ТиД

lucas_v_leyden — 11.11.2011       1. «Ехал в вашу смену, да… За личной подписью автора… Пусть награда найдет героя…», - послышалось из соседнего купе, потом вдруг раздался треск, похрустывание, звуки рвущейся бумаги и какая-то многообещающая возня. «Я не разговариваю с проезжающими гражданами» - продекламировал баритон; тенорок визгливо расхохотался. «О, вижу – фанат» - уважительно проговорил баритон. – «Сзади оторви аккуратно». Зазвучал гитарный перебор - затейливый и какой-то совестный, как будто музыкант вроде бы и стеснялся своего мастерства перед заведомо проигрывающим ему собеседником (алчно следящим за движениями длинных пальцев), но и не мог из-за подспудной честности притвориться неумехой… состав лязгнул, дернулся – и колесная дробь заглушила струны.
      2. В сентябре у торгующих и праздно болтающих подразделений РЖД случилась маленькая авария: впереди замаячила невиданная рассинхронизация, ибо вся Европа собиралась переходить на зимнее время, а любезное отечество – отнюдь нет, из-за чего купить билет на поезд до Хельсинки сделалось технически невозможно. Каждый день я уныло обновлял привычный error на сайте – и, по мере приближения дня предполагаемого отъезда, тревога нарастала. Наконец, недели за две до отправления, баг был пофиксан (как говаривали в старину) и билеты в продаже появились, но с некоторым оживляжем: на маршруте «Хельсинки – Москва» искусственный разум не мог гарантировать попадание едущих вместе пассажиров в одно купе, а произвольно, как сеятель - зерна, распределял их по поезду. Встревожившись такой перспективой, я решил купить билеты лишь в центробежном направлении – и тот же вокзальный демон поместил нас в вагон № 8.
      3. Оказалось, что в этом вагоне гнездится начальник поезда, что создает вокруг него специфическую и занятную суету. Первое время по отправлении сплошным потоком шли ходоки – и из числа служащих, и, так сказать, штатские – и какие-то важные вопросы улаживались то бранчливым хохотком, то распевными увещеваниями. Настоящие же дела начались ближе к таможне – в Выборге, чеканя шаг, к соседнему начальственному купе прошла представительная делегация, - но вместо ожидаемого бэкграунда (лязг, звон, шуршание) в затормозившем тем временем поезде вдруг раздались гармонические трели, с которых я начал правдивое повествование: и предводитель состава, и таможенный чин оказались неистовыми меломанами: Эвтерпа спикировала на влекущийся к Бусловской эшелон и чарующие звуки понеслись над бывшим финским лесом.
      4. О проведенных в Хельсинки днях мне почти нечего сказать (как, вероятно, младенец затруднился бы дать подробное описание утробы); если бы мне довелось конструировать для себя свой персональный парадиз, я бы взял за основу типичное финское осеннее утро – холодноватое северное солнце, мятный воздух, чуть всхолмленный пеший путь с Katajanokka к Национальной библиотеке: слева чаячья суета над прибывающими из Швеции похмельными паромами, деликатный гул зелененьких трамваев, справа насыщенная твердыня Успенского собора, впереди волглая брусчатка сенатской площади (с мятущимися по ней туристическими узниками российских автобусов), и, мимо забранного фанерными щитами фасада – в салатовые переходы книгохранилища.
      5. Тем временем любезное отечество спонтанно напомнило о себе: в один из вечеров у соседа по московской автостоянке (с которым мы регулярно и безмолвно раскланиваемся несколько лет) вдруг случилась античной силы галлюцинация: ему представилось, что окружающие его автомобиль машины (одна из коих – моя) обстают его все ближе, сжимаясь в кольцо. «Ты завтра же умрешь, тварь», - писал он мне смс за смсом, не теряя, невзирая на охватывающую его панику, ни чувства стиля, ни врожденной грамотности. «Ты-мразь вскоре будешь завидовать мертвым», - продолжал он, - «Ответишь за каждое твое слово, жид», - печатно воскликнул он напоследок и силы оставили его, как позже объяснял мне стояночный сторож, юный, но уже искушенный в многообразии жизни джентльмен. Мне было неприятно (особенно от вторжения в скандинавское нежное благообразие) – но, рассудив, я подумал – не знак ли это судьбы? – принявшей с присущим ей тяжеловесным юмором столь неаппетитную форму – и не значит ли это, что нужно начинать подумывать о переезде?
      6. Под эту вялую мысленную сурдинку (каковую я, кстати, считал музыкальным инструментом, не зря рифмующимся с волынкой – а это деревянная приблуда, похожая на финно-угорского двуглавого конька) мы пустились в обратный путь. Со стратегическим дальновиденьем я разработал хитрый план: отправив семью с Ленинградского вокзала на машине домой, самому пробраться на Ярославский, доехать на электрическом поезде до деревни, где забрать собственную собаку (вкушавшую блаженство в дружеских объятиях) и на оставленном там автомобиле NN отправиться в Москву.
      7. Каланчевская площадь (ее нынешнее мерзкое название я позабыл), после того, как с нее убрали множество ларьков с причудливым ассортиментом, сделалась как-то демонстративно пуста; властная метла, гнавшая торговцев скоромным, попутно смела и безвинных книгоношей; у сурового представителя пятнистых войск, охранявшего вход в шедевр Шехтеля, я поинтересовался, где странник может купить газету или журнал, чтобы скрасить себе долгую дорогу. «Игорек, у тебя пресса открыта уже»? – поинтересовался стражник у черненькой рации с обвисшей антенной. Игорек хрипато прорычал что-то отрицательное. «Тогда слева там», - сказал он мне, указывая путь. Вооружившись прискорбным еженедельником, я забился в угол сергиево-посадской электрички, с удовольствием следя за коробейниками (искусство которых пропадало втуне, ибо вагон был практически пуст). Спустя некоторое время со стороны головного тамбура показалась странная процессия – возглавляла ее барышня ослепительной красоты и безупречного сложения, одетая в форму железнодорожника; ее сопровождала, вероятно, вице-мисс мира, за ними с видом потерянным и сытым мыкался портативный полицейский: проверяли билеты. Небрежно скользнув глазами по выданному в кассе блеклому клочочку (ах, где теперь плотные карточки охряного картона, которые в прошлом веке молодцеватые кондукторы лихо компостировали дантистскими щипцами!), красавица нажала неприметную кнопку в стене и прошептала: «ребят, отопление включите». В стенах зашумело, из-под сидений потянуло могильным холодом; процессия перешла в следующий вагон.
      8. Как это бывает со всеми подмосковными стратегиями, активное участие в реализации моей принял Генерал Мороз: выскочив из электрички на дальней платформе, я был встречен ветреным, трескучим и заиндевелым пейзажем: давался скромный восход (зима, предвкушая полугодовое владычество, пожмотилась на розовый стробоскоп), над могучими особняками порывами рассеивался дымок, из-за высоких заборов сочувственно погавкивали псевдосторожевые псы. Чтобы не замерзнуть, я, мысленно сам себе удивляясь, побежал трусцой – и оказалось, что этот атавистический способ передвижения по-своему быстр и чрезвычайно удобен. Очевидно, вослед Ф. Моуэту (и подражая питомцам д-ра Моро, утратившим его пригляд), правильнее было бы делать это на четвереньках, но, боюсь, для нашей чопорной деревни это зрелище оказалось бы слишком экстравагантным. Как бы то ни было, двадцать минут и три с половиной километра спустя я уже вовсю обнимался со своей обленившейся за неделю изнеженной жизни псиной; на умном ее лице читались сменявшие друг друга чувство радости от нашей встречи и легкой элегической грусти от того, что каникулы закончились.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Архив