Мое отношение к ульянову по кличке ленин

РАЗЪЕЗД

Разъезд по просеке крадется... Тишина...

Лишь под копытами хрустят сухие ветки...

Душа пленительной тревогою полна —

О, радость жуткая начавшейся разведки...

Теперь как будто все в порядке у меня:

Сейчас дозорные прискачут с донесеньем,

Наган заряжен мой, и на конце ремня

Двухверстка серая гордится наступленьем...

Вот выстрел вдалеке... Все смолкло...И опять

Идем по просеке мы осторожным шагом,

А ночь готовится и даль, и лес обнять,

И сосны стройные синеют за оврагом...

Действующая Армия

Сентябрь 1915 г.






ДВАДЦАТОЕ ИЮЛЯ

1914 ГОДА

Народ на площади Дворцовой

Толпился, глядя на балкон,

Блестело золото икон,

И, как предвестник славы новой,

Взвивая флаги над толпой,

Отрадно ветер дул морской...

«Ура» неслось... Росло волненье,

Гимн повторялся без конца.

И к окнам Зимнего Дворца

Взлетело громкое моленье,

Как рой незримых голубей:

«Спаси, Господь, Твоих людей...»

Святые чувства дней минувших,

Под гнетом времени заснувших —

Восторг, надежду и любовь

Опасность воскресила вновь.

И восставая перед нами,

Сияли светлыми лучами

Картины невозвратных дней,

Что кистью мощною своей

Былые мастера писали —

Картины славы и побед,

Где так ясны златые дали

И где людей грустящих нет...

Какой толпа дышала силой

В тот незабвенный, чудный миг!

Как сладок был народа крик,

Что не страшится он могилы,

Что он на все, на все готов —

Пусть даже смерть закроет веки,

Но не познает Русь вовеки

Жестоких вражеских оков.

У всех цвело в душе сознанье,

Что мы еще сильней, чем встарь...

Но воцарилось вдруг молчанье:

К народу вышел Государь.

И пред своим Вождем Державным

Толпа одним движеньем плавным

В одном стремленье пала ниц...

И миг сей, созданный толпою,

О, Русь, останется одною

Из исторических страниц...

Царь говорил — и это Слово

Всегда звучать нам будет снова

В минуты скорби и тоски,

А тот, кто слышал эти речи,

Не сгорбит побежденно плечи

До гробовой своей доски...

«Мир заключен не будет Мною,

Покоя Я врагу не дам,

Пока он вновь не будет там,

За пограничною чертою...»

И залы Зимнего Дворца

«Ура» как громом огласились,

Дрожали стекла, и сердца

Восторгом трепетным забились!

Сияя чудной красотой,

Вся в белом, плакала Царица;

Она на подвиг шла святой

Быть милосердною сестрицей.

И клики снова поднялись,

Взлетая неудержно ввысь.

Толпа, как море, бушевала,

Безумной храбростью горя,

И с умиленьем повторяла

Слова Российского Царя...

Дворец же старый, перед нею,

Безмолвный — волею судьбы,

Душой угрюмою своею

Воспринимал ее мольбы.

И, нитью связан с ней незримой,

Сливался каменный дворец

С отвагой непоколебимой

Геройских пламенных сердец…

Январь 1916 г.



ПТИЦА ГАМАЮН

Ты весною окровавлена,

Но рыдать тебе нельзя:

Посмотри — кругом отравлена

Кровью черною земля!

Силы вражьи снова прибыли,

Не колеблет их война.

Ты идешь к своей погибели,

Горемычная страна!







Мы докатились до предела

Голгофы тень побеждена:

Безумье миром овладело —

О, как смеется сатана!




* * *

Республиканское смятенье.

И он в кощунственной хвале

Докажет нам с надменной ложью,

Что надо счастье на земле

Противоставить Царству Божью.

Но пролетитъ короткий срок,

Погаснут дьявольския бредни

И воссияет крест высок…

ПЕРЕД ПАМЯТНИКОМ ПУШКИНА

В ЦАРСКОМ СЕЛЕ

Осенний день влечет к печальной грезе,

Все замерло... Порхает желтый лист,

И в той же неизменно-тихой позе,

Мечтает вдохновенный Лицеист.

Я здесь один... Безмолвствует аллея,

Но мысли странные бегут волной

И чудится, что томик Апулея

Среди листов лежит передо мной...

О, мой кумир! Наставник лучезарный,

Которому обязан многим я!

Перед тобой стою я — благодарный,

В неясном блеске облачного дня...

Учитель светлый мой! В иные годы

Ты здесь блуждал, лелея юный стих.

Теперь сентябрь... и голос непогоды

Пред думою Твоей как будто стих...

И листьев не колышется завеса,

Застыл весь мир, как чудно-скорбный рай,

И мнится мне, что выстрела Дантеса

Еще не услыхал российский край,

Что Ты еще — воспитанник Лицея,

С грядущею поэмою-мечтой,

Что жизнь Тебя, как жуткая Цирцея,

Томит своею страшной красотой...

О, Юноша с мятежными кудрями!

Ты ожил вновь, божественный пиит,

И Муза, над Тобой взмахнув крылами,

С улыбкой неразгаданной стоит!

И кажется, что все воскресли боги,

Что нет времен, что Ты заговоришь,

Что голос Твой, и ласковый, и строгий,

Нарушит эту призрачную тишь,

Что, полон неземного снисхожденья,

Поймешь Ты, чем мой робкий дух томим,

И в сказку Твоего стихосложенья

Я буду посвящен Тобой самим,

Что объяснишь Ты мне святые тайны,

И долгого мечтанья сладкий вред,

И вдохновенья ореол случайный...

О, Боже мой! Какой прекрасный бред!

Нет! Это — сон... Влечет к унылой грезе

Осенний день, и плачет желтый лист,

И в той же неизменно-тихой позе

Мечтает вдохновенный Лицеист...

Царское Село

10 Сентября 1916 г.




* * *

Опять спустилась ночь...Под потолком, в углу,

Икона восстает перед усталым взором

И так же смотрит Лик с любовью и укором,

Как целый день смотрел на этой жизни мглу.

Но полон суеты, вражды, непостоянства,

Земные помыслы в душе своей храня,

Взглянул ли я наверх хоть раз в теченье дня?

О, христианство!




* * *
Мы восходить должны, в теченье этой жизни,

В забытые края, к неведомой отчизне,

Навеявшей нам здесь те странные мечты,

Где свет и музыка таинственно слиты...

О, низшая ступень! О, лестница к святыне!

О, вещий, вещий сон Иакова в пустыне!

Январь 1917 г.





ТРЕТИЙ ЗВОНОК

Дождь моросит. Из окон мрачных зал

Сквозь дым тумана льется отблеск мутный.

Огни ночные сторожат вокзал,

Звучит во мгле свисток ежеминутный.

Проносятся с шипеньем поезда,

Бежит толпа с цветными узелками.

Уходят рельсы мокрые — туда,

Во мрак сырой, пронизанный гудками.

Вздыхает паровоз. Там, в стороне,

Два воробья заботятся о корме...

Фуражкой машет офицер в окне,

И кто-то в черном плачет на платформе.



ЦАРЕВИЧУ

Тебе, вдохновенный царевич,

Божественной позе твоей,

Склонясь пред тобой на колени,

Играю на лире своей.

Если ищешь ты в мире добра,

Если хочешь ты ласки народной,

Чтоб народ полюбил бы тебя

И гордился бы вечно тобою.

Не забудь, о любимый мой князь,

Ты так ласков и кроток душою,

Приласкать наш унылый народ,

Заглянуть ему в душу с любовью.



* * *






СУМЕРКИ

Уже сгустилась полумгла,

Но в небе, над землей усталой,

На золотые купола

Еще ложится отблеск алый;



Зовя к молитвенным мечтам

Того, кто сир и обездолен,

Кресты высоких колоколен

Еще сияют здесь и там,

Какъ будто солнца замедленье



На каждом куполе златом

Напомнить хочет нам о Том,

Кто обещалъ намъ воскресенье...



Петроград. Февраль 1917 г.