Всадник на рыжем коне

       "И когда он снял вторую печать, я слышал второе животное, говорящее: иди и смотри. И вышел другой конь, рыжий; и сидящему на нем дано взять мир с земли, и чтобы убивали друг друга; и дан ему большой меч..."





       Природные аномалии и неблагоприятные климатические явления подрывали устойчивость аграрного сектора экономики и лишали крестьянские хозяйства запаса прочности, необходимого для того, чтобы пережить эти беды и выполнить свои обязательства перед властью. До поры до времени, однако, ситуация еще сохранялась в пределах допустимого, балансируя, правда, при этом на грани кризиса, но с началом войны она неизбежно должна была качнуться в худшую сторону. После того, как ливонский кризис не удалось разрешить миром и в начале 1558 г. вторжением русских войск в Ливонию разгорелась Ливонская война 1558-1561 гг., нагрузка на крестьянские хозяйства немедленно возросла – Псковщина и Новгородчина превратились в «прифронтовую» зону со всеми вытекающим отсюда последствиями. Мало того, что помещикам и вотчинникам нужны были деньги, провиант и фураж для того, чтобы снарядиться на государеву службу, но и государство требовало и от крестьян, и от посадских денег, людей, лошадей, провиант, фураж и много еще чего другого, что необходимо было ему для ведения войны.
       О характере этих «экстраординарных» (если так можно выразиться) повинностей, которые должны были исполнять тяглецы во время войны, можно судить по жалованной грамоте, выданной в 1613 г. от имени царя Михаила Федоровича игумену Николо-Угрешского монастыря Киприану (грамота хотя и поздняя, однако же весьма показательная). В этой грамоте говорилось, что монастырские владения и их жильцы освобождаются от денежных выплат на ямское, полоненичное и подможное дело, и на содержание плавных казаков денег не дают, и за ямчужное, городовое и засечное дело денег снова не платят, на ямах с подводами не стоят, не привлекаются к городовому делу, рвов не копают и острогов и надолб не ставят, в ямчужные (селитряные - Thor) амбары сор и дров не возят и не дают и сами амбары не ставят, к постройке стругов не привлекаются и материалов для судового дела не поставляют. Кроме того, игумены гарантировалось, что его люди «к пушечному делу на пушечной запас волоков, и колес, и саней, и канатов, и лну, и поскони, и смолы, и холстов, и всяких запасов не дают и не делают, и к зелейному и к пушечному делу уголья и никаких запасов не возят и не дают», «по дорогам мостов нигде не мостят, и каменья и извести и лесу не возят, и ядер каменных не делают», «посолских кормов по станом столовых и подвод и подводников не дают, также и татарских кормов столовых и конских, ни подвод, ни проводников, и казачьих кормов, и стрелецкаго хлеба и денег не дают». И в довершение всего государевым служилым людям всех чинов воспрещалось «имать» с монастырских людей «подвод, ни проводников, ни кормов своих и конских», а также суда и гребцов на них. Важность этой «льготы» хорошо видна из описания тех злоупотреблений, которыми сопровождались действия служилых людей по изъятию лошадей и подвод, о чем свидетельствует, к примеру, наблюдавший за «иманием» государевыми приставами лошадей для своего посольства шведский дипломат Я. Ульфельдт.
       Последнее требование было тем более важно, если принять во внимание тот факт, что ратные люди, едучи на войну с государевыми недругами, и на своей земле зачастую вели себя как на неприятельской территории, особо не стесняясь в выборе методов для обеспечения себя провиантом, фуражом, конями и подводами/санями. Эхо этих конфликтов между ратными и «хрестьянами» порой доходило до самого «верха», вызывая нешуточное разбирательство, как это было в самом начале Ливонской войны. Тогда псковский летописец писал, что зимой 1558/59 года, направляясь в поход против ливонцев, «князь Михайло (Глинский – Thor) людьми своими, едоучи дорогою, сильно грабил своих, и на рубежи люди его деревни Псковъские земли грабили и животы секли, да и дворы жгли христианьския». Пострадавшие от самоуправства князя Глинского и его людей дошли до самого царя, и тот учинил сыск по челобитной, результаты которого отложились в царском архиве, где хранилось дело о «сыске князя Михаила Глинского про грабеж, как шел в ливонскую землю».
       Запас прочности начал иссякать – характерно замечание псковского летописца, который писал об осенней кампании 1560 г., что «Псковоу и пригородам и селским людем всеи земли Псковъскои проторы стало в посохи много». Но с началом Полоцкой войны 1562-1570 гг. ситуация резко ухудшилась – резко возрос масштаб боевых действий, а вместе с ним и военные тяготы, ложившиеся своим тяжким грузом на плечи тяглецов Псковщины, Новгородчины и Смоленщины. Так, согласно псковским летописям, для участия в подготовке и проведении Полоцкого похода зимой 1562/63 года на Северо-Западе и Западе было собрано «посохи … пешеи и коневои 80000 и 9 сот человек». И если исходить из того, что эти люди были собраны не только для того, чтобы сопровождать войско на походе и осуществлять дорожные, саперные и иные работы при войске и при наряде во время марша к Полоцку и его осаде , но и для подготовки похода , то эта цифра вовсе не представляется такой уж и неправдоподобной. Сбор посохи (которая к тому же должна была явиться на службу со своим инструментом, провиантом и фуражом ) сопровождался и одновременным сбором с местных тяглецов продовольствия для ратных и их коней, обозных и строевых, а также коней и подвод для стрельцов и казаков , что накладывало дополнительные тяготы на тамошних крестьян и посадских людей. И хотя такие серьезные военные предприятия, как Полоцкая экспедиция или государевы походы 1562 и 1567 гг. были мероприятиями редкими и из ряда вон выходящими, однако каждый год на протяжении всех 60-х гг. на Западе и Северо-Западе перемещались войска, собиралась посоха, кони, телеги, провиант и фураж для ратных и посошных людей. Здесь нельзя не указать и на то обстоятельство, что чем ближе к концу 60-х гг., тем в большей степени тяготы Полоцкой войны и продолжавшихся столкновений в Ливонии ложились на плечи местного податного населения – «низовые» земли втянулись в полномасштабную войну с Крымом, и помощи отсюда смолянам, псковичам и новгородцам ждать уже не приходилось. Оставалось рассчитывать только на свои, оказавшиеся отнюдь не безграничными, силы.
       К природным бедствиям и растущему давлению со стороны государства добавились и невзгоды, связанные с началом Полоцкой войны. В ходе Ливонской войны русский Северо-Запад практически не испытывал атак со стороны неприятеля – Ливонская «конфедерация» оказалась неспособна организовать сколько-нибудь серьезные военные экспедиции, которые могли бы нанести существенный урон Псковщине и тем более Новгородчине. Великое княжество Литовское в этом отношении оказалось боле опасным противником. В ответ на набеги русских войск по весне, в мае 1562 г. литовцы совершили набег на Опочку, взять ее не сумели, однако разорили ее окрестности, а затем прошлись огнем и мечом по семи волостям, вывоевав затем еще и Себежчину. В августе польские наемники опустошили Невельщину, а в сентябре ударили по Псковщине.
       1563 г. прошел относительно спокойно, но в конце зимы 1563/64 года неприятель, одержав победу над русскими войсками на р. Ула, оживился. Сперва литовцы повоевали псковские волости вдоль ливонских рубежей, а затем, весной и летом, литовские гарнизоны, размещенные в ливонских замках, «многажды псковские волости воевали». Нападению со стороны неприятеля подверглись также смоленские окраины.
       По весне 1565 г. польские наемники, охотясь «за зипунами», снова атаковали Псковщину. Сперва они осадили городок Красный, но не сумев его взять, отправились в рейд по псковским землям, длившийся полторы недели. За это время они опустошили «Красногородщину и Велеищину по Сине и Островщину», «полону много вывели, и помесщиковы и христианьские дворы жгли». Отряд польских наемников в конце зимы – начале весны атаковал Смоленщину и даже, если верить польским источникам, сжег смоленские предместья. Другая экспедиция на смоленские волости, предпринятая литовцами летом, провалилась , но определенный ущерб она все же успела нанести.
       Однако, как бы то ни было, но «малая война», которая шла на русско-литовском пограничье, не могла нанести серьезного ущерба экономике западных и северо-западных уездов и волостей. Западные и северо-западные уезды пока не испытали на себе воздействия крупномасштабного неприятельского вторжения, сопровождавшегося массовым угоном населения в плен, разрушениями и разорениям земель. Точно также определенное ухудшение природно-климатических условий и постепенно нарастающее давление со стороны государства, требовавшего от посадских людей и от крестьян все большего вклада в военные усилия, еще не достигли критического уровня с тем, чтобы подорвать основы крестьянских хозяйств региона. В итоге, как отмечала Е.И. Колычева, здесь на окраинах Русского государства, в это время «наблюдается крайне неустойчивое равновесие с наметившимися признаками запустения посевных площадей и убылью населения из-за неурожаев, эпидемий, набегов кочевников, Ливонской войны», причем, отмечала она, Северо-Запад пострадала больше всего...

      To be continued.