В очередной раз на просторах ЖЖ наткнулся на мысль о том,

artem_r — 09.03.2010 что Достоевский писал «косноязычно».

Рука привычно потянулась к пистолету, привычно вспомнила, что бодливой корове Бог рогов не дает, и привычно вернулась на место.

Я, в общем, над этой идеей не очень долго рефлексирую. Еще один человек не читал Достоевского. Ничего страшного.

Но тут получилось так, что я попутно сличал какие-то тексты по Бетховену. И меня вдруг позабавил тот факт, что современники вменяли Бетховену в вину, собственно, в первую очередь две вещи.

Что длинно и что невнятно. То есть, в сущности, - косноязычно.

Это довольно забавный феномен, учитывая последующую популярность Бетховена, признанного главным композитором в истории человечества. Тем не менее, о его невнятности писали даже проницательные и обученные люди, даже коллеги, вроде язвительного Вебера. Это было довольно единодушное мнение.

Разумеется, Бетховен создавал новый язык, прежде не существующий. Разумеется, Бетховен создавал новый творческий метод. Новую эмоциональную парадигму. Да, в сущности, все новое. Тут можно рассуждать о том, что современники просто не понимали еще.

Однако Бетховен и при жизни был любим и славен. Так что тут дело не совсем в непонимании, как мне представляется. А дело тут в эффекте, о котором я тут однажды уже писал. Я писал – правда, применительно к современному поклоннику музыки, – о коротком слухе, т.е. о неспособности запоминать сколько-нибудь продолжительные музыкальные отрывки.

Так вот – я полагаю, что в случае с Бетховеном и современниками имела место та же проблема. Бетховенские мысли были длинными, со сложной иерархией смыслов, для их выражения требовались все более и более продолжительные темы и мелодии, все более хлопотливое сопровождение, все более мудреные гармонические связи. Прежде ничего подобного история музыки не знала – барокко оперировало куда более короткими и значительно более ясно обозначенными темами, венский и маннгеймский там классицизмы делали ставку на внятность изложения как непременное условие состоятельного музыкального текста, который ведь, не будем забывать, повествовал о гармонии, установленной в мире и данной людям в ощущениях…

А тут, значит, этот глухой со своим пантеизмом…

Прошло, однако, после смерти его буквально десятилетие. На сцене были романтики. Их мысли сделались еще длиннее, язык еще темнее и мудренее. Никого, однако, это уже не пугало. О темноте и косноязычности Листа, например, рассуждали мало. Все больше – об его демонизме, что само по себе отдельная история – я о Листе как-нибудь еще расскажу, я ему многим обязан. Но это пока в сторону

Итак, что случилось после Бетховена? Человечество поменяли?

Нет. Просто слух развился. Стал способен вмещать длинные, угловатые, сложно построенные пассажи, мелодические линии и так далее. Только и всего. Прошел этап тренировки, и вся подобная премудрость оказалась не такой уж сложной.

При чем тут Достоевский, спросите вы.

Очень просто. С ним та же фигня. Он пишет длинно. А тем, кто полагает его косноязычным, просто не хватает внимания удержать в голове его предложения. Я не говорю уже о мыслях.

Я припоминаю – когда я еще работал в газете, был у меня там подчиненный. Довольно пожилой поэт-шестидесятник.

Я не помню, зачем он взгромоздился на сцену во время одной из летучек. Я отвлекся. А когда посмотрел на сцену, то услышал, как поэт мечет громы и молнии, проклиная поколение семидесятых за то, что оно – это я запомнил дословно – «променяло кристальную ясность Хемингуэя на мутную темноту Фолкнера».

Поэту-шестидесятнику явно не хватало терпения, чтобы осиливать предложения Фолкнера. Это на нем было написано.

Здесь на место Фолкнера можно было поставить Достоевского. Поэт не любил и его. В тот день я понял, почему.

Проблема тут, собственно, одна, и заключается она в том, что Достоевского не может вместить уже которое поколение читателей. То есть, сравнение с романтиками не выдерживается. Я полагаю, это оттого, что эстетическое воспитание у нас что в СССР, что ныне – было и есть на таком низком уровне, что не может вбить людям в головы ни внимания, ни терпения при чтении.

Есть, конечно, категория читателей, по какой-то причине не полюбивших Достоевского еще в школе и повторяющих фразу про его косноязычность просто так, чтобы объяснить свою иррациональную нелюбовь самым расхожим, где-то подслушанным ими аргументом.

То есть, Достоевского можно не любить по сотне причин. Я это понимаю.

Но когда на свет Божий опять вылезает косноязычность – то, воля ваша, а я склонен думать, что напоролся на очередного читателя с коротким слухом. Или на его попугая.

Тренироваться надо, чего уж там.

P.S. Да, друзья мои, и если вы, паче чаяния, дочли досюда и хотите мне возразить мнением Анны Григорьевны – то не нужно. Я его знаю.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив