Заблуждения троцкистов
new_rabochy — 13.01.2022Энтризм, фракционность и сектантство, а не ленинская борьба против оппортунизма
1.
Троцкизм - одно из основных направлений, претендующих на ленинское начало. Он похож на «альтернативу сталинизму». Но на самом деле троцкизм и сталинизм представляют собой близнецов — ревизионистских противников марксизма.
Троцкий рассматривал фракционность как единственный способ противостоять неправильным взглядам и плохой практике внутри организации. Подобное отношение он имел и к рабочему движению в целом. Он стремился заменить ленинскую концепцию вовлечения масс в сознательную борьбу против оппортунизма фракционной борьбой против плохих лидеров и схемами автоматического привлечения рабочих к революционным действиям без их сознательного принятия социалистического сознания. Это было основой для того своеобразного сочетания сектантства и реформизма, которое характерно для троцкистского движения по сей день.
В начале своей политической жизни Троцкий осудил Ленина за его борьбу с меньшевиками. Троцкий считал это тираническим и жестоким актом против активистов, которые, как он ошибочно полагал, в конечном итоге объединятся в социалистической революции. Некоторое время он был лидером меньшевиков, но в основном вращался среди различных группировок и стремился создать свою собственную группу. Позже, когда он примкнул к большевикам, он признал, что был неправ, выступая против борьбы с меньшевиками. Но он видел свою ошибку просто как неверную оценку конкретных лидеров и неспособность проявить жесткость в организационных вопросах.
Большая часть троцкистских теорий будет касаться того, в какие оппортунистические тенденции «вступить» или примириться с ними. Следует ли ориентироваться в работе на сталинские партии или на социал-демократов? Профсоюзные бюрократы или политические функционеры различных режимов? Должен ли это быть «глубокий энтризм» на длительный период или кратковременный «энтризм» для получения немедленной «перегруппировки»? Таковы причины правого уклона большей части троцкистского движения.
Может показаться странным разговор о пренебрежении Троцким борьбой с оппортунизмом, поскольку Троцкий был известен своей многочисленной ожесточенной полемикой против Сталина и других партийных лидеров. Но Троцкий часто делал это на личном уровне. Он боролся за лидерство, стремясь либо вытеснить соперников, либо, если это было невозможно, вовлечь их в коалицию, даже в частном порядке обращаясь с такими призывами к Центральному комитету сталинской коммунистической партии Советского Союза в середине 30-х годов. Таким образом, жестокое и насмешливое пренебрежение Троцким к другим лидерам и течениям чередовалось с попытками примирить те же течения и лидеров или даже сосуществовать с ними. Он считал, что простой сменой руководства оппортунистические организации превратятся в революционные; он не видел необходимости в относительно длительной работе по созданию независимого революционного течения, соответствующего его традиций партийного строительства, и по развитию самостоятельной политической жизни.
Таким образом, Троцкий в конечном итоге продвигал ряд взглядов и практик, которые подрывали борьбу с оппортунизмом и дезориентировали относительно тактики «единого фронта». Более того, его риторический талант оттенял тот факт, что он был близорук по отношению к теоретическим и практическим ошибкам сталинизма и других оппортунистических течений. Его анализ имел тенденцию сводить разницу между ним и сталинизмом к громким, но пустым формулам, например, что он был за перманентную революцию, а Сталин нет, или он был за единый фронт, но не за народный фронт. У него был талант делать эти формулы захватывающими, но при внимательном рассмотрении оказывалось, что за ними скрывалась близость его взглядов и практики со взглядами и делами сталинистов.
2.
Троцкий часто переходил на личности. Он мог выражать свои оскорбления политическим языком, но он стремился дискредитировать своих оппонентов персонально, облив их грязью. Одни и те же люди, у него, могут быть представлены как безупречные революционеры с замечательным характером или как ничтожные личности, движимые низменными личными мотивами к предательству пролетариата, в зависимости от того: соглашались они или не соглашались с Троцким.
Его восторженный биограф Исаак Дойчер отрицает этот очевидный и общеизвестный факт. Он изобразил Троцкого высокосознательным человеком, великодушным и снисходительным по отношению к своим оппонентам, при этом еще и пекущимся об их чести.
Но взгляните сами на полемику Троцкого. Он неоднократно опускался до моральной расправы даже своих последователей. Например, Виктор Серж был одним из самых талантливых троцкистских публицистов. Его преданность Льву Давыдовичу можно увидеть в подобострастной биографии «Жизнь и смерть Льва Троцкого», которую он написал в соавторстве с вдовой Троцкого Натальей Седовой через несколько лет после его смерти. Троцкий высоко оценил Сержа до тех пор, пока они не разошлись во мнениях по некоторым вопросам, после чего он начал безудержно поносить его. Дух Троцкого отражен в следующем отрывке, который был найден среди его бумаг в Мексике:
«Что же Виктор Серж представляют сегодня в рабочем движении? Язву его собственных сомнений, его собственной растерянности и ничего больше! [ . . . Что люди типа Виктора Сержа представляют? Наш вывод прост]: Они многословне, кокетливые моралисты, способные приносить только неприятности и разрушение, такие должны быть исключены из революционной организации, даже расстреляны, если это необходимо».
Проклятия Троцкого в адрес Сержа не были единичным случаем. Испанские троцкисты из POUM (Рабочей партии марксистского объединения) были когда-то самыми многочисленными последователями Троцкого, но из-за своих разногласий с ним они стали мишенью фракционной и подрывной деятельности Четвертого Интернационала. Одно из разногласий касалось вопроса о том, следовало ли вообще создавать POUM или ли испанские троцкисты должны вступать в испанские социал-демократические организации? Вот как Троцкий описал мотивацию Андреса Нина, лидера POUM, в этом споре:
«. . . На все наши увещания, посвятить себя всецело социалистической молодежи, мы получили в ответ только пустые увертки. Нин был слишком привязан к «независимости» испанской секции, то есть к своей собственной лени, чтобы его – дилетанта, не беспокоили великие события».
Вопреки Дойчеру, такая полемика была попыткой не сохранить честь Нина, а представить его ленивым дилетантом. Действительно, Троцкий дошел до того, что объявил Нина «преступником». Он «обосновал» это аргументируя тем что, дескать если бы не Нин, то вся социал-демократическая молодежь в Испании стала бы троцкистской . А откуда Троцкий это мог знать? Он утверждал, на основании того, что, они, вероятно стали бы троцкистами, потому что в основном они уже стали сталинистами. Те, кто думает, что троцкизм и сталинизм диаметрально противоположны, могут в недоумении пожать плечами: почему Троцкий вообразил, что превращение в сталинистов предвещает, дальнейшее обращение в троцкизм? Так веровал сам Троцкий.
Троцкий, таким же образом обращался и с французскими троцкистами, вынудив даже своего сына Леона Седова, который был его заместителем в мировом троцкистском движении, сетовать, что это не просто причуда, а сознательный метод. В своем письме письмо матери он писал:
«Я думаю, что все недостатки отца не уменьшились по мере того, как он стал старше, более того под влиянием его изоляции, они только обострились. Отсутствие терпимости, вспыльчивость, даже грубость, его желание унизить и непоследовательность являются не «личным недостатком», - это метод и отнюдь не лучший для организационной работы».
Этот метод, Троцкий освоил намного раньше в своей политической жизни. Он использовал его еще в полемике с Лениным с 1903 по 1917 год. Их разногласия начались на II съезде РСДРП в 1903 году. Троцкий решительно выступил против ленинской борьбы с оппортунизмом. Он стремился придать силу своим аргументам невероятным шквалом нападения на личность оппонента. Он выставил Ленина «карикатурой на Робеспьера», «отвратительным», «распутным», «демагогическим», «злобным и морально отвратительным» человеком, сторонником «эгоцентризма».
Такая полемика сопровождалась несдержанностью и личными оскорблениями. Даже сочувствующий Троцкому, его биограф Тони Клифф признает, что, когда начался раскол между меньшевиками и большевиками, Троцкий был самым ревностным в поливании грязью Ильича и «превзошел Мартова, Плеханова и Засулич в жесткости своих нападок».
Пока он не изменил свое отношение к большевикам в 1917 году и не присоединился к ним, Троцкий продолжал нападать на характер Ленина . Например, в 1913 году он написал письмо вождю меньшевиков Чхеидзе, в котором утверждал, что «все здание ленинизма в настоящее время построено на лжи и фальсификации» ; он называл Ленина «глубоким эксплуататором всякой отсталости русского рабочего движения».
До II съезда Троцкий относился к Ленину более чем положительно. Да, и после того, как он присоединился к большевикам в 1917 году, он вдруг резко отказался от своего осуждения Ленина без комментариев. Таким образом, ясно, что у него не было никаких причин очернять Ленина, кроме одной - единственной, он имел с ним политические разногласия и все средства для него были хороши. Троцкий всегда считал, что с ним могут не соглашаться только люди с плохим характером. Такая «женская логика» относительно характера оппонента оправдывала в его глазах данный способ урегулирования политических разногласий. Или, как выразился Леон Седов в отношении перехода Троцкого на личности своих товарищей: это был не личный недостаток, а «метод».
Троцкий использовал этот метод против большинства своих противников. Это само по себе не доказывало, был ли он прав или неправ по политическим вопросам в своих различных полемиках. Это зависело от содержания затронутых вопросов. Но наступает момент, когда сам метод аргументации имеет политическое значение. Привычка Троцкого к политическому троллингу укоренила в нем склонность обвинять в каждой своей неудаче или ошибки или плохой характер других. Вместо того, чтобы рассмотреть, требуют ли эти неудачи пересмотра его собственных взглядов и выводов, он сосредоточил основное внимание на людях, а не на анализе объективных изменений в мире.
Такой отрицательный пример Троцкого оказал большое влияние на его последователей. Его экстравагантные личные нападки были одним из источников пресловутого сектантства, которое до сих пор остается одним из аспектов троцкистской практики. Это ярко проявляется в некоторых левых троцкистских группах, которые используют самый хамский сленг для критики всех кто с ними не согласен. Это хамство также отразилось во внутренней организационной практике троцкизма: троцкистское движение хорошо известно агрессивной и скандальной внутренней жизнью большинства своих групп. Это происходит в троцкистских тусовок самых разных тенденций, независимо от того, считают ли они сталинские режимы своего рода «рабочим государством» или считают их государственно-капиталистическими; хотят ли они внедриться в социал-демократические или сталинистские партии; осуждают ли они массовые движения или стремятся завоевать их расположение, скрывая свою политику. Это всё — наследие бессовестного метода Троцкого. Не один только Леон Седов отметил, что бескультурные выходки Троцкого были сознательным методом. Жорж Вереекен, видный троцкистский лидер в Бельгии, пошел дальше и отметил, что этому методу подражали другие троцкисты:
«Дело в том, что Троцкий несет определенную долю ответственности за карикатуру на демократический централизм, практикуемую в настоящее время рядом троцкистских фракций, а также за сектантство и фракционные методы борьбы, которые в определенных случаях должны быть осуждены с точки зрения пролетарской морали».
3.
Деформированное рабочее государство
В основе теории ”перерожденного рабочего государства” лежат три ошибочных положения, разделяемые троцкизмом и сталинизмом:
1. Реальные производственные отношения тождественны юридическим отношениям собственности.
2. Капитализм тождествен частной собственности.
3. 100% гос. собственности тождественны рабочему государству (у сталинистов - вообще социализму).
С ними и предстоит разобраться.
Если мы не станем мудрствовать лукаво и посмотрим на вещи так, как они есть, то увидим, что производственные отношения – это отношения людей в процессе производства – истина столь же тавтологичная, сколь и труднопостижимая для ученых мужей советских университетов и IV Интернационала. Поскольку же производство всех обществ после первобытного основано на разделении труда, а первое и фундаментальнейшее разделение труда – это деление его на организаторский и исполнительский, то в основе производственных отношений лежат отношения управления, всего лишь юридическим отображением которых, более или менее искаженным, являются отношения собственности.
Не поняв этого и отождествив базис – отношения людей в процессе производства, т.е. производственные отношения, бывшие в СССР все теми же отношениями подчинения наемного труда капиталу – с юридическим отражением этого базиса, государственной собственностью на средства производства, Троцкий впал в смехотворную ошибку, для разоблачения которой достаточно внимательного взгляда на реальные отношения в СССР: в утверждение, что СССРовская бюрократия (в совокупности своей образовывавшая владевшее собственностью государство) не играла самостоятельной роли в процессе производства, зато паразитировала на отношениях распределения. Тем самым он отказался от фундаментального положения исторического материализма об обусловленности отношений распределения отношениями производства и повторил вульгарную ошибку разномастных реформаторов капитализма, для которых капиталистические производственные отношения (в случае с Троцким – производственные отношения сталинского госкапитализма или, чтобы быть совсем точным, строя первоначального капиталистического накопления) хороши, а вот отношения распределения – увы, несправедливы.
В действительности отношения управления обуславливают отношения собственности, всего лишь узаконивающие их. Кто управляет производственным процессом, тот и распоряжается произведенным в ходе него прибавочным продуктом. Организатор производства становится эксплуататором производителей. Только тот может контролировать распределение, кто предварительно контролирует производство. Не осознав таких простых вещей из азбуки исторического материализма, Троцкий, великий марксист, показал на своем примере, что ураган реакции может и орла забросить в глухой курятник – в чем нет вины орла, но нет и его славы. Досадно только за тех мнимых учеников, кто счел пребывание в курятнике высшей точкой его полета – а потому и сам не собирается из курятника вылазить...
Заблудившись в трех соснах в вопросе о производственных отношениях, Троцкий – чем дальше в лес, тем больше дров – не понял ни что такое капитализм, ни что такое рабочее государство.
Чрезвычайно далекий от того, чтобы видеть в положении рабочего класса мелочь, не стоящую внимания сравнительно с Ее величеством собственностью, Маркс увидел в нем главное звено, единственно ухватившись за которое можно понять всю капиталистическую систему, – и именно поэтому Маркс стал Марксом. Главная, определяющая черта капиталистического способа производства - отнюдь не частная собственность, как в умилительном единстве с СССРовскими обществоведами думал Троцкий, но антагонизм наемного труда и капитала, никуда неисчезнувший в СССР, антагонизм, на котором базируется вся совокупность капиталистических отношений: товарное производство, классы, государство, деньги, нации и т.д. Уничтожение капитализма – это уничтожение не только частной собственности, но и всей системы капиталистических отношений. Осуществляемое революционным пролетариатом (и никем вместо него) уничтожение частной собственности – начало, первый шаг социалистической революции, а не ее завершение.
Понятно, что уничтожение капиталистических отношений – дело не одного дня, а десятилетий. Оно не происходит в день, когда рабочие берут власть и даже когда они экспроприируют капиталистов. Пока сохраняется товарное производство, пока сохраняются классы, пока сохраняется государство (даже полугосударство – диктатура пролетариата), до тех пор существует капитализм.
Рабочие – класс капиталистического общества, поэтому, если существует рабочее государство (даже реальное, а не приписанное Троцким капиталистическому СССР), значит, существует и капитализм, хотя и вытесняемый и умирающий. Определяющий признак “рабочего государства” (лучше говорить прямо: диктатура пролетариата) – не государственная собственность, а рабочая власть, руководство организованного и вооруженного пролетариата над всеми областями жизни общества.
Где нет рабочей власти, нет и не может быть рабочего государства. Нелепо и преступно говорить о рабочем государстве там, где власть имеет антирабочий эксплуататорский характер. Возможны переходные ситуации, и термин Троцкого “деформированное рабочее государство”, ложный для сталинского СССР, правилен для Советской республики времен гражданской войны, когда диктатура пролетариата осуществлялась большевистской партией, но эта партия сохраняла революционно-пролетарский характер и имела целью разрушение капиталистических отношений, а не их распространение, триумф и увековечивание, как возникшая на ее обломках возглавляемая Сталиным партия национал-капиталистического строительства.
Идейной основой всех этих ошибок Троцкого было непонимание им истинной природы Октябрьской революции – не социалистической, как думают сталинисты с троцкистами, и не чисто буржуазной, как полагают анархисты с полуанархистами из числа т.н. ”коммунистов рабочих Советов”, но двойной: объективно и экономически – буржуазной, субъективно и политически – пролетарской революцией. Теория перманентной революции была замечательным вкладом Троцкого в развитие марксизма. Но он (в отличие от Г. И. Зиновьева, например) так и не понял, что экономически Советская Россия ни на одну минуту не вышла и не могла выйти за пределы капитализма, и что капиталистической оставалась не только частная промышленность СССР, но не в меньшей степени его действовавшая согласно законам прибыли и рентабельности государственная промышленность.
Теоретические ошибки Троцкого 30-х гг. не ограничиваются теорией “перерожденного рабочего государства”. Его принципиальная ошибка, в огромной мере содействовавшая последующему перерождению троцкистского движения, лежала в вопросах тактики, где он проповедовал гибкость, тогда как по условиям эпохи единственное спасение заключалось в твердокаменности. Из нее следовал естественный вывод, что все объективные условия для победоносной мировой революции налицо (в разгар сталинской и фашистско-демократической реакции!) и единственное, чего не хватает, так это партии. Поражения революций межвоенного периода Троцкий объяснял исключительно предательством социал-демократов и сталинистов.
Понятно, что такое объяснение объясняет ничуть не больше, чем все объяснения мировой истории победой коварства злых над благородством добрых. Полностью признавая очевидный факт предательства социал-демократов и сталинистов, мы встаем перед новым вопросом: почему они смогли все-таки предать, а их противники не смогли предотвратить гибельные последствия этого предательства? Почему Коминтерн, возникший как революционное отрицание реформизма, переродился к реформизму в три раза быстрее, чем перерождалась социал-демократия? И почему оппортунизмом кончило большинство троцкистского движения?
Если партия – это единственное, чего не хватает для революции, ее нужно создавать немедленно и любой ценой, прибегая ко всевозможным тактическим маневрам, проповедовавшимся в 30-х годах Троцким. Что же, решили в массе своей (хотя и не все) обученные в его школе троцкисты, если мы не можем создать всемирную партию пролетарской революции своими силами, будем создавать ее чужими и классово чуждыми силами, силами Тито и Кастро!
В условиях господства реакции непосредственные значительные успехи революционного движения невозможны. Попытки перехитрить историю и подменить тернистый путь непримиримости кривым путем маневрирования неизбежно всегда и везде приводят к тому, что революционеры, не завоевав своими убеждениями массы, сами теряют и революционную дорогу, и убеждения. Чтобы маневрировать, нужна сила. А сила не создается маневром, тактикой, интриганством, она создается непримиримостью, неуступчивостью, бескомпромиссностью, фанатизмом. Именно так создавал большевистскую партию Ленин.
В период реакции лозунг дня один: “не предавать”, не гоняться за невозможным (иначе, как ценой потери своих классовых позиций) успехом в настоящем, но работать для будущего, зная, что смена ночи утром, а реакции – революцией зависит от объективного хода вещей, а не чьего-то политиканства, зато никогда не приведут революцию к победе те, кто был воспитан в школе маневриничанья, а не в школе бескомпромиссности.
А именно в такой школе маневриничанья воспитывал своих последователей Троцкий. Он был великим революционером и умел удерживать даже самую рискованную тактику (типа вхождения в социал-демократические партии) в пределах революционной политики, но такое маневрирование не могло не развратить его учеников. Ведь не только партия вырабатывает тактику, но и тактика вырабатывает или перерабатывает партию!
И когда в начале 50-х годов вождь IV Интернационала М. Пабло предложил троцкистскому движению, дабы “быть с массами”, раствориться в социал-демократических, сталинистских и ”национал-освободительных” партиях, большинство этого движения пошло по указанному им пути. Выступившее же против меньшинство так и не смогло порвать с ошибочным тактицизмом, а потому – кто раньше, кто позже – скатилось в то же оппортунистическое болото.