Юрий Дмитриев: «Это еще не август 1937-го. Где-то март»

— Пап, ты держись! — кричит Катя Клодт, сама еле стоя на ногах от волнения.

— Да я-то чего, у меня всё в порядке, — утешает дочь осунувшийся отец, который будет встречает в СИЗО пятый Новый год.

Только что исследователю сталинских репрессий Юрию Дмитриеву, у которого «всё в порядке», увеличили срок заключения с 13 до 15 лет. Судья Петрозаводского городского суда Хомякова не повторила ошибок двух своих предшественников, которые историка оправдали, и назвала его виновным в изготовлении порнографии с участием несовершеннолетней приемной дочери и развратных действиях в отношении нее.

По этим статьям Дмитриев получил девять лет строгого режима, но путем частичного сложения с ранее утвержденным приговором по статье о сексуализированном насилии (13 лет) ему назначен итоговый срок — 15 лет.

В отличие от двух предыдущих процессов, в этот раз журналистов и близких историка пустили на оглашение резолютивной части приговора. Мотивировочную часть судья не зачитывала, поскольку процесс шел в закрытом режиме.

Дмитриев, в джинсах и черном джемпере, отдает честь адвокатам Виктору Ануфриеву и Роману Масалёву и пальцами показывает журналистам «викторию».

— Готовы? — заботливо спрашивает историка конвоир и достает наручники.

— Да, я готов, — отвечает Дмитриев, подставляя руки.

— Не-ви-но-вен! Не-ви-но-вен! — скандируют, когда Дмитриева ведут на выход, несколько десятков человек в коридоре. Среди них председатель «Мемориала» (организация включена в реестр иностранных агентов) Ян Рачинский, депутат питерского законодательного собрания Борис Вишневский, священник Григорий Михнов-Войтенко, активисты из Москвы и Санкт-Петербурга.

Не зная материалов дела, поверить в невиновность Дмитриева, вероятно, нелегко. «Новой газете» удалось их изучить: в завершившемся процессе речь шла о девяти снимках приемной дочери историка в возрасте 3, 5 и 6 лет, на которых видны гениталии ребенка. Дмитриев утверждает, что пять из девяти фотографий делал для врачей, когда дочь жаловалась на боль в паху, а еще четыре — в ответ на просьбу девочки сфотографировать загар, когда семья вернулась с отдыха на юге.

По этому составу Дмитриева с 2016 года судили дважды — и дважды оправдывали, но осенью 2020 года дело было отправлено на третье рассмотрение. Тогда же он был приговорен к 13 годам лишения свободы по другой статье — о сексуализированном насилии. Это обвинение появилось летом 2018 года — сразу после оправдания по итогам первого процесса. Насилием следствие и суд посчитали прикосновения Дмитриева к трусам ребенка: в 8 лет у дочери был энурез, и опекун таким образом проверял, сухое ли у нее белье, если слышал запах мочи. Из материалов дела, которые изучила «Новая», очевидно, что девочка почти ничего не помнит о том периоде времени, но следователь и психолог с помощью коммуникативного давления (о нем заявили эксперты Института русского языка РАН, изучавшие тексты допросов) добились нужных ответов.

13-летний срок защита Дмитриева и его коллеги из «Мемориала» в настоящее время обжалуют в президиуме Верховного суда и Европейском суде по правам человека. Сегодняшний приговор по «порнографической» статье также будет обжалован.

Соратники Дмитриева убеждены, что российские силовики, считающие себя наследниками энкавэдэшников и даже опричников, преследуют историка за многолетние поиски расстрельных полигонов времен Большого террора и вообще за работу по сохранению памяти о репрессиях. Внимание к этой работе проявляли в том числе иностранные консулы.

— Я мечтаю встретиться как минимум на комиссии по люстрации с теми, кто фабриковал дело Дмитриева, — говорит Борис Вишневский. — А как максимум — увидеть, как приговор будут выносить им. Это не потому, что я так кровожаден и мстителен, а потому что только если судьи будут понимать, что их самих может ждать справедливый приговор за незаконные деяния, они начнут задумываться, а надо ли выносить неправосудные приговоры, выполняя явные желания или тонкие намеки начальства.

Вишневский верит, что «рассвет наступит»: «Самый глухой, самый мрачный, самый чудовищный тоталитаризм не вечен. Это мне когда-то сказал мой старший друг и учитель Борис Натанович Стругацкий. Мы уже видели, как рухнул тоталитарный строй. Мы обязательно увидим это еще раз».

Многие из группы поддержки Юрия Дмитриева вечером сядут на поезд, чтобы вернуться в Москву и завтра поддержать в суде «Мемориал» — общество, карельское отделение которого Дмитриев возглавляет (и сейчас особенно этим гордится). Ликвидация «Мемориала», приговор Дмитриеву — все это похоже на окончательное решение вопроса памяти о репрессиях.

— Папа на свидании говорил, что еще не 37-й, — придя в себя, комментирует приговор Катя Клодт. — Вернее, что еще не август 37-го (тогда после приказа 00447 началась самая массовая операция Большого террора — «Новая»). Сейчас, говорит, где-то март.