14 сентября 1937-го года

топ 100 блогов vazart14.09.2022 в дневниках

Николай Пунин, историк искусства, 48 лет, Ленинград:
Сентябрь. Необычайно длинное лето. Тепло. Апрель был жаркий; еще спим при открытых окнах.
(Совсем о другом.)
Как-то пришел домой, узнал, что у Ани был проф. Гаршин. Некоторое время спустя Аня рассказывает не совсем пристойный анекдот.
Я подозрительно: «Это тебе Гаршин рассказал?»
Аня находчиво: «Нет, один незнакомый в трамвае».
(Еще совсем о другом.) Нам вместе скоро будет сто лет.



Александр Гладков, драматург, 25 лет, Москва:
14 сентября.
День МЮДа.
(Международный юношеский день (МЮД) — международный праздник молодёжи, проводившийся в 1915 — 1945 годах). На трибуне мавзолея Сталин, Молотов, Микоян, Чубарь и др.
Крыленко снят с наркомюста РСФСР, но оставлен наркомюстом СССР. Наркомюстом РСФСР назначен Антонов-Овсеенко, о котором уже ходили всякие слухи. А интересно, собственно, что сейчас делает юстиция?
Партгруппа ССП вчера разбирала дело о защите поэтом А. Твардовским в Смоленске некоего Македонова, «агента троцкистско-авербаховской банды». Могут исключить.
Встали чудесные, безбрежно-ясные, теплые дни. Рынки завалены фруктами и цветами.




Александр Афиногенов, драматург, 33 года, Переделкино:
14/IХ
День такой, как будто природа спешит вознаградить меня за все переживания — и солнце льется с неба, жаркое, небо синее без облачка — приятно лечь на траву и смотреть в небо, следя за собственными мыслями. Жить не торопясь, любя и жизнь и людей, и если возможно, уехать подальше отсюда — к солнцу, теплу, простоте и работе.
Пильняк приходил вечером, советовал уехать куда-нибудь и начать работать. Кем? Журналистом. Как будто я уже перестал быть писателем, как будто моя работа — не пьесы и роман
(Начиная с 1935 г. Афиногенов работал над романом «Три года». Роман остался незавершенным. Первые девять глав опубликованы в журнале "Театр" 1958, N 3. Рукопись хранится в РГАЛИ. В 1936–1937 гг. он писал пьесу "Великий выбор" для конкурса пьес к 20-летию Октябрьской революции.), а что-то другое... Уж тогда, конечно, не журналист, а шофер — это даст мне возможность передвижения, только бы не сидеть на стуле в канцелярии и не мотаться в поисках репортерских заметок. Но сейчас мне никуда нельзя ехать. Надо сидеть на месте, тихо, читать, отдыхать, набирать сил... Надо еще очень много набрать сил для дальнейшей жизни, ведь даже и написав роман, его надо будет отстоять — мое имя будет пугать многих даже через годы... Хотя тут ничего нельзя сказать — наша жизнь тем и замечательна, что быстра и великодушна — через два-три года все будет по-иному в отношении ко мне.
Как изменились мои записки, почти ничего о природе и людях — все о себе, своих мыслях. Вероятно, потому, что не с кем поговорить поглубже, все остается в самом себе, все перегорает, и оттого надобно излиться хоть на бумаге. Когда перечитываешь написанное за неделю-две назад, странным кажется наплыв, какой приняли мысли, — и много нужно усилий, чтобы вспомнить, почему именно об этом и в таком тоне я тогда писал.
А я еще очень слаб физически мне бы теперь месяца три покоя, так чтобы лежать не двигаясь, гулять не торопясь, читать медленно и про себя, и чтобы ни один звук внешнего мира не доносился до меня. Вот тогда я смог бы поправиться по-настоящему, нервы мои окрепли бы, я бы вновь стал стремиться к передвижению и действию. А сейчас мне нужен только покой. Покой в себе и во вне. В себе этот покой уже достигнут. Но внешнего покоя еще мало, каждый день-два мелкие неприятности, дерганье, все еще надо бороться за право работать и жить среди людей... Ох, сколько на меня навалено сейчас — недоверие, подозрительность, желание избавиться, хватило б только сил все это сбросить, доказать, что я совсем, совсем не такой — и потом уже предъявить сделанное мною за это время. Думаю, что лучшим ответом на все будет именно написанный роман и пьеса.
*
Не могу не думать об Иванове и его речи. Как он сам объясняет себе ее? Ему ужасно неловко сейчас. Вряд ли речью против меня он заслужил очень большое к себе уважение. Вот если б меня забрали — другое дело. Все подивились бы его прозорливости. Но этого нет, и вряд ли будет, и он ходит и мучается от собственной слабохарактерности и трусости...
Днем у Дженни было объяснение с Тамарой. Они ходили по дорожке кругом перед домом, я не слышал их слов, только жесты, да еще когда подходили ближе, вырывались отдельные слова. Потом Дженни рассказала мне — Тамара пыталась объяснить речь Всеволода необходимостью отделять частное от общественного... он не сомневается в невиновности Александра Николаевича, но ведь он секретарь союза, он должен был так выступить... Вот философия двурушничества! И потом: "Вы, Дженни, слишком прямолинейны, теперь надо уметь жить компромиссами"... Но даже и она была все же смущена. Они говорили долго, потом простились, и Тамара ушла.
А днем, лежа на солнце, я видел, как они вдвоем пришли откуда-то и для того, чтобы не поздороваться со мной через забор, свернули сразу от ворот влево...
Так кончилась дружба.
Вечером пришли Пастернаки. Пока мы играли в карты, он сидел на диване и читал по-английски, потом просматривал Вебстера, он поражает меня жаждой знать больше, не пропускать ни одного дня, он прекрасный пример одухотворенного человека, для которого его поэзия — содержание жизни.




Михаил Пришвин, 64 года, Москва
14 сентября.
Начинаю привыкать к дивану и тахте. Начинаю понимать город внизу: он не так велик, как тесен, сжимает.
Был Титов — тип Замошкина, Руднева и др. «отцов» (отцовское чувство утончается и становится на место материнского).
Зуев — болтун бедный, потом Лева и Андрюша, современная молодежь. Вечером на закуску величайшая пошлость: «Петр I» А. Толстого в кино.
Чертами «Короля» изобразить «Пахана».
«Держать себя» как особое искусство.
Веришь — не веришь, все равно это надо скрывать, и вот надо средство держать себя.
По наивности (а может быть, так и надо) многие думают, что его «я» есть нечто вроде присоса ко всему миру и что такой присос свойственен всем. Но есть люди (короли), которые думают, что «я» и есть весь мир и всё и что другие «я» — это его уже дело, а мы ничего общего с ним — вот это короли.
Бывает не у всех людей, но у многих бывает утомленность самим собой, когда выглянешь из себя в другое «я» и о самом ничтожном с виду существе подумаешь: а и там ведь тоже единственное в мире «я», при всем ничтожном внешнем положении самое значительное и ничем и никем не заменимое...
Был сильный дождь, и воздух даже на глаз очистился. Перед закатом солнце опускалось в большую синюю тучу. Самолет, как муха, пролетел между солнцем и тучей. В прозрачном воздухе с необыкновенной четкостью поднялись Воробьевы горы. А дома умытые как бы лицами повернулись к моему окну, и стало понятно от этого, что вовсе уж не так-то их и много в сравнении с тем пространством от самолета между солнцем и тучами до Воробьевых гор. Не так-то много, но теснятся они и закрывают собой..
.



Иван Майский, дипломат, 53 года, представитель СССР в Лондоне:
14 сентября.
Хор-Белиша, новый военный министр, встретив меня на обеде в ФО 9 июня, неожиданно подошел ко мне и весьма оживленно заговорил о своем большом интересе к СССР и о своем желании как-нибудь побывать у нас, посмотреть страну, людей и, конечно, армию. Я вежливо одобрил мысль Хор-Белиша, но никак не ангажируясь, ибо мне еще не совсем ясно было, как бы в Москве отнеслись к намерению военного министра. А он продолжал все более энергично: «Когда у вас бывают маневры?» Я ответил, что обычно осенью, в августе-сентябре. Хор-Белиша, несколько прищурившись и хитро глядя на меня, вдруг бросил: «Что ж, если бы я получил приглашение на ваши маневры, я, пожалуй, поехал бы».
Я снесся с Москвой. Возражений против приезда военного министра на маневры, которые намечались на сентябрь месяц, не было. Обещали прислать ему специальное приглашение, если будет уверенность в том, что оно будет принято. Однако указывали, чтобы я не напрашивался, и все предоставил инициативе самого Хор-Белиша. Я больше вопроса по собственной инициативе не подымал. Военный министр тоже. В результате поездка Хор-Белиша пока не состоялась.
А сейчас он во Франции на маневрах под Страсбургом. Начальник Генштаба генерал Деверел, в свою очередь, на маневрах в Германии. Англичане обязательно хотят «равновесия»!
В разговоре 9 июня Хор-Белиша, между прочим, бросил любопытную фразу: «Если я поеду к вам, то непременно минуя Германию». Военный министр не поклонник Гитлера. К тому же он еврей.



Дневник дрейфующей станции "Северный Полюс-1"
Эрнст Кренкель
, 33 года, радист:
14 сентября.
На ночном дежурстве снова крутил с Ширшовым лебедку. Делали глубоководную станцию на 3 500 метров. Крутили 3 часа в одних фуфайках, несмотря на 15-градусный мороз. Погода штилевая. В полночь своим нижним краем солнце чуть касается горизонта. Солнце огромное, багровое, просвечивает сквозь осевший на горизонте туман. Сфотографировал солнце несколько раз; может быть, что-нибудь и получится.
Работали до утра. Утреннего чая не ждал, лег спать.
За обедом третий день едим грибной суп, на второе — лапшевник на молоке и на третье — вчерашний молочный кисель. Сугубо диэтический обед. После лапшевника решил подкрепиться колбасой.
Днем отличная погода. На антенне и других предметах густо осел иней. Выглядит это очень красиво.
Узнал, что Махоткин на самолете снял состав станции с мыса Оловянного и доставил зимовщиков на мыс Челюскина. Значит, Оловянный обезлюдел, зимовка законсервирована. Жаль! Наверное, все мое имущество на Оловянном пропадет. Особенно жаль «полярную библию» — книгу Гельвальда. Да и вещей памятных там много осталось.
Вечером мастерили радиосклад. Сначала думали все хозяйство поместить в одном ледяном складе, но вещей оказалась целая куча. Дмитрич просчитался. Решили строить еще и радиосклад.





Иван Папанин, 42 года, начальник станции:
14 сентября.
На несколько минут выглянуло солнце, и Женя, конечно, воспользовался этим, чтобы сделать астрономические наблюдения. Однако вычислить координаты не успел.
Солнце теперь от нас прячется. Оно пробивается сквозь тучи, серые и тяжелые, словно только для того, чтобы проверить, живем мы еще на льдине или нет. Живем, живем, наше дорогое светило, но без тебя тоскливо и скучновато.
Я откопал из-под снега летнюю гидрологическую палатку, которую занесло во время пурги. Потом взял ружье и ушел. Я, правда, уже не надеюсь на удачную охоту, но с ружьем веселее идти. Вдруг путь мне преградила река. Вот и результат вчерашнего толчка. Трещина разошлась, и ширина ее достигает уже трехсот метров. При большом ветре здесь может быть много бед. За трещиной теперь надо следить каждый день, каждый час.
Вернулся в лагерь, заправил примус, разогрел обед и разбудил Теодорыча. После обеда мы с ним снова строили крышу для склада.
Петр Петрович обрабатывал гидрологические станции. Он сидит, склонившись над записями, склянками, как алхимик. Я стараюсь не мешать ему, не беспокоить, не отрывать.
Это очень много значит, когда человек влюблен в свое дело. Но еще больше, когда он увлечен будничными и кропотливыми опытами, которые и рождают открытие. Петрович, этот молодой ученый, человек советского воспитания, настоящий исследователь, для которого в работе важны каждая деталь, каждая мелочь; все новое волнует его и приобретает для него особый смысл.
В жизни людей — я знаю это по опыту — бывают такие периоды, когда для достижения цели надо мобилизовать всю волю, энергию, знания, подчинить этой цели свои чувства; когда нужно, наконец, собрать в кулак все свои внутренние ресурсы, то есть то, что дано природой и приобретено жизненным опытом. Вот в таком именно состоянии находимся мы все, живущие на дрейфующей льдине в Центральном полярном бассейне. И поэтому так велика наша уверенность в успешном решении всех научных задач, какими бы трудными они ни казались для тех, кто смотрит на нас с Большой Земли.

Оставить комментарий

Архив записей в блогах:
Тут ведь какое дело? Познер - дядька умный, образован, подкован и опытен. Но я его не люблю. С тех самых пор, когда он спиздел в первый раз - моё поколение помнит знаменитый телемост с его фразой про "американскую рулетку" ( мол в СССР так называли то, ...
Забыть в винегрет горошек кинуть, не ошибка, а проба пера. Забыть посолить - вкусовой эксперимент. Полтора часа варить морковку - "я не забыл, а что бы мягче была". В доме пахнет мимозой и каким-то кулинарным отчаянием. Скоро запахи начнут четко ассоциироваться. Пахнет мимозой - беги! ...
Чем сильнее становятся евразийские идеи и чем отчетливее они воплощаются в реальных политических шагах, тем больше они вызывают ненависти у Запада и его агентов в России Поводом для написания этого текста стало обращение Владимира Путина к Федеральному собранию и синхронное одобрение а ...
Вчера прогулялась в «Нездешний сад», потому что хотела, по времени всё прекрасно совпадало, а вчера ещё и погода снова оказалась благосклонна и к вечеру немного похолодало и появился ветерок. Поэтому ехать в Москву, куда-то в асфальтово-бетонную часть города оказалось вполне норм. Судя ...
Сегодня где-то далеко на серверах Google лежат 50-60 петабайтов оцифрованных книг. Вот они, только руку протяни. Но доступ к ним имеют лишь несколько инженеров компании, ответственных за то, чтобы никто другой не получил к этим книгам доступ. Это цитата из статьи с длинным названием " ...