Уроки политической грамотности

anairos — 12.05.2022 В обсуждении прошлой статьи один из комментаторов оставил следующий примечательный текст:

почему магия проиграла науке
///
Лолшто? Гдє ана праіграла?
Для 95% абиватєлєй смартфон — ето магічєскоє зєркало.
Проста магія стала масавай і даступнай, а магічєскає мишлєніє нікуда нє дєлась.

Они начали вести себя так, словно накопление истинных знаний уже сделало религию и магию совершенно ненужными.
///
Што за чуш? Рєлігія і магія бєспалєзни нєзавісіма ат таво накоплєни "істіниє знанія" (а бивают другіє, нєістєниї, лол?) ілі нєт.

Содержание этого комментария в данном случае неважно – важна форма.

Не правда ли, кажется, что он написан на неком неизвестном нам восточнославянском языке? Между тем, перед нами относительно чистая русская речь, просто записанная по правилам фонетической – в данном случае украинской – орфографии.

Так часто пишут некоторые украинские националисты. Не знаю, зачем они это делают – вероятно, пытаются таким образом выразить презрение к «языку агрессора», несмотря на то, что ни на каком другом не умеют толком объясняться. По крайней мере, с кем-то ещё, кроме своих братьев по разуму.

Однако в данном случае они, сами того не понимая, следуют исторической традиции. Дело в том, что и сам украинский язык – равно как и белорусский – был в своё время создан ровно таким же способом.

Точнее, это был первый пункт работы. Берём диалект русского языка, со всеми местными особенностями словаря и произношения – и записываем его по принципу «как слышится, так и пишется».

Белорусскую грамоту создавали в спешке, поэтому сделали всё прямолинейно, и оттого на письме белорусский язык выглядит слишком похожим на неграмотно записанный русский, в котором половину слов заменили польскими.

Создатели украинской орфографии поступили хитрее – они попросту изменили прочтение некоторых русских букв в соответствии с украинским произношением. Пусть «и» читается как «ы», «е» – как «э», «г» – как «гх», а для звуков «и», «е», «г» мы придумаем новые буквы. Ну и для «й» заодно.

Осталось только как следует поработать над словарём, но это дело решаемое. Уж чего-чего, а жаргонов с собственными словечками в русском языковом поле существует вагон и маленькая тележка – торговый, скомороший, блатной, музыкантский... Они отличаются от литературной нормы куда сильнее, чем провинциальные диалекты.


Но я, сами понимаете, затеял этот разговор не для того, чтобы просто в очередной раз выразить своё отношение к советским национальным экспериментам. Тут есть что обсудить и кроме злободневного.

Фонетическая орфография приятна своей простотой. Не нужно запоминать правила и исключения – что слышишь, то и пишешь. Если ты знаешь, как слово произносится, то сможешь его и прочитать, и записать – и наоборот. Чтобы считаться грамотным, достаточно выучить буквы, а это под силу любому человеку в кратчайшие сроки.

Однако же в чистом виде она годится лишь для небольшого народа, целиком говорящего на одном диалекте. Как только она становится официальной грамотой достаточно большой территории – начинаются сложности.

Фактически, при этом у каждого диалекта появляется собственное правописание. Понимать своего земляка не только устно, но и на бумаге намного проще, чем человека из соседней области, а уж если тебе написали письмо или составили контракт на другом конце царства – и вовсе пиши пропало. Поди разбери, как они там изъясняются. Придётся продираться через каждое слово.

Фонетическая грамота больше разделяет людей, чем соединяет, причём разделяет именно по местному, национальному признаку. Потому-то, как мы только что видели, если требуется разделить единый народ на враждующие группы, она может послужить прекрасным инструментом.

Если же вводить единую норму, то вопрос – какое произношение брать за основу? Вероятнее всего, столичное. Но тогда правописание для жителей столицы будет простым и логичным, а вот для провинциалов... «Дети, вилька и тарелька пишется бэз мягкий знак, а сол и фасол – с мягкий знак. Запомните, дети, патаму чта панят эта нэвазможна!».

По сути, для них все преимущества фонетической орфографии исчезают, как дым, и письменность становится уже идеографической.

Это другой конец шкалы – здесь знак обозначает не звук и не слово даже, а понятие. Это в первую очередь китайский, но к тому же состоянию отчасти пришёл и английский, как раз из-за проблем со своим правописанием.

Вопросы произношения отпадают сразу же. Люди могут говорить вообще на разных языках с разной грамматикой, но цифры или знаки дорожного движения они понимают одинаково. Значит, идеографическая письменность прекрасно подходит для больших многонациональных империй, где жители разных провинций редко общаются между собой устно, но вполне могут состоять в оживлённой бюрократической переписке.

Однако и здесь есть свои подводные камни. В пространстве идеографической письменности не существует никакой интуитивной грамотности. То, что ты знаешь это слово и используешь его в устной речи, ещё не значит, что ты сможешь его написать или прочесть – и наоборот. Причём догадаться до правильного варианта невозможно в принципе.

В результате такая письменность снова разделяет людей – но уже не по национальному, а по социальному признаку. Чем дальше письмо от произношения, тем больше времени и сил нужно, чтобы его освоить. А значит – заметнее и чётче граница между «грамотной», «чистой» публикой и чернью.

Между прочим, именно это соображение было в своё время главным препятствием для реформы нашей собственной орфографии. Благодаря ему эта реформа, подготовленная учёными ещё на рубеже веков, стала реальностью только после революции.

Противники новой орфографии трагически возглашали: это ваше правописание объявляет нормой то, как пишут крестьяне! Это они вместо благородного «ятя» ставят везде «е», а вместо «i» простецки выводят «и». Если все будут так делать, как отличить настоящего человека от быдла, наскоро обученного грамоте?

К счастью, большевики, хоть и были сторонниками хардкора во многих других областях, правописание решительно оказуалили и перевели в попсовый easy mode. За что им большое спасибо.


В результате современная русская орфография стоит на фонематическом принципе. Буквы, взятые в отдельности, могут соответствовать звукам, но вот в словах они уже обозначают фонемы – устойчивые звуковые элементы речи. В разных положениях и ситуациях фонема может произноситься по-разному, но в этих изменениях есть система, благодаря которой её и можно передавать одной и той же буквой.

Например, в современном московском говоре фонема «о» может обозначать практически весь диапазон звуков между «о» и «а», но никогда и нигде не звучит как «и».

В одних регионах страны «окают», в других «акают» и «якают», но фонематическая запись понятна всем примерно одинаково.

Единственное – я бы всё-таки оставил «ять». Хотя в литературном языке он произносился всегда как «е», чем доставлял немало забот гимназистам, но вот в разговорной речи становится видно, что это другая фонема. В великорусских диалектах «е» под ударением иногда переходит в «ё», а вот «ять» – никогда (кроме слова «звёзды»). Зато в южнорусских говорах «е» остаётся «е», а «ять» произносится уже «и», а в западнорусских – «я».

Но, надо полагать, реформаторы думали исключительно об удобстве литературной нормы.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив