Ты всё пела? Это дело. Так пойди и застрелись!

Нет любви? – иди и застрелись! А можно и повеситься. Например, на театральной вешалке.
Кто там что про вешалки говорил?
Неправ был.
Потому что иногда театр начинается вовсе даже и
не с вешалки, а вовсе даже и с туалета.
Ну, простите уж¸ так получилось, что Оля захотела в туалет, с
вами такого, конечно, не бывает, чтоб в театр, на Великое, а тут
такая Низменность вдруг с этим туалетом. У Оли бывает.
Оля спросила у девушки-сотрудницы театра – где
тут у вас туалет?
И вдруг! - девушка подхватилась! вторая подлетела! и они вдвоем!
повели Олю в туалет!
Оля еще сразу подумала – психиатрические, что ли?
Могли бы и словами объяснить…
Когда тебя с двух сторон подхватывают и в туалет сопровождают, можно и рехнуться…Оля не рехнулась, но подумала – психиатрические какие-то…
Когда я пришла в театр, я долго там Олю искала, я ей звонила-звонила, но эти две не выпускали ее, пока она там не закончила свои делишки.
Когда Оля, наконец, вырвалась от них, мы решили
пройти в зал – а где зал-то?
Оля говорит – я не буду больше их спрашивать ни о
чём, а то опять подхватят и поволокут, я буду лучше наблюдать за
людьми, и куда все, туда и мы.
Я согласилась, у меня философское восприятие
действительности.
Мы проторчали в вестибюле довольно долго, наблюдая за людьми – куда они пойдут.
Но люди наблюдали за нами и не двигались с места.
- Странно, - сказала мне тихонько Оля и недружелюбно взглянула на двух сотрудниц театра.
- Как-то очень всё странно! – сказала она громко, стараясь не смотреть в сторону сотрудниц.
Тогда одна сотрудница сказала какому-то парнишке,
что, пожалуй, уже можно, люди промаринованы достаточно и уже
вполне годятся на шашлыки для просмотра Великого
Спектакля.
Мне б ума побольше, Господи! Фиг с ней, с любовью
– не даёшь, и не надо, но ума-то мог бы дать, жалко тебе, что ли? Я
б хоть сразу домой пошла, ну или б на работе осталась в тот
вечер…Был бы у меня ум – я бы сразу догадалась обо всём...
... Ума не было…
Парнишка пропихнул нас всех к лифту, и мы поехали.
Зал оказался крошечным чердачком с тремя рядами стульев, сцены как таковой не было, сценой был пол – так надо.
Мы с Олей сели на первый ряд, тут интересно, можно артистов не только видеть близко, но даже пощупать – какая материя у костюма, да мало ли.
Спектакль начался с того, что они вышли к нам, встали и уставились на нас, как на психиатрических. Мне достался какой-то врач. Он встал возле меня и уставился именно на меня.
Если б я была красавицей, я б подумала, что он потерял дар речи, увидев меня, ну там влюбился по уши, и забыл даже, что он тут на работе (ну ни хрена себе работёнка у народа!)
Но я ж не красавица, мне такая мысль и в голову не пришла, я решила, что он психиатрический какой-то.
Ну, посудите сами – вы пришли в театр на спектакль, сели, а к вам лицом к лицу подходит артист, и стоит, вперившись в вас взглядом… Вот что это?!?
Контакт со зрителем?!? Или уже лечебница?
Я хотела его спросить:
- Что?
Но Оля пнула меня ногой, и я успокоилась – у меня философское восприятие, я уже говорила.
Я просто решила – психиатрический какой-то. И артист этот, и спектакль тоже.
Хотя мужик ничего был, симпатичный, я примерила его на себя, думаю – ничего, симпатичный, можно… можно в кино, допустим, с ним сходить, ну там в кафухе посидеть, можно…
Но с психиатрическим неохота. Лучше уж я одна посижу, ну или с компом хотя бы. Хотя комп тоже психиатрический. Они все психиатрические.
И в спектакле все оказались психиатрические. Там Чарли был психиатричней всех, но вообще-то они все орали, что-то грохотало, свет слепил, взрывался мириадами огней, я уже начала ждать мыльных пузырей у них из ушей, не дождалась, они на пол все повалились, и стали там лежать.
Вообще какой-то негигиеничный спектакль оказался, хотя некоторые и были у них там в белых халатах, вроде как врачи, но психиатрические же, не СЭС.
Почему-то артисты всё время босиком по полу бегали, я всё думала подхватят, блин, грибок, и эта мысль отвлекала меня от Великого – если б я знала, что они станут босиком по грязному полу бегать, я бы вторую обувь принесла, ну или б бахилы купила, я сочувствую людям, но они не предупредили, и их будущий грибок на их ногах тревожил меня весь спектакль.
Хотя надо было думать не про грибок, а про любовь.
Ну, так надо, они в конце спектакля так сказали.
Я как догадалась про психиатричку, сразу поняла, почему они Олю в туалет вдвоём сопровождали - они просто боялись, что она из театра через туалет сбежит, в окно выскочит, на крышу перелезет и удерет.
Потому что первое желание, которое у меня проявилось, когда я догадалась про психиатричку – удрать. Вот так встать нагло посреди сцены и выйти. Но это оказалось абсолютно невозможно – потому что они забаррикадировали зал своими телами - встали насмерть, как 28 панфиловцев – отступать некуда позади театр.
Выхода не было…
Тогда я решила хоть немного подремать, но эти так орали, так орали, так орали, так орали…ой, простите… так орали…
Не дали подремать, не дали, не дали, не дали, не дали…
…Какие-то они там всё время хватали бумаги с пола, раздевались, переворачивали и швыряли прозрачные пластиковые прямоугольники и орали, орали, орали…
И вдруг в один момент наступила тишина!
Резкая, как в зал её бросили, и люди отшатнулись от этой тишины, а я скорее ржать начала – в надежде, что меня сейчас выведут за плохое поведение, и я хоть домой пойду - нет, номер не прошёл, они прикинулись, что я тоже психиатрическая, и продолжили играть, как ни в чём не бывало. Зрители посмотрели на меня, подумали, что в зал для достоверности подсадили настоящих психиатрических, и спектакль покатился дальше.
Кульминацией спектакля стала мысль «Если нет любви – то надо умереть, потому что это вообще не жизнь».
Я подумала-подумала и не согласилась с ними. По-моему, у меня вполне нормальная жизнь. Я почему про себя подумала – а потому что на спектакле каждый должен про себя подумать. Соотнести свою никчемную жизнь с Великими мыслями и выбрать правильный жизненный Путь. Разве не так?
Я им хотела сказать – да нормальная у меня жизнь,
хорошая даже, я рот уже открыла чтоб им это крикнуть, но не успела
даже слова произнести, потому что Оля меня снова ногой пнула, я
заткнулась, и просто стала смотреть на зрителей – как они
реагируют, надо ли им такую психиатрическую любовь, и что у них
вообще на лицах написано.
Стало немного интересней. Потому что психиатрических артистов
человек десять всего было, а зрителей – штук шестьдесят, не меньше,
и разглядывать шестьдесят разных лиц, которые к тому же молчат, а
не орут и по залу не носятся, оказалось гораздо
увлекательнее.
Через несколько минут, правда, все стали на меня покашивать глазом, но Оля снова пнула меня ногой, и я отвернулась, вспомнив про свои философские отношения с действительностью.
А тут и спектакль закончился, и артисты убежали.
Они выходили, правда, пару раз на поклон, но все зрители думали, что это еще спектакль продолжается, и сидели молча.
Тогда артисты совсем ушли.
А мы сидим и сидим.
Я не знаю, куда идти, у меня в голове всё смешалось, психиатричка, баррикады, туалеты…
Оля ногой пинает – ну чё сидим? Пошли уже?
А все сидят. Чего-то ждут еще, что ли?
Тут пришел швейцар и говорит:
- Чего сидите, идите уже.
И мы пошли…
Я вышла из театра и посмотрела на лужу.
Несмотря на философское отношение к жизни, мне хотелось лечь в нее и умереть – ну нет любви, нет, понимаете – НЕЕЕЕЕЕТ
Они сказали: "Нет любви – иди и застрелись".
А у меня и застрелиться-то нечем.
Ну, ничего не предусмотрено.
Оля говорит – можно колбасы купить, поесть и отравиться насмерть. Вместо пистолета.
Я колбасу не ем.
Оля говорит – ну так ты и не стреляешься. Это ж не поесть, это вместо застрелиться.
Ну ладно тогда.
Пошла я тогда за колбасой.
?