Золотые века

maxim_akimov — 21.05.2010

Наверное, процентов девяносто россиян, и не только россиян, на вопрос: «В каком веке вы хотели бы жить? - отвечают, - Ну разумеется в девятнадцатом! Нынешнее время - не для меня, я создан (или создана, нужное подчеркнуть), для века минувшего! Меня случайно занесло в двадцатый век. А вот в девятнадцатом, в золотом веке русской литературы, в веке Достоевского и Толстого, веке аристократических традиций, веке дуэлей и чести…, и прочая и прочая…, вот в этом веке я и хотел бы жить!»
И показатель - девяносто процентов - это среди обычной публики, а среди романтически настроенной - все сто.

Чего же мы видим нынче? Недавно отгремел век двадцатый - век фантастический и небывалый, такой, что уж две тысячи лет ничего подобного не происходило; такой что легенды появлялись, почти сразу после событий, желавших стать легендами; такой, что предсказать его никто не мог, да и постичь никто не сподобился!
В этом веке население земли росло так, будто, и впрямь, на события века двадцатого хотело поглядеть побольше народу, явившись к нам из иного мира.
Да чего в нём только не было! А уж в России и подавно! Черпнула она полной мерой - и фантастическая слава ей выпала и удивительные парадоксы, на пути, и прорыв в космос из руин разрухи, в которую погрузила её крупнейшая Война тысячелетия; но эта же Война покрыла её и славой, славой немыслимой, которой никогда не перестанут завидовать. Ну и черноты досталось, разумеется. Причем, и она была, как на подбор! Не абы какая - качественная, тягучая, с настоящими страстями!

И вот, нынче, мы видим уже немало людей, причем независимо от возраста (и всё чаще молодых), которые говорят, что нынешний век - не их век, что он суетный, злой, жестокий, циничный и пустой, а вот прошедший, прогремевший, недавно, двадцатый - век их мечты, в нём и страсти были совсем не пусты, и картины были ярче невозможного, и жить и умирать было увлекательно.
Двадцатый век становится мифом и он им станет, вот увидите! Он станет золотым мифом, мифом удивительным, быть может он затмит греческую античность, поспоря с эпохою богов, певцов и героев.

Между прочим, я и сам, говоря, недавно о совесткой античности, об эпохе певцов и героев, приводил в пример Высоцкого. Он был настоящий. Наверное, это масштаб античного героя. По крайней мере, по степени воздействия на умы и души, он античен, как олимпийцы. А Булгаков? Это герой-мученик с одной грани, интеллектуальный сибарит - с другой. Булгаков - то чудо, которое явилось неожиданно, и стало классическим случаем, о котором говорят, что художник обогнал своё время. Чудо Булгакова, и его феномен, ещё будут разгадывать и разгадывать! Это фантастическая величина.
А Ахматова! Монашенка-блудница! принявшая смертельные муки, но не прогнувшаяся нисколько! Это ведь античная фигура, фигура колоссальная. Она бранила Сталина, но она имела на это основания, имела силу и право.
И я уже не говорю о Гагарине, Королеве и Янгеле, я не стану упоминать о полярниках, ведь всё это и аргонавтам не снилось.
А темень! Какая в двадцатом веке была темень! Почти столь же непостижимая и космическая, как и свет этого века.

Думаю, мы ещё не знаем века в котором прожили, о нём будет рассказано позже, рассказано стихами, бесконечно новыми по форме и способу мысли, живописью, трёхмерной, или более, всей той воплощенной фантастикой, что снилась умам двадцатого.
И миф, восставший миф! Я уже слышу как он растёт, будто гигантский цветок, коему не страшны ураганные ветры! Я уже вижу, как он готовится подняться во весь рост и закрыть своей необычной яркой тенью огромные пространства дав прохладу и упоение, в которых нежатся интеллектуалы и романтики, спасаясь от палящего зноя настоящести.

И мне не кажется, что нам лгут о девятнадцатом веке, что мы, начинавшись прозрачного и витиеватого Тургенева, видим этот век идеальнее и тоньше; или поверив Толстому, считаем его более чувственным и более способным любить, ненавидеть и жертвовать собой; или вникнув в глубину мысли Достоевского, величаем девятнадцатый более пронзительным, жертвенным и правдоискательским. Или поверив своим же фантазиям, почитав неумелые и трогательно-наивные стихи из девичьей тетрадки, о балах и каретах, рисуем себе что-то более романтичное и редкостное, чем было в действительности.
Нет и нет, мы не обманываемся, всё так и есть, как нам светится в романтической грёзе! Просто век ушедший, именно таков, каковым он видится издалёка глазами восторженного мечтателя. Именно восторженного и верящего, ибо ему доступен космос, чтоб глядеть и чувствовать. Сказал же Есенин: «Лицом к лицу лица не увидать, большое видится на расстоянье!»
И миф о девятнадцатом веке правдив и кристален, он тоже - реальность, реальность окаменевшего цветка, реальность последнего слова отчаянных спорщиков, реальность вечности. Миф о девятнадцатом веке точно также реален, каков будет миф о двадцатом. Миф о двадцатом - миф фантастический, миф незабываемой яркости и силы, миф холодящий кровь и будоражащий разум.

И не успел я расстаться с мифом девятнадцатого века, проститься с семейными преданиями, с мечтами поговорить с Толстым, увидать след беглого Наполеона и занятый русскими Париж, прокатиться на экипаже и поступить в гусары, поспорить с Пушкиным и вызвать его на дуэль, взглянуть в глаза Достоевского… и вот я уже вижу глаза новых людей, которых обволакивает мифология моего века, моего родного и тяжелого, печального и радостного, века двадцатого.
И вот, я зарываю глаза и вижу удивительные картины, что придут кому-то и останутся в романтичном сознании: я вижу взлёт Гагарина, вижу знамя над Рейхстагом, вижу лица вернувшихся с Войны солдат и незабываемость света, что струится из глаз тех женщин, которые дождались, вижу радость, будто золото высшей и чистейшей пробы, вижу горе, небывалое и космическое. И я углубляюсь дальше к истокам века, вижу темень булгаковскую, вижу его звёзды, вижу летающую ведьму над головами атеистов, вижу светлые кудри Есенина, один поворот головы которого стоил любой женщине покоя, вижу пистолет, из него готов застрелиться Маяковский, вижу как этот титан читает свои стихи, а по жилам слушателей бежит электричество. Я вижу Ахматову и её немыслимый спор со Сталиным.
И она выходит на сцену - тонкая, потрясающая, немыслимая, и каждое слово падает жемчужиной, и каждая слеза становится алмазом, облеченным в золото.
И я беру томик стихов Ахматовой, и вновь и вновь читаю о том, что ни одной минуты своих немыслимых страданий она бы не променяла на уютный покой благополучности, на стакан дорогого и полезного кефира, на банальность обыденности. Она страдала, будто выходила на сцену, была на грани самоубийства, а потом наступала ночь, она садилась писать…, и она не лгала, она творила миф, миф античной силы, миф двадцатого века.
И вся фантастичность страданий, и вся необъятность радости победителей, и все непостижимости контрастов, будут принадлежать уже другим людям, людям не видавшим двадцатого века вблизи, но полюбившим его издали, людям что станут обожать его, как героического предка, как одного из богов, певцов и героев.

Оставить комментарий

Популярные посты:

titus

Какие возможности открывает для поклонников азартных игр Monro Casino

e_kaspersky

Сквозь туман Стамбул не светит. Посему делу время, а потеху оставили на потом.

iz-vekova

Сегодняшнее утро

aniskin1968

Шольц: Россия «любой ценой» пытается присвоить труды Канта. "Кант не одобряет

elmaspb

Доброе утро!

bibkniga31

"В апреле семь погод на один день"

amarok_man

Боялись электросамокатов?! На смену идут другие скоростные табуретки...

padolski

Разногласия по вопросу ЭКО: Франция расширяет доступ, США ограничивает

ru_aviation

ДАКС-2022 ч4-1: дельталет и Як-52.

• Ранее
• Архив