…в ее неподдельной красоте. Начало

mkrymov — 04.10.2010

                                               ***

Оп.

Поплыло. Застыло. Понеслось.

Шаги. Тротуар. Начинающийся дождь. И…

Старуха, катящая тележку с газетами и журналами.

Пролетающие машины.

Брызги луж.

                                               ***

Расплывающиеся буквы, грязные капли, стекающие по  оранжевым гламурным жопам. Он узнавал их. Кисточки. Пудра. Скрывающая целлюлит. Следы от врезавшихся сидений унитаза. Они из золота? Они из золота. Все равно, что из золота. Все равно. Следы. Шорох переворачиваемых страниц. Шелест туалетной бумаги. Дежурная улыбка звезды на выходе. После поворота ручки. И иной мир, где андеграундная желтая струйка, никогда не перемешивается с принародной гламурностью мочи. Как не перемешивается за дверью. Разве, что шорох, шелест. Одинаковые. Везде. Усталость рук.

                                               ***

Мнимая белизна газетных листов, чернота букв, оранжевость гламурных жоп. Старуха с журналами и газетами. Старик у окна первого этажа… Старуха, стучащая костяшками пальцев в стекло. Белизна, натянутой кожи. Опадающей кожи, сморщенной, покрытой пятнами.

- Иван Денисович! А, Иван Денисович…

Протянутый в форточку зонт. Запах вареной картошки. Клеенка. Тетрадь. Открытая посередине.

1 ноября. Метеорологический журнал Ивана Денисовича:

«Ноябрьский снежок. Застывшие местами лужи. Потрескивание тонкого льда под ногами. Блеклые разломы, пропускающие темные воды. Засыпающий их снег. Начинающийся дождь. 

Двое. Идут».

                                               ***

28 октября. 16.58-16.59. Миша

Скрывающая за углом старуха под зонтом. Катящая тележку. Мише жаль. Он хочет догнать ее. Купить журнал. Даша говорила, что…

Развязавшиеся шнурки. Размокающие в воде. Начинающаяся простуда. Начинающийся дождь.

Он останавливается

- Даша, подожди…

Она останавливается. Серый плащ. Капельки воды, стекающие и падающие на лед. Смотрит.

Он сжимает ее руку. И теплота пальчиков, сквозь вязаные перчатки, согревает ладонь. 

- Шнурки развязались.

Миша говорит это, склонившись к ее ушку.

И повторяет, склонившись еще ближе :

- Шнурки развязались.

И склонившись еще ближе

шепчет:

- Милая.

Целуя.

Ощущая холод сережки.

Тепло мочки.

Отпуская ее руку,

                                               ***

отходит в сторону.

Она смотрит и в ее глазах он видит перекошенный купол церкви. Притаившейся между домами, нависшей над речкой.

Падающей и застывающей. За его спиной.

Он наклоняется.

Мокрость шнурков. Разбухших. Не желающих влезать в дырочки ботинок скользящих ног.

Он хочет опереться на железную дверь церквушки. Серое небо.

Летит.

Рука нащупывает кольцо.

Он хватается за него и дверь начинает открываться. Со скрипом. Сгребая к стене снег. Давайте расскажу о золотой рыбке.

                                               ***

            Счищая с себя слой томатного соуса, обнажая золотую чешую, рыбка сказала:

            - Так что же ты хочешь, Ванечка?

            И задумчиво посмотрела на рюмку водки.

Ваня намек понял. Сбегал в комнату, нашел наперсток, вернулся на кухню, налил рыбке. Она ловко обхватила наперсток плавником и выпила. Выпил и Ваня. Отломил кусочек булки и протянул рыбке. Она ответила:

- Не закусываю.

            И, сверкнув глазами, продолжила.

            - Так что же ты хочешь, Ванечка?

            Он уставился в потолок, прикидывая, а что же он хочет в жизни. Ничего не надумав, он снова налил себе и рыбке.

 - За знакомство.

Рыбка улыбнулась и выпила. Улыбнулся и Ваня. Глотая водку, он вспомнил, как неделю назад он лежал пьяный на полу, а над ним склонялся комиссар в пыльном шлеме, молча смотрел, пил водку, а в кухне пахло багульником. Ваня поставил стопку и почесал голову. В последнее время к нему часто приходили гости. Через пару дней после  комиссара заявился некий лысоватый субъект, тоже долго молчал, сиротливо пил водку, а потом вдруг заявил:

- Если выпало в Империи родиться, лучше жить в глухой провинции у моря.

Не объяснив смысла этой фразы, субъект встал и ушел, оставив после себя лишь, полную пепельницу окурков, да запах водорослей.  «Венецианских», - решил Ваня, хотя никогда в этом городе не бывал. А после  приходил… Он уже не помнил кто. И вот сегодня явилась рыбка. Неожиданно. Из банки с бычками в томате, которую он открыл полчаса назад. Высунула голову и сходу заявила, что золотая рыбка и может выполнить одно желание. 

                                               ***

Рассказал                                          

***

                                               Ежевичка. Красный цвет

Я никогда. Никогда не думал, что дверь откроется. Холод, мокрое дерево и мох. Зеленоватый мох. Прорастающий сквозь бревна. Вот что я видел, пока сидел здесь. Мои глаза хорошо видят в темноте, иначе бы я сошел с ума. Но, они видят. И потому… Вам может показаться странным, что я вижу холод. Я не удивлен. Вы его только ощущаете. Побелевшими щеками, покрасневшими пальцами. Я не чувствую холод. В моем теле жар последнего костра. Поэтому я вижу холод. Появившийся на бревнах иней, рассказывает мне, что где-то осень и утро. Снег шлет привет от зимы и сказку от месяца. Бревна, потрескавшиеся от времени, рисуют картины. И чем старше они, чем старше, тем больше на нас паутинок времени. Картины на дереве становятся все более красивыми. Моим лицом вряд ли бы кто стал любоваться. Старость человеческая отвратительна, потому ей улыбаются демоны смерти. Но я бы содрал себя кожу, отдал бы все чудесные бревна. Променял бы все на простой узор зеленого листочка. Шорох. Скрип. Надежда. Проступивший пот. Я жду. Журавель начал свой 31251 полет в осыпающейся ржавчине.

***

И Миша падает. Поворачивается, чтобы сказать Даше:

- Не беспокойся, милая.

Но не видит ее. Сначала. Но потом видит ее.

Безучастно сидящей на пеньке и некто… Стоящий к Мише боком. Протягивающий Даше ржавую матрешку.

- Добрый вечер, почтеннейшая публика.

Говорит он Даше.

И Миша вдруг понимает, что «почтеннейшая публика», только Даша. А он зритель. Наблюдающий. Как за стеклом. Происходит действо. 

- А сцена то не готова.

Говорит некто.

                                               ***

- Декорации надо убрать.

Откуда-то появляются безногие инвалиды на каталках и начинают растаскивать улицу.

Стоящий в середине дом разрывается на части. Одна едет направо, другая налево. Миша вспоминает, что, проходя мимо этого дома, всегда смотрел на странный шов  по середине, и ему всегда казалось, что дом составной. И сейчас, когда дом расходится на две части, Миша видит заброшенный город. Многие дома гнилые, некоторые развалились.  Дороги заросли сорняками. И по ним бредут люди. Совсем обычные люди. Едут машины. Совсем обычные машины. Под черным небом с фиолетовой луной. И под ней белыми маленькими островками стоят церкви.

                                               ***

А некто, все также стоящий к Даше боком, кричит:

- Цена моего представления серебряная монетка. Или блинок со сметаной. Или… На мой выбор. Отказаться вы не можете.  

Миша видит, как по лицу Даши текут слезы. Он знает, что у нее нет ни серебряной монетки, ни блинка со сметаной. Знает это и Даша. И по лицу у нее текут слезы.

                                               ***

Даша отрицательно мотает головой.

- На мой выбор.

Говорит некто.

- Стихотворение. Слова неизвестного автора.

Некто проводит по волосам. Вскидывает голову и Миша понимает, что видел когда-то нечто подобное по телевизору. Когда-то в каком-то фильме показывали поэтические вечера в Политехническом музее. Некто начинает.

                                               ***

Ржавый вечер накрывает
Язвами дождями
Мертвую матрешку
У гнилого пня.

Здесь стоял когда-то
Домик колдуна.
Будущая ведьма
Качалась у окна.

Папа для дочурки
Игрушку смастерил.
Кольчугу в крови рыцаря
В матрешку превратил.

Страшная, железная
С гримасой сатаны
Была она единственной,
Кого любила ты.

Ласкала, прихорашивала.
Из старых лоскутков
Одежду шила светлую
И пела про любовь.

Но не обманешь прошлое
И дочка колдуна
Была еще молоденькой
С папашей сожжена.

Жила одна в ты в домике,
Сидела у окна.
Безмолвная, ужасная, несчастная…
Одна…

Катилась слезы ржавые
По ледяной щеке
И пальчики подружки
Ласкали в темноте…

Домишко развалился.
Разрушились мечты.
Безвинную девчушку
Забыли все. Не ты…

Но ржавчина и дождик
Убили и тебя.
Верность бесконечная…
Холодная земля…

                                               ***

Некто говорит:

- А сейчас плата:

                                               ***

Щелкает пальцами. Матрешка прыгает из его рук. Впивается Даше в шею и отгрызает в голову. Некто поворачивается к Мише. И он видит, это не человек, а…. Миша не может определить кто.

Он видит бесформенную массу.

Черно-красного цвета. С висящим на резинке носом.

Некто хватает Дашу за ногу и тащит в странный заброшенный город. Вслед за ним вприпрыжку идет железная матрешка.    

А навстречу им движется мужчина с корзинкой. И из нее капает кровь. Мужчина приближается ближе. И Миша видит, что вместо головы у него деревянная чурка с нарисованными синими глазами, с красным пятном носа, с серой соломой вместо волос.

Мужчина подходит к Мише, снимает ушанку и говорит. 

- Добрый вечер, почтеннейшая публика.

Миша оглядывается по сторонам и понимает, что «почтеннейшая публика» только он.

                                               ***

- Цена моего представления серебряная монетка. Или блинок со сметаной. Или… На мой выбор. Отказаться вы не можете.  

                                               ***

Мужчина ставит корзинку на землю.

Миша роется в карманах

Темные воды, вытекающие из трещинок во льду, становятся красными. Где-то вдалеке горит дом. Над ним пролетает железная птица. Миша поднимается, приваливается к двери, и она начинает закрываться.

Ушанка превращается в старую помятую корону. Мужчина смотрит на закрывающуюся дверь и бежит к ней. Корона падает, катится. Стукается о белую стену церкви. Отбивает кусочек известки. Обнажает красный кирпич. Инвалиды сдвигают декорации. Заброшенный город исчезает, скрывшись за ни чем не приметным домом.

                                               ***

Вдалеке покачивается журавель.

                                               ***

 Мужчина с деревянной головой и инвалиды скрываются за дверью. Она закрывается. Миша отводит от нее взгляд и видит Дашу. 

- Миша, ты о чем задумался?

                                               ***

Проходит молодой человек.

                                               ***

Голод

…и книги  читал только с ятями и упоминанием Государя Императора.  Других же не признавал.

Удалившись от соблазнов на колоколенку,

(Стоявшую

взял с собой лишь пакет растворимой вермишели и украдкой, коря себя, грыз ее, запивая дождевой водой, обильным подаянием падающей с небес, потому  что была осень.

***

Теме взбрело в голову, что он еврей. Взбрело неожиданно. Когда он нюхал клей за автовокзалом. Хорошо нюхал. Из-за кучи мусора уже выпрыгивал Микки-Маус. Чип и Дейл летели на красном самолете. Знатная могла бы получится тусовка с веселыми и славными глюками. Но тут рядом остановилась иномарка. Водитель открыл дверь, из салона понеслась музыка и темины ноги сами пустились в пляс. Тема даже стащил с головы пакет, заслушавшись. Микки-Маус обиженно  погрозил Теме пальцем и грустно сел на асфальт рядом. Чип и Дейл полетели куда-то вдаль.  Но Тема ловко смахнул мышь в пакет, а потом вытянул руку сквозь серые облака, поймал уже почти скрывшийся за трубой самолетик и бросил к Микки-Маусу. Тема встал и подошел к машине. Водитель с отвращением посмотрел на грязного подростка и сказал:

- Денег не дам, сука блядь. Иди на хуй.
Тема вытащил из кармана мятый стольник и сказал:
- Денег до хуя, сука блядь.  Чего за песенка?
Водитель плюнул в лужу:
- Еврейская песня. Семь сорок, сука блядь. Иди на хуй.

Тема  сунул пакет в карман. Мышь с бурундуками недовольно пискнули, самолетик хрустнул, пропеллер кольнул в бедро, но Теме было не до этого. Он начал танцевать. Водитель сказал:

- Сука блядь.

И уехал. А Тема продолжал танцевать и думать, не еврей ли он,  пока не стемнело, а потом отправился в детдом. На ужин он опоздал и поэтому плюхнулся на кровать и стал думать о жизни. Пару дней назад ему исполнилось 18 и скоро пора было сваливать из детдома в однокомнатную квартиру. Скорее всего, на окраине. На соседних койках лежали ребята и обсуждали, как славно сегодня нажрались водки. И славно нажрутся ее дальше. Тему они презирали, так как он не трахался с бабами и не пил водки. Тема же не мог понять,  в чем прелесть водки. Ну да. Весело. Но никаких глюков. То ли дело клей. Тут тебе и Микки-Маус и Чип и Дейл. А бабы… Темы перевернулся на другой бок. Бабы. Тема не мог понять, в чем прелесть заниматься сексом с девчонками из их детдома, дающих всем и каждому. Дергаться на железных сетках, накрытых тонкими матрасами. Тема не понимал этого. Он вздохнул. Встал и пошел к сторожу. Иногда они разговаривали. Сторож дремал на стуле у дверей и слюна текла по седой щетине подбородка. «Как сперма у Наташки, когда она у Коли отсасывала на спор», - подумал Тема.

- Глеб Андреевич, мне кажется я еврей. 
Сторож открыл глаза.
- Чего ты говоришь?
Тема сел на пол.
- Еврей, я говорю. Кажется мне так.
Глаза сторожа смотрели в иной мир.

- Знаешь, Тема. Сон мне приснился. Будто я террорист. Захватил, значит, заложников. Всякие требования у меня. Чтобы, мол, тушенки дали, макарон вкусных Знаешь, такие ракушки бывают?

Тема кивнул. Ему нравились ракушки.
- Ну вот. А они, бляди, все записывают.
Тема перебил.
 - Что за бляди?

Сторож не услышал вопроса. 

- Ну вот. Еще я грузовик попросил, чтобы продукты погрузить. Дали мне все. Стал я в грузовик залезать и тут меня снайпер убил. Знаешь, у каждого есть свой звездный час. Его только не проебать надо. А я проебал. Ты про еврея спрашивал. А зачем тебе?

Тема вытащил клей.

- Знаете. Я слышал, что у них есть родина. Где бы они не были у них есть родина. А у меня нет. Разве родина этот город, этот детдом. Родина – это где тебя любят. Вот думаю, если я еврей, то поеду я на родину. И там меня будут любить.

Сторож разглядывал клей. 

- Знаешь, когда наступает старость?
Тема отрицательно покачала головой.

- Не тогда, когда не стоит. И не тогда, когда не можешь встать с кровати. Старость наступает  – это  когда впервые складываешь документы в пакетик из под кефира.
Сторож достал пакетик. Тема увидел блеклую бордовость паспорта в кефирной оболочке. Золото. «Россия». Сусальность.  Мешалось с синевой. «Кефир». Жирность 1 процент.   

- А ты куда их складываешь?
Тема задумался.
- Да никуда вроде. Они у директора в сейфе лежат.
Сторож все также смотрел на клей.

- Ну вот. Так что ты не проеби жизнь. Это кажется, что жизнь длинная. А потом вдруг и оп. Пакетик. Синагогу тебе надо искать. Они там молятся. Там тебе скажут, что и как. Еврей ты или не еврей. Дай клея, а?

Тема протянул тюбик. Сторож сказал:
- У меня есть пакет большой. Я видал, как ты нюхаешь. У меня получится.

Тема пошел к себе и слышал, как сторож шелестит пакетиком.

Оставить комментарий

Популярные посты:

diocles

Кредитная карта: разумное решение для финансовой свободы и выгодных покупок

sozero

Диаспора из МВД избила участников митинга против миграции

d_clarence

О любви к ближнему.

val000

Парк аттракционов Cedar Point

elika

Ты, да я, да мы с тобой...

elika

Весенняя лИСтКУССТВенница. Выпуск №6

nikolai_endegor

Белый коридор

morena_morana

7 разочарований, которые я испытала к 40 годам

matsam

Говорит КГБ Беларуси

• Архив