власть и подвиги

Идея, что власть портит, была придумана теми, у кого она есть. Власть над жизнью других. А подавляют этой моралью тех, кому приходится бороться за власть над своей жизнью, над своим телом. Если хочешь сделать аборт - ты гитлер.
Никого из миноритарных групп власть не испортит, если это не власть над другими ВМЕСТО власти над собой, если это не власть подавлять другую миноритарную группу ВМЕСТО того чтобы бороться против угнетения своей. Власть матери, которую насилует муж и гнобят его родственники над ребенком плоха, это сочетание заставит женщину разрушать его личность. Власть нацмена, которого на улице могут побить за цвет кожи, над женой плоха по той же причине.
Наши женщины наверху не делают для своей группы ничего хорошего не потому что власть их испортила, а потому что на них давят мужчины и реально у них есть власть только поддерживать православные законы и травить таджиков.
Кристина Фернандес, Мишель Бачелет, Дилма Руссеф - это далеко не полный список женщин во власти, которые не ангелы и может поддерживают не одну систему угнетения, как и все мы, но они словом и делом говорят о женских правах и не боятся, что их назовут феминистками.


Нас не надо учить отказываться от власти. Это для мужчины (упрощенное обозначение мажоритарной группы. белого, гетеросексуала и т.д.) отказ от власти неочевиден и требует внутренних усилий. Это ему вообще есть от чего отказываться. Мы же, слушая их рассуждения о том, что надо быть скромным, думать о других, уважать чужое мнение отказываемся от тени мысли что-то вякнуть из-под горы кастрюль и грязного мужского белья. Как будто если мы это сделаем, мажоритарные группы вспыхнут синим пламенем.
Мы ассоциируем себя с ними, когда им это нужно. Отказывая бухому мудаку на улице в знакомстве, я подсознательно стремлюсь быть вежливой якобы потому, что вот мне бы было неприятно если б меня послали на хуй. Хотя я не пьяный мудак, пристающий к девушкам, и меня на хуй слать не за что. И хотя их моя вербальная агрессия не травмирует вообще, тогда как я их приставания долго буду вспоминать с омерзением. Нам не придет в голову ассоциировать себя с мажоритарной группой, присваивая их привелегии. Я не хожу по улице вразвалку, сплевывая направо и налево и комментируя чужую внешность. Мы сочувствуем им, идентифицируемся с ними когда их обслуживаем.
Чтобы объяснить свой страх перед эмпауэрментом, мы придумываем себе сакральную власть. Якобы если мы скажем по адресу своего насильника "чтоб ты сдох", он и правда сдохнет, и это будет наша вина. Или мы в любой момент можем силой мысли заставить его заболеть раком, обнищать и умереть на помойке, так неужели же мы воспользуемся этой властью? О нет, как это было бы аморально! Такие мысли помогают нам все больше отдаляться от понимания реальности и наслаждаться своей тайной властью, вытирая чужую жопу.
В результате, если нам в руки каким-либо образом попадет власть хоть над чем-то, над чем она не дана нам априори по праву принадлежности к более высокому слою, первая реакция - бросить ее, как горячую картошку. Первая реакция - ужас. Мне! Власть! Не начали ли расти рога и хвост? Бросить, даже если никто прямо сейчас ее не оспаривает. А уж если ее требуют отдать...
Не существует никакой привлекательности власти для миноритарных групп, никакого дьявольского искушения. Наше искушение - рабство, наш наркотик - самоуничижение.
Мы готовы смотреть снизу вверх на тех, кто проигрывает нам по всем статьям, оправдывая это тем что мы далеки от идеала.
Мы видим в своем глазу соринку, в глазах тех, кто еще более стигматизирован мы без микроскопа во всех деталях разглядим каждую бактерию, в глазах вышестоящих мы не видим ничего - они закрыты тонированным стеклом крутого автомобиля.

Для члена мажоритарной группы подвигом считается выдающийся поступок на благо строя, поддерживающего его привилегии. Для члена миноритарной - на благо строя, закрепляющего его бесправие.
То, что общество назовет нашим подвигом никогда не принесет добра ни нам лично, ни тем кто с нами в одной лодке. Чем больше зла этот поступок нам принесет, тем больший это подвиг. Да, это будет что-то особенное, это будет из ряда вон выходящая безвозмездная услуга угнетателям. Впрочем, если мы этого не сделаем, когда могли, нас оплюют. Что это за женщина, которая предпочла спастись сама, а не пожертвовать жизнью ради сына? Что это за собака, которая убежала, когда на хозяина напали враги? Оплюют, запинают, если не пристрелят за бесполезность для белых господ. Мы всегда должны помнить об этой угрозе, чтобы не избежать подвига. Ничто так не поддерживает боевой дух, как заградотряды.
К этим подвигам нас готовят с детства. Мы всегда готовы встать под чужие знамена, выполнить чужую работу, и молчать, бесконечно молчать. Это, учат нас, маленький подвиг - не привлекать к себе внимания, не показывать боли и страха, быть безмерно благодарными за крохи с барского стола. Наш идеал - не иметь потребностей, не занимать места, не издавать звуков, и при этом обслуживать как можно лучше. Скатерть-самобранка.
Подвиг - забыть о себе, не знать себя, не думать, не быть.
Чем тебе хуже, тем ты лучше. Напишите у себя - я беременна, я выхожу замуж, и принимайте бесконечные поздравления. Вам 20 лет, вы выйдете замуж и родите, не получите ВО, сядете дома с ребенком, потом с другим, будете постепенно все глубже увязать в выученной беспомощности, постоянно подталкиваемая тычками по самооценке от мужа. Ура!
Напишите, что вы не собираетесь в ближайший десяток лет думать о ребенке, а замуж не собираетесь вообще, и в лучшем случае последует гробовое молчание.
Постойте, чтобы это написать, чтобы так подумать, надо еще выдержать не одну битву с собой. С искушением жить плохо и быть хорошей. Неодолимая прелесть материнства, розовая мечта о свадьбе.
Часто мы говорим "Не дам. Мое?", не имея ввиду ни половую тряпку, ни бутылку средства для мытья посуды?
Кто из нас не готова на подвиги?
Кто из нас назовет подвигом поступок, который идет против многовековой традиции самопожертвования слабых? Поступок, выдающийся не по глубине самоуничижения? Пожертвовать жизнью очень легко - наша жизнь ничего не стоит. Но одна мысль пожертвовать ради того же ребенка временем или деньгами мужчины большинство из нас пугает, извините, до усрачки. Потому что ребенок - это наше предназначение. А мужчине предназначены и мы, и ребенок. Кого можно удивить женщиной, терпящей и покрывающей мужа-насильника собственных детей, истязателя а то и убийцу.
Мы все охуенно смелы по-своему. Мы с веселой песней обрезаем себе крылья, с блаженной улыбкой прыгаем еще глубже в пучину бесправия. Мы без тени сомнения подвергаем себя опасности, сравнимой с устройством на ночлег в гамаке над жерлом вулкана. Мы все это делаем.
Мы боимся одного - прав. Силы. Достоинства. Никакой не ответственности боятся т.н. патриархальные женщины. Ответственность за настроение своего мужчины, чистоту его рубашек, а то и благополучие граждан его страны, если муж случайно президент или монарх, женщина на себя берет с удовольствием алкоголика, назначенного директором ликеро-водочного завода. Чем непосильнее ноша и абсурднее требования к себе, тем ты лучшая баба. Нет для нас ничего страшнее, чем идти налегке домой где некого обслуживать.
В кошмарах темными ночами нам снится один сломавшийся прутик в нашей клетке.