В связи с комментариями. Продолжение-3
tareeva — 01.02.2024Тема Набокова вызвала оживление среди читателей. Но о жестокости («Лолита» - это роман о жестокости) писал не только Набоков. О жестокости писал Исаак Бабель, французы даже прозвали его «Маркиз де Сад русской революции». Бабель писал о жестокости не потому, что она его привлекала, как привлекала Набокова, а потому, что она его травмировала с юности. Он хотел понять, как это обычный человек, который ничем не отличается от других, вдруг проявляет чудовищную жестокость и получает от неё удовольствие. Об этом много в романе «Конармия». Семёну Будённому этот роман не нравился. Он сказал: «Бывает всякая бабель, но эта бабель вредная». Но нет сомнения, что в своём романе Бабель написал правду. Бабель познакомился с женой наркома Ежова специально, чтобы стать вхожим в дом наркома. Возможно даже, у Бабеля с женой Ежова был роман. У меня вообще ощущение, что Бабель спал со всеми женщинами, с которыми был знаком. Это как-то само собой получалось. Но нарком Ежов интересовал его, конечно, в связи с темой жестокости.
Я процитировала Игоря Тареева, который сказал, что 99% русских антисемиты, и читатели со мной не согласились. Но это было верно для того времени, когда это было сказано. Вы, возможно, не помните, а, может быть, даже не знаете, что в Советском Союзе был государственный антисемитизм, он начался сразу после войны. Не думаю, чтобы лично Сталин был антисемитом. Сталин был человеком абсолютно безыдейным, и этой идеи у него тоже не было. Но Сталин был сугубым прагматиком. Война показала, что национальное сидит в человеке гораздо глубже и прочнее, чем классовое, и опираться на него надёжнее. Вот тогда Сталин произнёс свой знаменитый тост за русский народ, мы с вами об этом подробно говорили, и тогда началась политика, которую Берия назвал «русопятство». Он сам этого не одобрял, но делал то, что велел Сталин. Тогда началась борьба с так называемым «космополитизмом», а космополитами были евреи. Говорили в шутку «космополит пархатый». На приём евреев в институты была негласная квота, в гуманитарные ВУЗы их вообще старались не принимать. Я училась на филологическом факультете МГУ на заочном отделении, о другом и мечтать было нечего. А за заочников университет не отвечал. Все заочники где-то работали, и за них отвечали там, где они работали. Окончив университет, я не могла найти работу. В штат меня никуда не брали. Я внешне не похожа на еврейку. И я уже говорила, что я похожа на отца, а у моего отца было не просто русское лицо, а, я бы сказала, русское крестьянское лицо. Я приходила устраиваться на работу, объясняла, что я кончила и что я умею, и мне говорили, что я им подхожу. Говорили: «Вот, возьмите анкету, заполните её дома, а завтра приносите анкету, и можете сразу приступать к работе». Назавтра я приносила анкету, клала её перед руководителем, а там пятая строчка была «национальность». Это так и называли «пятый пункт». Руководитель видел пятый пункт и говорил: «Извините, произошло недоразумение. Оказывается, должность, на которую мы хотели вас взять, уже занята». Так я и не нашла работу. А тогда нужно было каждый год представлять в домоуправление справку с места работы. Тот, кто не мог представить такую справку, считался тунеядцем и мог быть выслан из Москвы, как это произошло с Иосифом Бродским, которого выслали из Петербурга, написание стихов, даже гениальных, работой не считалось. Я была внештатным корреспондентом журнала «Вопросы литературы», и журнал давал мне об этом справку. Но «внештатный корреспондент» - это было как-то не очень надёжно. Я уже рассказывала в своём блоге, что мне удалось поступить на работу во Всесоюзную книжную палату. Работы там было очень много, а платили мало, поэтому была большая текучка кадров, и сотрудники всегда остро требовались. Я поступила туда на работу на ставку 70 рублей. Потом мне 10 рублей добавили, но с 70-ти рублей не брали подоходного налога, а с 80-ти брали. Так что мне добавили не 10 рублей, а только 2. В Книжной палате был замечательный коллектив, палатяне – вообще люди особые. Я там проработала два с половиной года с большим удовольствием. Когда уходила из палаты, плакала, жаль было расставаться. Но ушла, потому что меня пригласили на работу в ЦНТБ по архитектуре и строительству, где позарез нужен был человек со знанием славянских языков. Я там работала с журналами на семи славянских языках, включая русский и украинский. Я там целыми днями читала журналы стран «соцлагеря» по архитектуре, строительству и градостроительству и искусству и знала об этих странах всё. Во время чешских событий наши коллеги из Чехословакии вклеили в журнал, который они нам послали, страницу жёлтой бумаги, на которой очень мелким шрифтом была напечатана вся правда о чешских событиях. Я думаю, вклеивая эту страницу, они сильно рисковали, но им очень хотелось, чтобы их коллеги в Советском Союзе знали правду.
|
</> |