Волшебный ампир

duchesselisa — 19.05.2010


Везде, и особенно по пути следования Государя, все выглядело сияющим и безукоризненно чистым. Люди радовались перспективе увидеть Царя, и воздухе чувствовался праздник. Наконец великий день настал. Мама была очень красиво одета, с множеством драгоценностей, включая фрейлинский бриллиантовый шифр. У нее был букет орхидей, доставленный накануне из Ниццы. Она должна была преподнести его Императрице. Орхидеи были ее любимыми цветами. Тетя София Куракина преподносила букет старшей Великой княжне — Ольге Николаевне, а другие дамы соответственно своему рангу преподносили букеты трем младшим Великим княжнам — Татьяне, Марии и Анастасии.
Императорская Семья прибывала на пароходе, и встреча происходила на пристани. Я должна была вместе с гувернанткой стоять в толпе. Мы с трудом пробрались через огромное скопление народа, собравшегося с раннего утра. С помощью полиции нам удалось занять прекрасное место совсем близко к фотографам. Я была в таком возбуждении, что едва замечала, что происходит кругом. Все, что я помню — отдельные громкие возгласы и ликующий рев толпы при появлении небольшого судна с именитыми гостями.
Потом играли гимн, и мне казалось, что сердце у меня перестало биться. Я чувствовала, что все едины в молитве, любви и воодушевлении. Мы пришли, чтобы встретить нешего Отца, Отца, данного нам Богом, чтобы Он взял под
Свое покровительство двести миллионов своих сыновней и дочерей.
Судно «Мезень» подошло к пристани. Все замерли в ожидании. И вот Царь Николай, Император всея Руси, правитель одной седьмой части света, в сопровождении Ее Императорского Величества и пяти Их Детей проследовал с корабля по трапу, покрытому ковром, на пристань.
Даже теперь, когда я пишу эти строки, мое сердце учащенно бьется и мне кажется, что я все еще стою там, в толпе, глядя, молясь и любя. Такие моменты незабываемы.





Маленький Наследник был одет в матросский костюм, четыре Великие княжны — в прелестные белые платья. Они рассмеялись, когда большой осетр, находившийся в огромном резервуаре, прыгнул и слегка обрызгал их. Я увидела, как моя мама подходит к Царственной Чете и, сделав низкий реверанс, преподносит букет. Ика сделала то же самое.
Потом почетных гостей усадили в экипажи. В первом сидели Император с Императрицей, а напротив маленький Великий князь и Великая княжна Ольга. За ними в следующей карете я увидела свою бабушку, сидевшую рядом с Великой княжной Татьяной, а напротив них — две младшие Великие княжны. Экипаж моего отца следовал впереди, и он ехал стоя, повернувшись лицом к своим Царственным Гостям. Это было не так легко: мощеные улицы Ярославля были далеко не гладкими. Он практиковался перед этим несколько дней, держась левой рукой и салютуя правой. Все это было похоже на сияющий сон. Приветственный гул толпы, звуки гимна, всеобщая радость. Наши сердца вознеслись в благодарности к Богу за дарование нам нашего Царя, бывшего таким простым и скромным и таким прекрасным. Я вернулась домой в экстазе.
Вечером был бал, устроенный в огромном сиротском доме, основанном Екатериной Великой. Императорская Семья провела ночь на своем судне. На следующее утро все Царственные Гости и Их Свита вместе с моими родителями и Икой отправились в Ростов. В какой-то момент Государь подошел к ним и, обратившись к Ике, спросил, не утомил ли ее вчерашний день. Ика молчала, но мама, стоявшая совсем рядом, быстро спасла положение и ответила за нее. Когда потом родители спрашивали Ику, почему она не ответила Государю, она сказала:
— Как я могла предположить, что он обращается ко мне? Я думала, он спрашивает кого-нибудь другого.


Потом, 2 марта, пришло известие об отречении нашего любимого Государя. Это был тяжелый удар. Мысль о людях, способствовавших этому, наводила на меня тоску. Я не могла, да и до сих пор не могу понять, как они не сознавали, что, рубя сук, на котором сидят, сами рухнут в пропасть. Мы пошли с матерью в домовую церковь, расположенную неподалеку, и впервые имена Их Величеств не произносились. Это было ужасно и грустно, и мы вернулись домой в подавленном настроении.






31 июля /13 августа 1917 года.
«Triste a mourir. Они уедут сегодня, просили разрешения попрощаться — отказано. Я полагаю, что они едут в Тобольск, по никто не знает, и никто не говорит. Я не смогу следовать за ними. У родителей и детей разбиты сердца. Они должны покинуть свой дом. Бенкендорфы приехали только на два дня. Иса должна остаться для операции, она поедет позже. Только что видела Ниту Бенкендорф. Она сказала мне, что Ирина Юсупова ходила к Керенскому просить, чтобы гонения бабушки (вдовствующей Императрицы Марии Федоровны) были прекращены. Он обещал. В Ялте появились монархистские прокламации, и ее обвиняют за них».

1/14 августа.
«Безутешно плакала все утро. Они уехали, но как. Сидели ожидая на багаже до 6 часов утра. Керенский был вне себя, подгонял всех, ему было стыдно, что не сумел организовать все также безупречно, как раньше. Появился Михаил (Великий князь Михаил Александрович, брат Государя). При виде его Керенский отошел в угол, прикрыл уши руками и сказал: «Вы можете поговорить с ним». Оба были тронуты (хотя не сказали ничего важного.) Императрица написала мне милую записку, кончавшуюся так: «Прощайте, дорогой родной друг, мое сердце слишком полно, чтобы писать больше!» Бенкендорфы хотели, чтобы я зашла к ним вечером. Для меня невозможно пройти через эти все комнаты. Навещу их завтра утром в моей коляске, по пути есть лестница, по которой придется подняться. Иза оставалась со мной весь день. Стало известно, что они едут в Тобольск. Их вместо Бенкендорфа сопровождает Илюша Татищев. Настенька прелестна, Государь бледный и похудевший, Императрица держит себя в руках и не теряет надежды. Рада, несмотря ни на что, что едет в излюбленное место своего дорогого друга Анны (Анна Александровна Вырубова, друг Императрицы), настоящей святой. Она не изменилась. Их сопровождает несколько вагонов солдат, а также члены Совета солдатских и рабочих депутатов и другие. Поездка продлится пять дней... Ни Государь, ни кто другой не знали, куда они едут. Сначала думали, что в Крым, и они соответственно собрались, но за два дня до отъезда им сказали, что они едут не на юг и что надо захватить всю теплую одежду, какую можно. Их предупредили, что следует иметь запас еды на пять дней. Вот так они догадались, что едут в Сибирь. Какое унижение, какое испытание, и они преодолевают это с такой ясностью и покорностью. Мадам Герингер зашла ко мне и передала письмо Императрицы. Моя бедная, моя дорогая».





Одной из узниц с долгим сроком была довольно молодая девушка, одетая в черное. Она была похожа на крестьянку и носила черный платок, покрывавший голову. Девушка была осуждена на десять лет тюрьмы, за обман и мошенничество.
Ее преступление состояло в том, что она выдавала себя за старшую дочь Императора— Великую княжну Ольгу Николаевну. Девушка странствовала по Сибири от одной деревни к другой, рассказывая, как она бежала из подвала в Екатеринбурге, в то время как остальные члены Семьи были убиты, как пули прошли мимо нее, а один из солдат вывел ее и некоторое время прятал. Теперь она осталась совсем одна и должна скрывать свое имя. Люди верили ей и давали хлеб и то, что еще могли уделить, пока власти не поймали ее. Ее обвинили в контрреволюционной деятельности, чего бедная девушка, видимо, вовсе не имела в виду.
Я подошла к ее койке, и мы разговорились. Я знала всю ее историю, но заключенные никогда не обсуждают причины ареста и заключения, это не принято. Мы говорили о трудностях тюремной жизни, о том, как нелегко привыкнуть к таким жестким условиям, каковы наши перспективы в будущем и так далее. По временам я удивлялась, что она не употребляет простонародных выражений, каких можно было ожидать от простой крестьянской девушки из Сибири. Чувствовалось, что она от них отличалась и многое знала из того, о чем говорит.
Она повела разговор о Царском Селе и, к моему удивлению, начала говорить о комнатах в Екатерининском дворце — резиденции Царской Семьи. Она даже называла по именам некоторых слуг. Я слушала и удивлялась, где и как она получила эту информацию. Она даже упомянула дядю Киру, что показалось мне уж совсем невероятным. Как могла сибирская крестьянская девушка знать все это. Я думаю, что даже люди, жившие в Петрограде или в самом Царском, вряд ли знали подробности о людях, окружавших Царскую Семью, и ее быте.
Я внимательно посмотрела на нее. В ее лице было легкое сходство с благородными чертами Великой княжны Ольги, может быть что-то в посадке глаз, но и только. Ее телосложение было более грубым, она была ниже ростом. Вскоре она удивила меня еще раз.

— Недавно, недель шесть тому назад, здесь была дама, — сказала она мне, — одна из вашего круга, только гораздо старше, ее звали Наталья Кирилловна Нарышкина.
Я подпрыгнула от удивления:
— Но ведь это моя тетя Тата, как же она могла быть здесь? — воскликнула я. Я знала, что дядя Кира недавно умер в петроградской тюрьме, но мне не было известно, что тетя Тата арестована.
— Да, она была здесь, в самом деле, — подтвердила моя новая подруга. — Она даже занимала ту же самую койку, что и вы, я много разговаривала с ней, такая милая дама.
Тут она внезапно остановилась, не желая, видимо, открыть, откуда она почерпнула информацию о Царском. Дядя Кира был aide de camp Государя.
Девушка сообщила также, что тетя Тата остальной срок должна была провести в Чердыни, в небольшом городке Пермской области.




Мне хотелось знать, пройдем ли мы мимо дома Ипатьева, где были убиты Царь и Его Семья. На нашем пути
по городу я вдруг услышала, как какая-то местная жительница сказала, указывая на отдаленное строение:
— Вот этот дом.
Я стала прислушиваться к тому, что она говорит.
— Он теперь окружен высоким забором, слишком много людей хотели видеть его, а властям это не нравилось. Они не могли остановить людей, приезжающих отовсюду посмотреть это место. Поставили высокий забор, но все равно приезжают.
Много позже я узнала, что все это было правдой. Люди всех сословий приезжали, чтобы поклониться своему любимому Государю. Место охранялось секретными агентами, стоявшими на некотором расстоянии, чтобы наблюдать, что происходит. Ненависть была написана на их лицах, потому что они не могли помешать массе людей, приходивших, чтобы преклонить там колени. Они осеняли себя крестным знамением, подходили к дому и целовали стены. Это был род паломничества, которое происходило, оставаясь неизвестным миру.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив