ВДНХ
susel_times — 24.03.2011 Вводные те же, что в прошлый раз. Много - почти авторский лист, в пост не влезло, окончание пришлось в комментарии пихать. Слишком интимно (не в смысле ебли), чтоб быть действительно интересным. И, конечно, не выправлено как следует, но. Я предупредил.Под подошвами мокли десятка полтора метров условно коричневого облупленного кирпича, полоска потрескавшегося асфальта, несколько островков бурой осенней травы, пара почти полностью обнажившихся, поседевших кустов и не поддающаяся в виду полной безличности и подавленной индивидуальности разбору, сортировке (а значит, и точному подсчету) масса серых беспородных московских деревьев. Я сидел, свесив ноги из окна, в бывшей душевой, а теперь курительной комнате на последнем этаже гостиницы «Традиция» недалеко от торговых павильонов бывшей выставки, которую уже восемь лет все пытались начать называть по-современному ВВЦ, но ни у кого еще не получалось.
На белые, но грязные носки моих кед звонко капало. На челку тоже капало, но глухо, мягко. Молния воротника дешевой толстовки с фальшивой надписью Diesel царапала горло снаружи. Терпкий, густой, не особенно вкусный дым недорогих сигарет – изнутри. Этот же едкий дым вместе с легкими порывами неприятно прохладного ветра все время старался попасть в глаза и выдавить пару слез; вроде бы непрошенных, но, как мне казалось, вполне уместных, идеально подходящих для дополнения образа романтического страдальца за несчастную любовь. «Жизнь на Марсе, смерть на Юпитере, на Луне есть лунные кратеры…» - в дополнение ко всей остальной банальщине я поднывал одной из пошлейших русских «рок-баллад» межвековья, булькавшей в наушниках.
Торжество юношеского дурновкусия, обращенного в процесс кустарного имиджмейкерства в отдельно взятой курилке, нарушила резко хлопнувшая меня по плечу прямо во время очередной затяжки длиннопалая мужская ладонь. Я неловко дернулся от неожиданности, выронил окурок, вцепился одной рукой в подоконник, а другой чудом поймал стартанувший было в заоконное пространство CD-плеер. Песня прервалась с резким «вжикающим» звуком – в древней машинке для проигрывания музыки не было даже намека на «антишок» или «стабилизатор» (или как там это называется?)…
Я задержал дыхание на несколько секунд. Потом, наконец, опасливо выдохнул. Немного покашлял. Отложил плеер, нажал на нем кнопку паузы. Сжав зубы, стащил с головы наушники, запутавшиеся дугой в волосах во время инцидента. Перекинул ноги обратно в помещение, отполз немного в сторону и оперся спиной на стекло закрытой створки окна. На меня, склонив голову к правому плечу, глумливо улыбаясь и, конечно, предусмотрительно отступив на пару шагов, смотрел Гоша. Я полез в карман за сигаретами, достал последнюю, скомкал пачку и швырнул в шутника.
- Гош, ты мудак, тебе говорили уже?
- Говорили. Особенно ты.
- И что, ты ничего не собираешься с этим делать?
- Да зачем? Кроме тебя устраивает всех.
- Хуех!
- Вот, например, такая загадка. Я мудак, но мне телки дают!
- Хуют!
- А тебе нет!
- Хует!
Дежурные приветственные препирательства можно было считать на этом законченными. Я засунул-таки в рот сигарету, прикурил, шумно выдохнул первую затяжку. Потом подтянул колени к груди, оставляя подошвами кед грязные разводы на белом подоконнике. Немного помолчал и, окончательно успокоившись, решил поддержать беседу.
- Хер с тобой, урод, прощаю. Как встреча?
- Хуеча!
- Я серьезно.
- Хуезно!
- Да блядь!!!
- Хуйлядь! Ху… Ля… Сука, некрасиво получается, - сбился с ритма и от произведенной на свет вербальной несуразицы поморщился (что с ним вообще редко бывало) Гоша.
- Да встреча как встреча, - почти серьезно продолжил он. - Как она вообще может быть?.. Нормально все. Но денег не дадут.
- Это как обычно.
- Ну да. Кто их нам вообще дает?
- Ну, мне вот…
- Ой, только не надо в сто пятый раз про свой «Элимёб», это было три месяца назад, - перебил меня Гоша.
- Ну три. И заплатили за три.
- Ой, да хуй с ними, говорю тебе… Я чего зашел вообще. Пошли в Героев ебанем, пока Димы нет.
- Ну пошли. Докурю только.
Гоша хотел что-то еще сказать, даже скорчил задумчивое лицо, но потом явно потерял мысль, махнул на нее рукой, достал из чехла на поясе мобильный телефон и, глядя в экран, свалил из помещения. Я посмотрел на сигарету – оставалась еще треть. Тогда я снова свесил ноги из окна, надел наушники и включил музыку. Только на этот раз смотрел не вниз, а вперед, туда, где должна была виднеться бронзовая ракета памятника покорителям космоса, но с этой точки виднелись только облезлые стены соседнего панельного многоквартирного дома.
Дождь почти кончился. Сигарета тоже. А в плеере вокалист со смешной фамилией в последний раз за трек провыл: «За звезду полжизни». Я нажал на «стоп», выкинул окурок в сторону грязного газона, откинулся назад, поднял ноги, резко развернулся, спрыгнул с подоконника и пошел в офис – следующую песню на диске я не любил, она была слишком быстрой.
Как обычно, все двадцать секунд и тридцать шагов по коридору я пялился на железную дверь конторы, находившейся от курилки чуть дальше нашей, и название которой мне даже не нужно изменять в этом рассказе из конспиративных соображений – я его банально не помню. Впрочем, возможно, я его никогда и не знал. На самом-то деле все мои познания об организации за железной дверью почти заканчивались на общих очертаниях некоторых ее сотрудников в рыночного вида «деловых» костюмах и уверенности, что они продают нечто вроде гаек, болтов и шурупов. И еще я знал об этой фирме Асю, которую и пытался разглядеть рентгеновским методом через все внешние препятствия. На самом деле, ее имя еще не было мне известно, но.
В этот раз еще безымянная для меня Ася некстати появилась из почти просверленных моими частыми взглядами металлических створ ровно в тот момент, когда я толкал рукой наши деревянные створки. Девушка приветственно кивнула. Я буркнул что-то неразборчивое, побледнел и со всей возможной скоростью юркнул внутрь менеджерского кабинета нашего офиса…
Офисом назывались два бывших гостиничных номера (двух- и четырехместные), из которых вынесли кровати, одежные шкафы и тумбочки. Все остальное – старые желтые обои с непонятным рисунком, деревянные оконные рамы, не всегда срабатывавшие выключатели и неприлично маленькое количество розеток – осталось прежним и дополнилось кулером, парой стоек-вешалок, стеллажами, стопками каталогов, книжек и периодических изданий, неудобными столами и стульями. Квартировала среди этого всего редакция архитектурно-интерьерного журнала «Город прямоходящий» или, по-модному, Towno Erectus. «Креативной группе» – главному редактору, арт-директору, дизайнерам, препресс специалисту, фотографу и приходившим иногда журналистам-фрилансерам – досталось помещение побольше. «Коммерсам» (директору, различно именовавшимся менеджерам по рекламе, ротировавшимся коммерческим директорам, не приживавшимся пиарщицам, курьерам и т.д.) – поменьше.
Организовалось и развивалось данное творческо-коммерческое образование по довольно стандартной для микроскопических издательских проектов девяностых схеме. Подобно плесени. На остатках чьей-то вкусной еды завелись живые организмы, расплодились, захватили всю доступную на плохо обглоданных косточках с богатого стола пищу, бодро переварили большую часть, а потом начали ждать новых объедков и потихоньку жрать самих себя. И в данном сравнении нет ничего оскорбительного. То есть, пара-тройка предприимчивых людей придумала более или менее оригинальную концепцию издания, прошвырнулась с ней по потенциальным инвесторам и нашла того из них, у которого завалялись полторы-две сотни тысяч лишних долларов. Деньги по меркам строительного или, например, риэлтерского бизнеса тех лет незначительные, а для открытия маленького, но уже не внутреннего, не корпоративного СМИ достаточные.
Ну и дальше – она, живая природа. Кто-то позвал в новое издание знакомого редактора, тот вызвонил бывшего коллегу, коллега пригласил в замы любовницу, любовница не могла не позвонить своей любовнице, та притащила бывшего одноклассника, одноклассник заманил однокурсника, однокурсник зазвал бывшего начальника, бывший начальник уговорил сменить работу пару других бывших подчиненных, те кликнули шапочных знакомых, один из знакомых приволок соседа, сосед не забыл собутыльника… плюс бесконечность.
Разномастный коллектив забурлил, стал бухать за успех предприятия, начал что-то делать «по работе», хотя делать было еще толком нечего, наваял даже в угаре пару номеров журнала и раскидал их по трем-четырем газетным ларькам. Затем закономерно весь пересрался. Кого-то уволили, кто-то сам ушел, кто-то резко скакнул по местной карьерной приступке из двух ступенек. А потом кончился самый первый и самый жирный кусок денег. Инвестор стал выделять средства только на аренду офиса, некоторую часть контента журнала и тираж. Остальное должна была заработать коммерческая служба издания, коммерсы.
И вот тут вступаем и выступаем мы. Выступаем бедненько и плохо, но хоть как.
Гоша в полном соответствии со своей фамилией – Лебеденков – на птичьих правах куковал в этом странном месте с самого начала нулевого года (или даже с начала самого журнала – с конца года девяносто девятого), я пришел по знакомству (с директором Димой) в мае, что совпало с номинальным Гошиным повышением до постоянного сотрудника. Зарплату нам поставили равную – по 150 долларов США в месяц. Лебеденков был зачислен в рекламные агенты, я – в информационные. Разница состояла в том, что я должен был не только искать рекламодателей в журнал, но и писать иногда статьи (которые должны были помочь мне проходить первый уровень обороны потенциальных рекламодателей). Произошел наш прием на работу во время обеда директора Димы в кафетерии гостиницы. Он ел подозрительную местную пищу и коротко обрисовывал вышеописанную ситуацию. Мы нищебродски пили растворимый кофе и понятливо кивали.
Позже к нашему трио присоединился еще один «информационный агент» - старший брат одной известной даже за пределами страны актрисы, бывший владелец домов-пароходов (магазинов с техникой) и бывший начальник Димы, потерявший все во время кризиса девяносто восьмого. Его звали Миша. От произошедшей коллизии «из князей обратно» он несколько грустил и пытался реализоваться в творчестве. Вид имел немного отрешенный, но вообще был добрым и талантливым мужиком.
В общем, нас – коммерсов – было четверо. Конечно, регулярно появлялись и еще какие-то люди. Те из них, кто находил возможность честно или не очень высосать из журнала денег, задерживались на три-четыре месяца. Остальные же «работали» недели по три, а потом просто иногда заходили в гости потусоваться, попиздеть, выпить немножко и даже потрахаться (неудачливые рекламные агенты и PR-менеджеры женского пола – с Гошей).
Как уже говорилось выше, основной нашей задачей была продажа рекламных площадей в журнале, глобальной целью – добыча пропитания для всего состава редакции. Справлялись мы из рук вон плохо. Посему заработная плата была не очень-то регулярной. Нет, конечно, мы исправно звонили в самые разные конторы, отсылали с курьером номера, набивались и ездили на встречи, предлагали, уговаривали, умоляли. Или же, участвуя в мебельных и архитектурных выставках, докапывались до соседей по мероприятию. Но ничего толком не получалось. И из-за того, что издание не имело четкого позиционирования (а также хоть какой известности), и из-за того, что профессионалы из нас были не ахти. Большая часть времени проходила на холостом ходу.
Чуть ли не главным достижением можно считать добытый директором Димой постоянный бартер с «Имперской водой», которая за половину полосы в каждом выпуске наполняла жидкостью наш кулер, плюс прилагала к нему банки с растворимым кофе и пакетики с чаем. Вся остальная реклама появлялась на страницах Towno Erectus более или менее случайно. То Лебеденков (которого мы чаще все именовали, конечно, Лебеденком) за счет личного обаяния разводил какую-нибудь полную даму средних лет на ответственной должности на полполосы. То Миша измором добивал заказчика на пару «джинсовых» статей. То Дима, устав слушать наше нытье о безденежье, кого-нибудь раскулачивал. То главный редактор – измученная семейными неурядицами девушка – приносила ниоткуда заказ на PR-текст. То я, вовремя оказавшись у трезвонящего телефона и недовольным голосом вякнув в трубку дежурное «алло», совершенно случайно заполучал две рекламные полосы, растянутые на три номера. К этому добавлялись редкие успехи «текучего» состава менеджеров по рекламе без зарплаты и постоянно менявшихся коммерческих директоров.
То есть, плавание наше в океане чужих денег было медленным и печальным. Корабль то и дело тонул. Каждые пару месяцев мы чудом успевали заделать очередную казавшуюся фатальной пробоину за пару дней до финального подводного пука. Немного радовало только то, что стараниями команды из соседней комнаты судно постоянно перекрашивалось в яркие цвета, обретало новые умозрительные грани и объемы. Комнату эту я тоже порой посещал. Иногда чтоб накропать какую-нибудь заметку, но чаще просто из любопытства или от тоски.
Что до тоски, то она серьезно овладела мной в какой-то момент. Примерно в начале августа. После моего дня рождения, стихийно отпразднованного в импровизированном женском «сквоте» в Раменках (на самом деле это была вполне приличная квартира, которую на лето оставили родители моей старой знакомой, и куда эта знакомая тут же заселила тучу подружек, ну и меня). А также после неожиданно удачного отпуска в Тверской области на острове среди водохранилища, где я 5 дней пьянствовал, играл в преферанс и купался голым, а 4 дня пьянствовал беспробудно, играл в преферанс, купался голым, отбивался от приставаний не в меру активной, как пишут в тэгах на определенных сайтах, russian milf и случайно не отбился от ее подружки.
Причин для тоски было несколько. Во-первых, конечно, угнетало это вечно «подвешенное» состояние «зарплату-то должны, но когда дадут и дадут ли вообще – Бог весть». Или даже хуже: «сегодня есть работа, а завтра может и не быть». Учебу в МГУ я к тому моменту бросил, с родителями рассорился и из квартиры их съехал, жил «по друзьям» (упомянутый «женский сквот», например) и в деньгах нуждался чаще всего отчаянно. Питался в основном бесплатным кофе от «Имперской воды», сигаретами и «бомж-пакетами» - самой дешевой и вонючей сухой лапшой из всех имевшихся на рынке. Во-вторых, комната коммерческого отдела начала «пустеть». Директор Дима имел еще минимум три других работы, в офисе появлялся только по вечерам, да и то – часто сбегал, подавляя рвотные позывы от запаха моей лапши. Миша все больше мотался по встречам. Гоша тоже, а кроме того, он осваивал новую территорию – «банчил» набиравшими популярность б/у мобильниками через интернет. Не постоянные сотрудники на то и не постоянные, чтобы слишком близко с ними не сходиться. Ну а в-третьих, однажды я в первый раз увидел Асю.
В первый раз Ася, про которую я еще не знал, что она Ася, тоже неожиданно появилась из железной двери своей фирмы, когда я пребывал в районе нашей – то ли входил, то ли выходил, то ли не нашел себе места внутри комнаты на одном из редких массовых собраний, то ли просто тупил. Признаваться в этом стыдно, но первым делом я обратил внимании на грудь. Впечатляющую, но не чрезмерную грудь, которая распирала в стороны белую блузку и лацканы синего пиджака. Ася быстро, но не суетливо шагала в сторону курилки, на ходу доставая из пачки тонкую сигарету и засовывая ее в рот. В очень красивый рот. В очень красивый рот с умеренно полными, аккуратно подкрашенными неяркой помадой губами и фарфорово-белыми зубами. Проходя мимо меня, Ася, не сбавляя шага, наклонила голову, чтобы прикурить. Сигарета, зажигалка и маленькие кисти на секунду скрылись за светлыми вьющимися волосами. Все это, а также покачивания удалявшейся задницы ввергли меня в транс минут на 10.
Потом было еще несколько подобных встреч в коридоре и курилке, во время которых я неизменно бледнел до цветового уровня простыни. Мы стали здороваться и даже обмениваться какими-то бессмысленными фразами. Я пытался осторожно выведать о ней какую-нибудь информацию. Но выяснил только, что она работала то ли секретарем, то ли офис-менеджером, и что она жила где-то в районе нижней конечной станции серой ветки метрополитена. Я стал думать о ней чаще, чем о зарплате, спиртном или «своей несчастной судьбе». Моя и без того небогатая половая жизнь окончательно ужалась до онанизма в душе, потому что из-за постоянно накручиваемого в себе чувства я не находил сил подкатывать к кому-либо с интересом поебаться. Иногда я видел в окно, как она шла обедать с коллегами мужского пола, и ревновал, подозревая каждого из них в порочной связи с Асей.
И, конечно, я начал активно «страдать». Делать грустное лицо, демонстративно молчать, записывать отвратительные стихи в ежедневник между встречами, печально курить, гулять под дождем. Ну, то есть, из меня перла вся эта пошлость, которую я уже частично описывал с самого начала. Даже Гошины рассказы о его смешных половых победах, вечно завершавшихся то пиздюлями от мужей оприходованных дам, то каким-нибудь триппером, перестали меня развлекать, как раньше. К тому же Гоша, единственный из офиса просекший причину моей очевидной кручины, завел моду завершать свои интимные монологи не предложением попить пивка или сходить за шаурмой, а наигранным интересом к судьбе моих не существовавших отношений с «сисястой блондинкой», как он ее называл.
- В общем, мы в сортире. Раком, конечно. У нее какие-то прыщи были на жопе, в общем. Немного, но неприятно, я на стену смотрел, а там объявление: «Не забудь смыть». Или типа того. Хы-хы-х-х-х-х-х, - повествовал Лебеденок, долбая моих конников своими костяными драконами.
- И ты, как обычно, без гондона? – конники тыкнули пиками драконов в ответ.
- Да я их не люблю же! – драконы добили конников.
- С первой попавшейся прыщавой телкой, в сортире на выставке, без гондона, пока пьяный друг сидит и ждет тебя в баре. У тебя совесть и инстинкт самосохранения есть вообще? – я наложил на всех своих существ защитное заклинание и опиздюлил Гошиных скелетов инквизиторами.
- Да нормальная телка, чо ты?! Она, кстати, втроем не против. Хочешь, позвоню? У меня матери завтра дома нет… - выступил Гоша со своим нередким предложением, параллельно практически выводя из строя заклинанием моих лучников и отводя драконов.
С оргиастическими идеями Лебеденок выступал примерно раз в две недели. Однажды во время банальной поездки на метро домой он вообще чуть не продал нас с ним на ночь в качестве мужчин-проституток двум расфуфыренным барышням за 40… Чаще всего я отказывался от его инициатив. Пару раз соглашался, но ничего не складывалось. То ли из-за плохой организации процесса со стороны Гоши, то ли потому что он больше пиздел, чем реально хотел устроить групповуху. Не суть. А по сути, как можно уже было догадаться, мы снова вернулись в осенний рабочий день, с которого начали.
- Ну позвони. Опять же наебешь, - от собственной неожиданной смелости в реальности, в игре я сделал какой-то совершенно невразумительный ход, отыграв защиту.
- Когда это я тебя наебывал?! Погоди-ка! – Лебеденок отравил моих рыцарей, переместил своих личей, достал мобильник, набрал номер, дождался ответа и затараторил, похохатывая в своей обычной в разговорах с женщинами манере. – Алё! Алё, да! Привет. Ха-ха-ха. Это Катя? Привет Катя. Это Георгий. Гоша. С выставки, помнишь? Должна же все-таки помнить! А-ха-ха-ха-ха! Да, тот самый. Мне тоже понравилось. Спасибо. Ага. Да чего звоню?! Чего завтра делаешь, вот чего! Ничего? Ну приезжай в гости. Ха-ха-ха! Выпьем немножко ну и так далее. Ага. Ну не без этого! Ха-ха-ха! Я и пацанчик, который со мной на выставке был. Он туповат и стесняется, но хороший. Ага. Договорились. А-ха-ха-ха! Завтра перезвоню.
Под шумок я отправил ангелов разобраться с толпой Гошиных вампиров, но промахнулся на клетку и, соответственно, глупо слил ход. Лебеденок воспользовался ситуацией и высосал вампирами из ангелов все возможное. Я безбожно проигрывал.
- Ну чо? – я без всякой надежды потратил последнюю ману на защиту и снова атаковал вампиров ангелами, которые тут же бесславно померли из-за вампирской ответки.
- Чо-чо. Сам слышал. Завтра. Оденься нормально и денег немного где-нибудь нарой. Кстати, как там у тебя с этой, с сиськами, с Асей – Гоша добил моих лучников личами.
- Асей?! – у меня дрогнула рука, и я снова совершил ошибку, послав не туда свою последнюю надежду – многочисленных грифонов.
- А. Да. Я узнал. Ее Ася зовут, – учиняя мертвыми рыцарями расправу над промахнувшимися грифонами, доложил Лебеденок.
Пару ходов мы помолчали.
- Ася. Ася… - промямлил я, в качестве прощального жеста престижа отправляя клириками в ад Гошиных зомби.
- Ну так как?.. – добил меня во всех смыслах Лебеденок.
Никак. Все было никак. И дальше все шло никак. Во всем.
Групповуха с «выставочной» Катей, конечно, не состоялась. Вроде как по причине Катиной необязательности. В общем, мы просто грустно нажрались у Гоши в Реутове и с гудящими головами поехали утром на работу. Как обычно. Как не единожды до того и после того. Работа в смысле процесса продолжала увядать. Архив Towno Erectus насчитывал к тому моменту всего четыре номера. Да и то, большая часть тиражей лежала в подвале здания, в бывшей сауне, где их постепенно подгрызал подаренный кем-то редакции жирный вонючий заяц. Пятый номер вроде маячил на горизонте, но судьба его была очевидна – на корм зайцу. Зарплату мы видели все реже, а проценты от продаж рекламы вообще почти не видели, так как не было почти этих самых продаж. Несмотря на безденежье, я завел себе первый мобильный телефон, но толком не знал, что с ним делать. От скуки мы с Гошей прошли все возможные приложения к Heroes of Might and Magic III поодиночке и по многу раз отпиздили друг друга в коллективной игре.
Я переехал к названому брату Саше «на пару недель», но завис, не имея денег на жилье, и начал откровенно заебывать как его самого, так и всю его семью. Периодически организовывались какие-то стихийные пьянки с самыми разными участниками, всегда одинаково печальные и немногословные. Иногда я даже ходил бухать и смотреть на настоящий сушеный моржовый хуй к соседям по этажу, сотрудникам гуманитарного фонда «Традиция», и вот там от тоски вообще хотелось повеситься, хотя люди были добрые и приветливые. Просто у идейных работников таких фондов это генетически, видимо, заложено – всегда печалиться о судьбах родины.
Неожиданно активизировались сотрудники турагентства из соседнего офиса. Мы вели с ними какие-то беседы в курилке и постоянно планировали совместное распитие спиртного. Среди турагентов выделялась микроскопических совершенно размеров девочка Маша. Милая и странно круглолицая. Выделялась она в основном агрессивным интересом к нашему очередному недавно уволившемуся статному (бывший охранник) коммерческому директору. Интерес в итоге вылился в требование вызвонить его и заставить приехать на бывшую работу, то есть, к нам в офис. Пока Маша поехала домой прихорашиваться для серьезного разговора, он даже приехал. Рассказал о своей жене, затребовал презерватив и чтоб мы съебали, оставив его одного в помещении ожидать Машу. Кончилось это, насколько мне известно, опять же никак.
Ну и естественно, я продолжал страдать по Асе, имя которой теперь знал, не предпринимая никаких попыток к сближению. Хотя Гоша и утверждал, будто из разговора с Асиной коллегой выяснил, что я очень нравлюсь своей зазнобе внешне, я все равно отмалчивался при случайном совместном курении и начал еще сильнее бледнеть во время приветствий.
Осень на глазах густела и пухла. В конце концов, открывать в курилке окно и свешивать ноги с жестяного подоконника стало невозможно – слишком холодно. Потом, конечно, пошел снег. Я стал часто гулять в парках, оплакивая свою трусливую любовь под русский рок из бережно придерживаемого рукой CD-плеера.
И в конце концов, на нос уселся новый 2001 год.
«Корпоративная вечеринка» в умиравшем издании, естественно, проходила не особенно весело. И даже нежданно выданный бонус не скрашивал ситуацию – долги многих из нас существенно превышали праздничную щедрость инвестора. Обнищавший окончательно коллектив к тому моменту сильно поредел. К тому же половина из еще не уволившихся была чуть успешней остальных в социальном плане и еще не впала в крайнюю степень отчаяния – им было куда пойти в последнюю пятницу года и не казалась привлекательной идея дешево нахуячиться в обшарпанном офисе. В итоге мы сидели за скудно накрытым столом впятером или вшестером, курили в честь праздника прямо в комнате, слушали недавно вышедший альбом «Дачники» группы «Ленинград», обсуждали бессмысленные прожекты по выходу журнала из кризиса и дружно мрачнели с каждой минутой и каждой рюмкой.
Из соседних офисов доносились меж тем довольно жизнеутверждающие звуки. В конце концов, поймав за яйца немного пьяной смелости, я выскользнул из обители скорби под предлогом «поссать». Сначала я заскочил в турагентство. Там было веселее, чем у нас, но все только начинало раскачиваться. Я хлопнул с ними пару рюмок, запил винцом, подмигнул Маше, пообещал скоро вернуться и пошел к обладателям моржового члена. Но эти крепкие люди в количестве двух человек даже в честь нового года не желали отказываться от грусти за традиции. Немного протрезвев через полчаса от печальных песен а-капелла, я извинился и сбежал. В коридоре меня встретил Гоша, который сообщил, что Дима, Миша и наш финансист Коля постепенно выходят в астрал.
Вместе с Гошей мы спустились в подвал поздравить зайца, потом поднялись на пару этажей, посмотреть, нет ли там какого веселья. Веселья не было. Вернувшись на свой этаж, мы встретили Асю и других предполагаемых продавцов болтов и гаек, шествовавших из курилки. Я, как обычно, побледнел, а Гоша не растерялся и набился к ним в гости. За железной дверью гремело радио, наливали, а девчонки шли в пляс. Под песню группы «Би-2» эротично извивавшаяся Ася провела ладонью мне по шее и подбородку, спросив, пойдем ли мы с ними в клуб через пару часов. В ответ я икнул и убежал курить. Это явно был перебор и железная эрекция. От возбуждения я совсем потерял голову и сразу после перекура в бывшей душевой зашел в наш офис. С налета ебнул 150 грамм. Потом покурил и выпил залпом еще 150…
Пришел в себя я примерно через три часа. Диспозиция за время моего отсутствия в мире разумных существ существенно изменилась. Я был по-прежнему в нашем офисе. Коллеги и несколько соседей из турагентства тусовались вокруг и гомонили. На моих коленях сидела девушка, мои руки щупали ее задницу, мой язык активно исследовал ее гланды. И это была совсем не Ася. Это была Маша. Асина голова выглядывала из-за двери и с крайне недовольным выражением лица артикулировала что-то вроде: «Все, собирайтесь, выходим».
Все вокруг повскакивали со стульев и начали собираться. А я так охуел от произошедшего, что даже перестал ворочать языком в женском рту, что Маша приняла за сигнал к выходу – легко соскочила с меня и, хихикая, побежала за шубой, писать, подкраситься и все такое женское. Я сидел оглушенный еще минуты три. Пока Гоша не привел меня в чувство подзатыльником.
На улице я начал стремительно трезветь, что никак не добавляло приятных глазу красок к общей картине моего вечера. У меня под мышкой шла и все время норовила остановиться на засос-другой приятная, но совершенно ненужная мне женщина. Прекрасная женщина, которую я полагал крайне мне нужной, шла впереди, и когда она оборачивалась, чтобы прикрикнуть на отстающих, я видел (а может быть, додумывал) злое недоумение и разочарование в ее глазах. В тесных штанах у меня при этом, несмотря на все душевные муки и метания, пылало несколько неуместное, но очевидное. Впереди маячил неизвестный гадюшник под названием «Вуду» со стриптизом и шоу-программой. Падал снег и пиздец.
Внутри клуба мой внутренний ад удачно оттенили чудовищная музыка, некрасивые стриптизерши, бутылочный «Старый мельник» втрое дороже, чем в палатках, грязные сортиры, пацанчики «с раена» в качестве посетителей и прочие прелести ночного клуба низшей ценовой категории из уже ушедших вроде бы девяностых. Первый час совместного «похода в клуб» прошел отвратительно. Все в основном молчали, курили и посасывали пиво, иногда танцевали и кривились от стриптиза. Маша хотела целоваться и щупаться, я податливо потворствовал. Ася сделала вид, что напилась и давала облизывать длинную белую шею самому омерзительному – светлый костюм долларов за сто, рубашка с сероватым от впитывавшегося годами пота воротником, длинные сальные волосы – мужику за нашим столом.
Чтобы хоть как-то примириться с ситуацией, я начал активно пропивать имевшиеся деньги, то есть, новогодний бонус. Трижды поставив всем пиво, я испытал непреодолимое желание разобраться с мучившей меня ситуацией здесь и сейчас. Когда Маша отправилась в туалет, я твердо взял Асю за руку, оторвал от сальноволосого и отвел к бару, где было потише.
- Нам надо поговорить!
- Ну говори, - ее лицо выражало исключительно равнодушие.
- Это… В общем… Я не понимаю, как это случилось… Хочешь… Я… - прилив решимости не совпал с приливом красноречия.
- Ну?
Неожиданно тонкие Машины ладони появились из-за моей спины и сомкнулись у меня на животе. Я недовольно обернулся, разрывая сцепку ее пальцев.
- ЧТО?!
Нисколько не смущаясь моего тона, Маша приподнялась на цыпочки и нарочито громким шепотом сказала:
- Пошли со мной в туалет. Ты мне нужен.
Я повернул голову к Асе. Полагаю, на моем лице отражалось что-то вроде страдания. Впрочем, Асе было все равно, она мотнула головой, резко развернулась и ушла. «Ну и дура», - пьяно подумал я, поцеловал Машу и повел в туалет.
В туалете, впрочем, не случилось ничего, о чем стоило бы написать Франсуазе Саган или Анаис Нин. Маша сняла блузку, но попросила не что-нибудь там, а помочь ей присобачить обратно отстегнувшуюся лямку от лифчика. Лифчик был красный и кружевной. Грудь в нем – маленькая и красивая. Маша – пьяная и хитро улыбавшаяся. Наверное, это был просто намек. Но мало есть людей на свете настолько же плохо понимающих намеки, насколько плохо их понимал я в свои двадцать лет пьяным и потерянным. Я пристегнул лямку, поцеловал Машино плечо, отвернулся к унитазу и стал ссать. Обернувшись обратно, застал Машу уже снова в блузке. Под мудацки одобрительными взглядами пацанчиков из очереди в сортир, мы вышли из кабинки.
Я еще дважды выпил водки, еще трижды поставил всем пиво, еще четырежды обозвал про себя Асю дурой. Финальным аккордом заставил директора Диму танцевать (чего он – взрослый грузный русский еврей – крайне не любил) и удалился провожать Машу до дома. В Мытищи.
Я уже был достаточно пьян и дерзок, чтоб в расчете на секс продолжать форсить и сорить деньгами. За какие-то бешеные деньги мы поймали машину. По перечисленным уже выше причинам я окончательно разошелся и позволил себе небывалую для меня вольность на «первом свидании» - стал трогать Машину грудь. Маша задышала часто и горячо, но с сожалением простонала про маму дома. Боги не любят нерешительных и непоследовательных тупых мудаков, что тут еще сказать. Я заозирался и по пейзажу за мутными стеклами автомобиля понял, что мы в каких-то ужасных ебенях, из которых я не представлял пути домой. Телефон зазвонил, это был Дима, который требовал, чтоб я срочно вернулся в «Вуду», потому что «эти пидарасы куда-то потеряли его охуенную куртку». Я отключился, сделав вид, что вне зоны. Тут мы и подъехали к угрожающего вида хрущебе. Я с дрожью в голосе попросил водителя подождать меня и за ту же сумму увезти потом к чертовой матери, то есть, к названому брату Саше домой в Перово. Водитель подозрительно рыгнул и согласился.
Не знаю, так оно было, или же мне просто казалось спьяну, но во время обжиманий между четвертым и пятым этажами я поймал себя на мысли, что Маша откровенно провоцирует секс в подъезде. В моей черепной коробке боролись усиленное алкоголем половое желание и страх перед ночным одиночеством посреди неизвестного района Мытищ. К тому же на заднем фоне сознания все еще крутился, как 3D-модель персонажа мультфильма, образ Аси. В конце концов, я принял пораженческое решение, отстранился, сунул Маше визитку со своим мобильным и наказал звонить на предмет совместной встречи календарного, а не офисного нового года.
Водитель ждал у подъезда. Я облегченно выдохнул, плюхнулся на переднее сидение и попросил тормознуть у ночного ларька на предмет пивка. Ларек оказался за углом и легко отдал мне четыре бутылки «Миллера». Водитель вырулил на трассу, снова рыгнул и потребовал у меня одно пиво в счет поездки. Я опасливо отдал. Он открыл и сладострастно припал к горлышку. Потом икнул, утерся рукавом и радостно сообщил, что вообще-то он в говно пьяный, сбежал со скучной вечеринки и решил вот потаксовать. Я доверчиво пристегнулся, и мы очень долго – часа три – ехали в Перово. Водителя прорвало, и он рассказывал мне про то, что это отцовская машина, про то, сколько стоит отмазаться от пьянки за рулем (тогда это было дешево), про то, как он хочет пожрать (на предмет последнего мы заехали в Макдональдс на Проспекте мира). Слушал я его в пол-уха, вяло поддакивая, а сам снова трезвел и пытался понять, как же я угодил во всю эту срань.
Дома я написал Саше записку: «Я полный мудак. Приедешь – буди, расскажу», - прижал листок двойным чизбургером и рухнул до вечера на диван.
Продолжение в комментариях.