Найду в себе смелость сказать честно

maxim_akimov — 11.04.2010

Вчерашний день так много всколыхнул в нас и он изменил так много, он был по-булгаковски необычен, будто и впрямь тот день, когда сводятся счёты.
В самом начале, когда я только узнал ту самую новость, я, в порыве, написал совершенно откровенный пост. Разумеется, он был о том, что случившееся стало знаком разоблачения лжи, что теперь не останется сомнений в том, что неправы не мы, а те, кто требовал от нас унижений.
Однако, в первые же минуты меня сразу удалило трое человек (мне на почту приходят уведомления, потому я, всякий раз, узнаю мгновенно), и тогда я совершил, пожалуй, малодушный поступок, я удалил свою запись, решив, что она слишком цинична и может ранить кого-то, или выставить меня в нехорошем свете. Я, как обычно, очень боюсь задеть чужие чувства и потому стараюсь избегать излишней циничности. Хотя, удалившие меня люди никакого отношения к Польше не имели.
А чуть позже, и подавно, мне стало мучительно жаль близких тех поляков, и самих пострадавших, я представил, что немало людей, жизнь которых была обеспеченной и сытой, которым, в отличие от меня, есть что терять, лишились вдруг всего, к тому же, наверняка скорбят о близких.
Но сейчас, когда прошли сутки, я соберу всё своё мужество и всё же скажу вслух то что я должен сказать самому себе и тем кто хотел бы меня осудить: Произошел суд судьбы. Судьба указала на неправых.

Варшавские господа летели в Смоленск призывать мою страну к покаянию и унижениям, летела уже вторая группа призывателей, хотя первая была только что. Однако, игра, как велась, так и ведется в одни ворота, те же поляки, отчего-то не собираются каяться за гораздо более чудовищное преступление против военнопленных, причем объективно доказанное, имевшее место без сомнений, совершенное в двадцать первом году.

Однако, всё это предания старины глубокой, никто в России не собирался призывать никого к унижениям и покаянию, никто уже не требовал этого. Мы даже немцам всё простили, сказав себе: «Кто старое помянет…» даже Берлинская стена разрушена с нашего одобрения, мы и День Победы празднуем со всеми вместе, не гнобя ни немцев, ни венгров, ни финнов, ни итальянцев.
Но мою страну и меня конкретно, всё донимают и донимают требованиями преклонять колени, всё желают делать некий бизнес на спекуляциях историческими жупелами, всё хотят придумать что-то, чтоб удержать искусственно оттянутый маятник, давя лживыми жупелами «катыней».
Но если призывают к покаянию мою страну, унижая моё чувство и заставляя испытывать стыд перед памятью покойных героев Войны (за то что я гляжу на всё это и бездействую), то передо мной, однако, никто каяться не собирается. А ведь по моей личной, по моей конкретной судьбе, проехалась всеми четырьмя, колесница «победы в холодной войне».
Те, кто читает меня, наверняка знают о том, что происходило со мной в девяностых, как по причине несчастливого стечения обстоятельств я вынужден был оказаться на улице, лишившись всего, что было у меня в советское время. И как же радовались, как же ликовали все те люди, что призывают сейчас Россию каяться! Как же им нравилось всё то, что происходило с Россией! И когда я, по сути ещё ребенок, был вышвырнут из своей жизни на грязные астраханские улицы, я увидал много всякого, я видел как происходит намеренная наркоманизация, на моих глазах умирали молодые ребята, мучаясь от ломки, приняв, в свои вены, зелье, в котором половина мела. Как уничтожали мой народ, совершали самую подлую из всех возможных диверсий - убивали молодежь. Происходила новая «Опиумная война», по старому сценарию. Да и сейчас она ещё не закончена, если Америка и Британия воюют в Афгане за наркотики для Росси.
И умерли миллионы! Молодых! И новых уже не нарожают! По крайней мере не сейчас.
Но тем, кто нынче призывает каяться мою страну, им не повезло со мной. Я всё это помню и видел каково оно на самом деле. Но кто бы знал, чего мне стоило вернуть себе нормальную жизнь, получить образование, не остаться в том что со мной было. А ведь столько людей сломалось.
Моя Астрахань находилась на границе всего чего только возможно, и на границе со здравым смыслом. Я видал как распространяются экстремистские националистические брошюры, привозимые из турецких типографий, где были отпечатаны на американские деньги, как умело организуют «подъём национального самосознания» и провокации, я видал как кромсали мою страну, действами по принципу: чем хуже для русских, тем лучше.
И какой резкий был контраст! После того как Троянский конь выпустил своих «героев», после того, как Горбачев впустил в Кремль «гайдариков», всё резко пошло вразнос. Страну кромсали, разворовывали. Молодежь, фактически, уничтожали. То что я видал в девяностых было невозможно при Советах.

И всё это радовало, радовало весьма сильно, вызывало ликование! И ликовали, в том числе и конкретные те, кто нынче всё требует покаяний от моей страны, желая причинить мне новую боль. По сути глум и стёб - разговоры о том, что в России при Ельцине была демократия, по сути мерзкий удар ниже пояса, запрещенный удар. Но он радовал, очень радовал. Многие люди в США, многие люди в Британии, многие люди в Польше ликовали, глядя на мои беды!
Меня никто не пожалел, ни один из западных деятелей не призвал прекратить диверсии против России, понимая, ЧТО происходит с моим народом! И никто не собирается каяться передо мной нынче!
Легко рассуждать о покойниках, которых давно нет! И гораздо сложнее ответить перед живыми.

А вчера я прочитал довольно много о событиях в Катыни, и если раньше у меня были сомнения и оставались какие-то основания подозревать некую неправоту, хотя бы частичную неправоту Советских властей, то сегодня сомнений у меня уже не осталось. Я прочитал о многих фактах, свидетельствующих, в данном вопросе, против гитлеровцев, но самое главное я увидал информацию о том, что знали и чего помнили непосредственные очевидцы, земляки, смоляне. И тогда я понял почему о «катыни» стали особенно рьяно говорить именно сейчас, когда все они умерли.

И теперь я вновь скажу то, что у всех на устах, и то, что не должно быть лицемерно скрываемо: Произошел акт справедливости. В мою страну летели враги, они намерены были вредить ей, хотели вновь отнять что-то. Никакого права на это они не имели, ни морального права, ни силы, лишь пользуясь прикрытием запада, что и продавливал ту самую, немецко-польскую версию «катыни» (очень выгодную и Германии, что владеет эмиссионным центром, под властью коего находится и Польша), польские деятели рассчитывали проехать под дурочку, но в то же время выставить себя героями. Они не могли не знать подоплёки всего этого (не даром же две трети документов по «катыни», находящихся у поляков, так и не были раскрыты и предоставлены российской стороне).
Они хотели поживиться здесь. Но судьба решила иначе.
Я не могу радоваться. Поскольку радоваться тут нечему. Но я не стану и лицемерить. Идёт война, она не прекратилась в девяностом, а лишь фронт её был переброшен вглубь наших земель, вновь дойдя до Смоленска. Но под Смоленском поляки находили свою погибель, не раз и не два. Нечего им соваться туда за поживой.
Путин не мел права преклонять колени от имени страны, поскольку мы - его народ, не уполномоливачили его делать это. Он совершил не вполне хороший поступок, руководствуясь некими выгодами. Но ещё большую подлость совершали те, кто стремился вновь поживиться и поглумиться. Играя и на чувствах самих поляков, раздувая «катынскую истерию» (но помалкивая о гораздо большей вине самой Польши в уничтожении военнопленных), эти люди стремились заработать себе славу неких борцов, что принудили Россию прогнуться и отступить, принудили её склонить голову.
Но мы никогда ни перед не преклоняли головы, и как бы не было тяжело мне, я никогда не унижался. И готов ответить на всякий вызов.
И хотя, нынче, руки у меня, и таких как я, были связаны веревками, сплетенными из лжи о «катынях» и прочих «будапештских восстаниях», являвшихся, как оказалось, провокациями против моей же страны, но судьба решила отдать правоту мне.
И я видел как люди, приехавшие подобно циничным монгольским баскакам, не сумели доделать своё подлое дело. На этой войне они проигравшие, хотя ещё недавно казалось иначе.

И кто осудит меня за эти слова? У кого есть право меня судить?