска!

Я постоянно проводила анализ того, что происходит. Я мало знала о перверзных, но нашла огромный англоязычный ресурс о моббинге и буллинге － о том, чем развлекаются ПН на работе, подговаривая других. Анализируя, я тогда писала:

“Можно долго перечислять, как именно выглядит моббинг по отношению ко мне. Так или иначе, это грустное и нелепое зрелище, проявляющееся в придирках, контроле, личных оскорблениях, публичном принижении, называемом «воспитательными беседами», издевательских саркастичных шутках — тонких и не очень, отключении интернета, когда он нужен для работы, и «мелочах» вроде начала рабочего совещания, когда я ем или сконцентрирована на выполнении срочного задания.

Вообще-то, я допустила 4 ошибки, когда пришла в эту компанию, которые привели к травле:

— не скрывала свою индивидуальность — я отличаюсь, у меня спорт и интересы, не совпадающие с заводилами;

— «выпячивалась», привлекала к себе внимание — не специально, я просто так естественно себя веду, и только сознательными усилиями могу эти проявления уменьшить; а я не прилагала этих усилий;

— я знакома с собственницей — давно, ведь она меня и пригласила, и неизвестно, какие там отношения между собственницей и Ульяной сейчас, а Ульяна явно боится за свое место;

— я позволяла себе допускать ошибки и оплошности в работе, что само по себе не страшно, но отличный инструмент для травли неугодных.

Гораздо интереснее понять, почему так. Прочитав книгу «Не работайте с м#даками», написанную профессором Стэнфордского университета Робертом Саттоном, я точнее сформулировала, что происходит, и проверила себя и Ульяну на наличие перверзности. Причём когда я не знала, как за неё ответить, я ставила пометку в пользу нормального человека. Даже при таком подходе она «набрала» 15 из 24 «плюсов».

Прочитанная книга, работа с аффирмациями и обновление в памяти возможных защит позволили не дать себя в обиду в унизительной ситуации с недоверием. Я спросила подругу, как решается один вопрос на практике — разумеется, не указывая наименования клиента (это запрещено правилами конфиденциальности), и сообщила Ульяне о том, что жду ответа от профи в этой сфере. Ульяна в неприятной форме напомнила о том, что распространение клиентской информации запрещено.

Вместо того, чтобы смолчать, я попросила не унижать меня как профессионала и как личность недоверием, поскольку это не способствует развитию командного духа (постояла за себя, наконец-то). Я понимала, что Ульяна, как вспыльчивая натура, сначала отреагирует эмоционально. Тут она может допустить ошибку. Но, скорее всего, ей хватит зрелости схавать и готовить «большую месть». Будем надеяться, что до того я красиво уйду, ведь работа в этом направлении уже некоторое время мной ведётся.”

И я была права. Большая месть была задумана и была бы реализована, не спаси меня счастливая случайность.

Итак, по дням.

В среду — день, когда я попросила разъяснение у подруги о практическом аспекте, я выключила рабочий компьютер в 18:01 и ушла домой.

В 19:05 мой компьютер заново запускается, обновляется Скайп и прочитываются все диалоги. Я вижу это с помощью журнала событий Windows, встроенной стандартной программы. И делается ещё кое-что, о чём позже.

ХОРОШО, что:

1) для работы я завела отдельный скайп вместо основного — как чувствовала что-то;

2) я периодически очищаю историю, а то, что в ней было — касалось обсуждения штанов с одной подружкой и ресторана для встречи с другой. Ну и практической консультации без указания имени клиента :)
Итак, в хистори моего Скайпа не нашли нарушения правил конфиденциальности. И придумали вот что.
Четверг.

Мне противно идти на работу, но я иду. Я всё ещё верю, что собственница может быть на моей стороне. Правда, на сайте о моббинге утверждается, что рыба гниёт с головы, а наивность — худшая из зол в случае моббинга на работе.

Утром, до ухода к психотерапевту на 11:00, пишу собственнице письмо с темой «Моббинг». В письме, основываясь на результатах исследований, описываю возможные последствия моббинга для работодателя (потеря прибылей) и для работника (как правило, это депрессии и неврозы). Пишу о своей цели: «продержаться как можно дольше» до её приезда. Пишу о том, что у меня был диагностирован астенический синдром, поэтому я не хотела раскрывать диагноз (у меня ведь требовали диагноз в связи с больничными, а я так и не сказала), и поэтому обратилась к психотерапевту, к которому иду через полчаса. С учётом обеденного перерыва и дороги туда и назад, работать буду до восьми вечера.

16:01. Я с работы отправляю Ульяне проект готового письма для клиента.

16:02. Ульяна пишет секретарю письмо с просьбой узнать, где я, и когда появлюсь в офисе.

16:08. Основываясь на электронном пропуске, пишу Ульяне, что я на работе «с 9:20 до 10:30, а также с 13:05 до сейчас безвыходно», и уйду не раньше 19:55 вечера.

16:49. Ульяна требует объяснительную записку.
Я откладываю это в долгий ящик, потому что у меня «ненормированный рабочий день», и это записано в правилах фирмы. Это значит, что если я минимум 8 часов отработала, не важно, когда и с какими перерывами.

17:00. Бухгалтер предлагает мне подписать соглашение о конфиденциальности. Я беру его и прошу время, чтобы почитать. Конечно, я не собиралась брать на себя лишние обязательства и что-либо подписывать. Мне нужно было протянуть время до приезда собственницы из-за границы.

После 19:00 я исследую корпоративный портал на перечень сотрудников, работавших в этой фирме. Обнаруживаю два любопытных факта:

1) за 4 года сменилось от 12 до 15 человек на моей должности;
2) все эти люди были девушками.

19:51. Подозревая, что за моей деятельностью следят, с рабочей почты высылаю себе на домашнюю письмо с описанием кейсов моббинга с сайта о моббинге. Пусть тоже почитают.

Ухожу в 19:58.

Пятница.

Мне противно идти на работу, я как будто в какой-то налипшей грязи, но я иду. В пятницу при включении компьютера обнаруживаю, что на мой рабочий компьютер установлен кейлоггер — программа, ворующая всю информацию, шифрующая и передающая на какой-то адрес электронной почты, тоже зашифрованный.

Поскольку у меня нет админских прав на установку программ, я делаю вывод, что Ardamax Keylogger 4.6 установил работодатель позавчера вечером. Как я это обнаружила? Всплывающее окно о триальной версии, которой осталось 6 дней. Кажется, кому-то достанется за невнимательность.

Весь день молчу и занимаюсь крупным проектом, и к пяти вечера пишу помощнице письмо с распределением нагрузки между нами. Ульяна, до того меня не трогавшая, оживляется и пишет мне письмо со словами: «Можешь ответить на письма и быть сегодня свободна».

То есть, в пять я должна ответить на два письма (она «добренькая») и могу идти, куда хочу. Я отвечаю на письмо по работе, даю всю информацию, Ульяна её «не видит» и задаёт уточняющие вопросы, на которые я отвечаю копированием информации из первого письма, на что получаю комментарии, что я «непонятно» пишу.

Второе письмо — с вопросом о том, когда я предоставлю объяснительную записку. Я отвечаю на него за минуту до шести, а именно:

17:59 — пишу бухгалтеру, чтобы она предоставила мне правила внутреннего трудового распорядка с моей росписью по состоянию на сегодня, тогда я смогу ответить Ульяне. В подпись, уже зная, к чему письмо приведёт, добавляю фразу с сайта о моббинге, которую можно перевести так: цель придирок — получить контроль, а не улучшить производительность. Выключаю компьютер и собираюсь выходить.
Кульминация

18:00. Ульяна просит отправить ей пустое письмо с подписью. Я говорю, что не могу — уже выключила компьютер. Она просит отправить во вторник, я соглашаюсь, «если не забуду». Ульяна просит записать, иначе можно не приходить, я говорю: «Я тебя услышала». Это пока я собираю вещи: рюкзак и куртку. В куртке ключи, деньги, карточка. В рюкзаке спортивная форма. Ульяна говорит, что, мол, вот и не приходи. Я отвечаю, что «я тебя услышала, но это не значит, что послушаюсь: у меня есть работа».

Выхожу в уборную, куртка и рюкзак тем временем остаются в кабинете. Телефон у меня с собой. (На телефон я за день до того поставила пароль, который знаю только я).

Слышу за спиной, как Ульяна захлопывает дверь в кабинет. Придя из уборной, обнаруживаю, что мои вещи заперты в кабинете с Ульяной.

В проходном кабинете на меня повышает голос бухгалтер, у которой, конечно, нет правил внутреннего трудового распорядка с моей росписью. Я спокойно прошу не повышать на меня голос и стучу в кабинет к Ульяне с просьбой открыть. Она не открывает.

Я выхожу и иду к охране за запасным ключом. У охраны нет ключа от внутреннего кабинета.

Возвращаюсь, ещё раз убеждаюсь, что дверь закрыта; повторно прошу бухгалтера не повышать на меня голос и не трогать меня за руку (она хватала, но я избегала агрессивных формулировок при обращении к ней).

Пишу письмо с телефона Ульяне с копией на собственницу с просьбой открыть дверь, т.к. там мои личные вещи, рюкзак и куртка, иначе мне придётся вызвать полицию, чтобы вскрыть.

Ульяна открывает дверь, они возмущённо переговариваются с бухгалтером, что я не подписываю документы, предлагаемые мне бухгалтером, и что уже даже конфиденциальный звонок сделать нельзя без «её истерики». Я абсолютно спокойна и пропускаю это мимо ушей.

Ульяна предлагает мне войти, я беру куртку и рюкзак, и тут меня закрывают в кабинете. То есть, когда я подхожу к двери, Ульяна вталкивает меня назад, и придавливает дверь.

Я молча отхожу от двери, чтобы посмотреть, что дальше будет. Если дверь будет закрыта, я же вызову полицию, вот стыдоба-то для фирмы и всего офисного центра будет. Ульяна, сообразив, быстренько открывает дверь. Опасаясь за свою голову (чтобы не ударили в спину), я выхожу из этого ада. Испытываю облегчение.

Пока иду к остановке, пишу письмо собственнице, в котором сообщаю, что «дальнейшее сотрудничество с фирмой не представляется возможным, поскольку 1) кейлоггер; 2) незаконное удержание вещей; 3) физическое насилие». И предлагаю встретиться, чтобы решить эту нелепую ситуацию.

Собственница отвечает к полуночи — явно с облегчением, из её письма я делаю вывод, что она ждала его («я готова с вами встретиться даже после вашего увольнения из фирмы»). Я не отвечаю.

Понимаете, что придумали дамы? Обвинить меня в нарушении соглашения о конфиденциальности. Но не получилось подловить: я не нарушала его. А на ловушки тоже не реагировала. Например, с этой объяснительной.

А ещё я не покорилась контролю, поэтому эта фраза с сайта о моббинге (про придирки для контроля) настолько выбесила Ульяну, что она потеряла самообладание.

…Конечно, больше на эту работу я не вышла. Терапевты, видя мое состояние, советовали ноотропы и выписывали больничные на недели.

Потом приехала собственница, и по счастливой случайности в этот день на эту встречу со мной смог пойти очень занятой папа. Он сидел в соседнем зале ресторана, за стенкой, и все слышал. Встреча прошла спокойно и вполне культурно. Мы договорились об условиях увольнения и конкретной дате.

Меня могли уволить с моего согласия, когда я была на больничном (и мое согласие у них было). Но Ульяна и здесь хотела сделать по-своему, потребовав моего увольнения не с больничного. Почему так? Честно говоря, не хочу в эту мелочность вдаваться. Я закрыла больничный пятницей и в понедельник должна была прийти на работу, но получив письмо от бухгалтера со словами “в понедельник у вас последний рабочий день”, я потребовала оформить этот день, как отпуск. Во избежание провокаций.

Отдавая трудовую, они мне и так знатно потрепали нервы, придираясь ко всему. Соглашение о конфиденциальности я так и не подписала, поэтому многие его статьи Ульяна включила в “договор о расторжении трудового договора”. Я разное повидала в историях про увольнения, но такое видела впервые :)

В тот понедельник я вышла из того концлагеря со своей трудовой, и полной грудью вдохнула свободу. Такой свободной я не чувствовала себя еще нигде и никогда. Два часа на лавочке в парке с бездумным наблюдением за людьми, и меня ждал телефонный звонок с королевским подарком от мироздания…

…Периодические слезы и рыдания прекратились буквально в течение двух недель после того первого вдоха свободы. Ульяну я заблокировала во всех соцсетях и мессенджерах. Она все так же работает в той компании, на той же должности. На освободившуюся должность взяли женщину постарше с очень грустными глазами. Собственница больше не выходила со мной на связь, все так же светится на мероприятиях на самом высоком уровне.

Я молчу, но иногда нет-нет, и рефлексирую то, что происходило. Вспоминаю Ульяну с ужасом.

Что интересно, когда меня чуть не положили в стационар в связи с этими рыданиями, доктор, которому я рассказывала о произошедшем, кивал головой и не удивлялся. Получается, такие ситуации, моральные садисты, длительные тонкие издевательства и токсичность, в порядке вещей?

А впрочем, почему я спрашиваю. Не о них ли заводятся целые блоги…