The Windsors at War: The Nazi Threat to the Crown

euro_royals — 07.03.2023

Таймс опубликовал отрывок из новой книги Александра Лармана, которая выйдет послезавтра.

Когда Эдуард VIII отрекся от престола 10 декабря 1936 года, вынудив своего младшего брата Альберта занять трон, это стало причиной раскола между братьями, который продлился до конца их жизни. Один брат, ожесточенный и отчаянно нуждающийся в признании, живет в изгнании с любимой женщиной, разведенной американкой Уоллис Симпсон. Другой, связанный долгом, неуверенный в себе король, женатый на решительной королеве, пытается завоевать симпатии нации, опасаясь, что его затмит его когда-то популярный, харизматичный брат.

Благодаря доступу к редким и никогда ранее не публиковавшимся письмам, дневникам и документам королевский биограф Александр Ларман раскрывает истинные масштабы вражды братьев — ожесточенные споры о деньгах, их ролях и общественном восприятии их значимости, даже когда Европа погрузилась в войну.

БЫВШИЙ КОРОЛЬ ЭДУАРД VIII покинул Великобританию после отречения от престола в ночь на 11 декабря 1936 года с чувством неоконченного дела. В то время как новый король Георг VI пытался смириться с тем, что повлечет за собой его неожиданное воцарение, Эдуарда, ныне герцога Виндзорского, беспокоили две проблемы: признание Уоллис Симпсон и желание получить соответствующую финансовую поддержку, которая бы обеспечила их обоих.

Так, 17 января 1937 года герцог написал своему брату: «Декабрьские события остались в прошлом, и теперь нам с тобой остается только смотреть в будущее — у тебя есть жизнь короля, и ты знаешь, как сильно я старался сделать наследование тобой престола как можно более легким — и я буду на протяжении всего твоего правления (которое, я надеюсь, будет долгим и великим) и до конца моей жизни делать все, что в моих силах, чтобы помогать и поддерживать тебя всеми силами», и предположил, что «впервые в жизни я буду очень счастлив».

Что беспокоило Эдварда больше всего, так это то, что он и его жена будут испытывать проблемы с тем, чтобы найти новое место в обществе, быстро напомнив своему брату: «Уоллис и я не совершили никакого преступления… Многие люди сейчас пинают нас, и ты можешь прекратить все это — пожалуйста, сделай это скорее для нас и для нашего счастья и полезности в будущем — ты можешь и должен сделать это».

Однако вскоре между двумя братьями возникла напряженность. Новый король готовился к своей коронации на фоне слухов о том, что он страдает эпилептическими припадками и не может выполнять обязанности править. Он страдал хроническим заиканием, часто полагаясь на свою жену в ситуациях социального взаимодействия. Герцог занимался тем, что звонил своему младшему брату, чтобы сказать ему, что делать, и разговоры часто приводили к затруднениям из-за заикания короля и быстроты речи Эдварда. Вскоре король перестал отвечать на звонки брата.

Соглашение, заключенное между ними во время отречения в загородной резиденции Эдуарда, Форт Бельведер в графстве Суррей, заключалось в том, что он будет получать ежегодное пособие в размере 25 000 фунтов стерлингов, выплачиваемое непосредственно из королевских финансов, а не государственных. Это должно было оставить это семейным делом и устранить бы любую опасность, того что Уоллис, которую общественность главным образом обвиняла в кризисе, будут содержать налогоплательщики. Однако оформление не было официально завершено, и задержка вызвала подозрения у герцога. Не помогло и то, что детали соглашения просочились в газеты. Король пожаловался герцогу: «Я никому не сказал, что мы вообще подписали [соглашение]… Теперь это всеобщее достояние, и очень печально, что это произошло в тот момент, когда встал вопрос о цивильном листе».

Он также знал, что у герцога припрятаны личные сбережения. Он предположил, что «наверняка будет проведено расследование относительно того, что произошло с накоплениями герцогства Корнуольского до того, как вы достигли совершеннолетия, и ходят слухи, что ты накопил очень большую сумму из этого источника. Ты должен сказать мне, так ли это, поскольку я понял из твоих слов, когда подписал бумаги в Форте, что ты будешь в очень трудном положении».

Эдвард гневно ответил на это. «Теперь ты делаешь вывод, что я ввел тебя в заблуждение в тот момент относительно моего личного финансового положения. Естественно, не упомянув о том, что я смог накопить как принц Уэльский, я сказал тебе о том, что я в трудном положении, и я действительно в нем нахожусь, учитывая положение, которое мне нужно сохранить, и то, от чего я отказался».

Он позволил сказать с завуалированной угрозой: «Я выполнил свою часть сделки, и я уверен, что ты выполнишь свою… Мне очень жаль, и мне кажется совершенно ненужным, чтобы между нами возникали какие-либо разногласия по этому поводу, но должен тебе сказать совершенно откровенно, что я рассчитываю на то, что ты сдержишь свое обещание. В конце концов он предложил сдать своему брату в аренду Сандрингем и Балморал, которые он унаследовал, за 25 000 фунтов стерлингов в год.



Эдуард находился под влиянием Уоллис, которая называла короля «твой гадкий брат». Она сказала своему мужу, что «если он продолжит обращаться с тобой так, как будто ты изгой в семье, совершил что-то постыдное, и будет продолжать слушать советы людей, которые тебя не любят… для тебя останется только один путь - это дать миру в точности узнать, как к тебе относились».

Отношения между братьями еще больше обострились, когда король отказался дать герцогу какое-либо официальное одобрение его предстоящей свадьбы с Уоллис или дать ей титул Ее Королевского Высочества. Король писал: «Мне очень жаль, что я не могу осуществить те действия, которые ты хотел бы, чтобы я осуществил в отношении твоего брака… Беда в том, что я не могу относиться к этому только как к семейному делу, как бы я ни хотел…Несмотря на любовь, которую я, конечно же, по-прежнему питаю к тебе лично, подавляющее большинство людей в этой стране, несомненно, так же решительно, как и прежде, возражает против брака, который заставил короля Англии отказаться от престола».

Герцог ответил холодно, но вежливо. «Я никогда не пойму, как ты мог позволить нынешнему правительству и англиканской церкви повлиять на себя в их продолжающейся кампании против меня с тех пор, как я уехал в декабре… Теперь их разум может быть спокоен, потому что после этого последнего оскорбления, я не думаю, что у меня когда-нибудь возникнет желание снова ступить на землю Великобритании». Он закончил личным выпадом. «Я всегда буду сожалеть, вспоминая, что у тебя не хватило мужества оказать мне такую ​​же поддержку в начале моей новой жизни, какую я так искренне оказал тебе в начале твоей».

Эдвард был в то же время взбешен. «Задумывался ли ты когда-нибудь о том, насколько несчастным сделало меня то, как обращалась со мной семья или как сильно это меня ранило?»

Наконец он выдал две угрозы. «Я подумываю о том, чтобы прекратить использование титула королевского высочества», и он намекнул, что, если Уоллис не будет отправлена ​​​​та же памятная коронационная медаль, которую он сам получил, он сделает свой разрыв с братом достоянием общественности.

БЫЛО ИЗВЕСТНО, ЧТО ЭДВАРД БЛАГОСКЛОННО ОТНОСИЛСЯ К ГЕРМАНИИ, и, увидев возможность для бизнеса, хозяин замка, где прошла его свадьб, Бедо воспользовался случаем, чтобы снискать расположение Гитлера, предложив поездку герцога и герцогини в Германию осенью 1937 года. Пара согласилась - тур обещал быть громким и приятным. Пара наслаждалась поездкой, и Уоллис была рада, что ее постоянно называли «Ее Королевское Высочество». В предпоследний день их приняли в Берхтесгадене, где у Гитлера был дом для отдыха. Этот визит стал пропагандистским ходом для нацистов и пиар-катастрофой для герцога и герцогини.



Вернувшись во Францию, пара оставалась персонами нон грата. Опасаясь ненужности, Эдвард гневно написал премьер-министру Невиллу Чемберлену, требуя назначить дату, когда они могут посетить Англию.

Между тем вопрос о содержании герцога оставался нерешенным. Документ, составленный от имени короля 22 ноября 1937 года, устанавливал его выплату и что в свою очередь он не вернется без официального разрешения, заявляя: «Были некоторые обсуждения и действительно существуют некоторые различия в воспоминаниях о том, что происходило, когда вы покинули эту страну во время отречения в качестве гарантии, что вы не вернетесь сюда».

В ответ герцог фыркнул: «Мне казалось, что моего послужного списка как принца Уэльского и короля достаточно, чтобы убедить любого, что я человек слова и что нет необходимости налагать на меня финансовые санкции».

Сопротивление короля возвращению Эдварда и Уоллис было обусловлено прагматизмом. Он беспокоился, что их возвращение может смутить общественное мнение относительно того, кто был «настоящим» монархом. Он также завидовал. Его брат всегда мог уверенно выступать на публике и произносить речи, а Берти (так его знали в семье) провел всю свою жизнь, наблюдая за своим эффектным братом со стороны. Последнее, чего он хотел, это чтобы непрошеный советчик сообщал всем, кто готов был слушать, о том, что новый монарх ошибается.

ДАЖЕ КОГДА ГИТЛЕР АННЕКСИРОВАЛ АВСТРИЮ В МАРТЕ 1938 ГОДА, мало кто опасался войны. Тем не менее летом 1938 года было решено, что король совершит свой первый государственный визит во Францию, чтобы укрепить альянс. Эдуард надеялся, что визит станет попыткой примирения. У Георга были другие идеи. Он назвал государственный визит «самым неподходящим моментом для встречи». Герцог закипел. В качестве замирения король, наконец, добился того, чтобы содержание его брата было подписано. Эдвард хотел большего, написав 30 апреля: «Дорогой Берти, мы не были бы людьми, если бы не чувствовали глубоко всего, что с нами сделали за последние шестнадцать месяцев, и мы, естественно, надеялись на прекращение такого обращения». прежде чем сделать вывод: «Мы искренне считаем, что официальный прием, данный в нашу честь вашим дипломатическим представителем в Париже, явно запоздал, если не сказать больше».

Был достигнут компромисс. Посол Великобритании во Франции согласился пригласить пару на ужин, позаботившись о присутствии высокопоставленных членов французского правительства.

«Мы не собираемся проводить свою жизнь в изгнании», — однажды сказала Уоллис, когда ее спросили, почему герцог и герцогиня не подумали о покупке недвижимости во Франции. Их имущество, которое когда-то украшало любимый дом Эдуарда, Форт Бельведер, в основном хранились во Фрогморе, вилле на территории Виндзорского замка. Вместо этого они арендовали дома в Париже и на Антибах.



Эдуард постоянно говорил о том, когда придет его время вернуться домой. Так, в августе 1938 года он снова написал своему брату: «С тех пор, как я покинул Англию более двадцати месяцев назад, одной из самых главных мыслей в моей голове было определить наиболее подходящую возможность для моего и Уоллис первого визита в нашу страну после нашей свадьбы… Я намеренно оставался за границей с декабря 1936 года, с большими личными неудобствами, чтобы освободить поле для тебя. Поскольку не может быть никаких сомнений в том, что твое положение на троне к настоящему времени упрочилось и что, следовательно, мое присутствие в Англии больше не может тебя смущать, мы предлагаем приехать с визитом в следующем ноябре».

Король и королева обсудили просьбу с Чемберленом. Король увиливал; он был не против этой идеи, но не хотел, чтобы возвращение состоялось уже в ноябре 1938 года, на что надеялся герцог. Тем временем королева беспокоилась, что герцог отодвинет на задний план ее мужа. Поэтому было решено, что возвращение герцога невозможно ни в политическом, ни в социальном плане.

Это было не то, чего ожидал Эдвард. Герцога можно простить за скептицизм в ответ на заверения брата: «Я, естественно, хочу, чтобы ваш первый визит был успешным и чтобы не было каких-либо неблагоприятных инцидентов по отношению к кому-либо из вас».

Это письмо было в значительной степени смягчено. В гневном черновике, до сих пор хранящемся в Королевских архивах, говорится о том, как «в течение последних двадцати месяцев, пока ты, как тебе и хотелось, наслаждался праздной жизнью богатого частного лица, я изо всех сил старался восстановить монархию в то положение, в котором она находилась, когда ты воцарился, и устранить ущерб, нанесенный ей обстоятельствами твоего отречения». Была даже шпилька в адрес Уоллис. «Риск того, что [герцогиню] могут оскорбить публично или за закрытыми дверями, я боюсь, существует, и, конечно, вам решать, стоит ли идти на такой риск».

С планами, расстроенными братом, герцог обратился к Чемберлену с просьбой поддержать возвращение в Англию, предлагая теперь апрель 1939 года. Он повторил свою просьбу о том, чтобы Уоллис получила титул Ее Королевского Высочества, заявив, что этого «будет достаточно, чтобы рассеять сомнения публики в том, что между нами и другими членами королевской семьи существуют хорошие отношения».

Премьер-министр отказался поддержать титул для Уоллис («Важно, чтобы первый визит Вашего Королевского Высочества не стал предметом разногласий») и сказал, что король несет ответственность за решение этого вопроса. Вместо этого он предположил, что встреча с младшим братом герцога, герцогом Глостерским, в Париже станет способом проверить общественное мнение о возвращении пары в Великобританию.

Реакция на эту встречу не была теплой. Глостеры получили более 100 «чрезвычайно грубых» писем с жалобами на визит. Сообщить эту новость герцогу выпадет Чемберлену. Позже он говорил о том, что Эдуард расстроился из-за «лживых и постыдных» историй, которые распространялись об Уоллис. В заключение Чемберлен спросил: «Я полагаю, сэр, вы не хотели бы приехать один для первого визита?» Эдуард ответил: «Нет, я определенно не могу этого сделать: женатые люди не должны разделяться».

Вместо этого герцог выступил с заявлением для прессы: «Я хочу сказать, как мы тронуты многочисленными проявлениями доброжелательности… Мы с нетерпением ждали весеннего короткого частного визита в Англию и должны были сделать это, если бы нас не был проинформировали о том, что такой визит все еще не будет приветствоваться ни правительством, ни королевской семьей».

КОРОЛЬ ДУМАЛ, ЧТО ДЕЛАТЬ С БРАТОМ. Герцогу нельзя было позволить остаться во Франции, если разразится война. 29 августа 1939 года король сообщил своему брату, что пришлет за ним самолет. Эдуард спросил, могут ли он и Уоллис путешествовать на эсминце, как и подобает его статусу. В его распоряжение был предоставлен HMS Kelly под командованием его друга Луи Маунтбеттена. В следующем месяце герцог и герцогиня наконец вернулись в Великобританию.

Но если Эдвард и ожидал, что их встретят с королевскими фанфарами, то он был разочарован. Как сказала ему его жена: «Я не знаю, как это устроится. Война должна объединять семьи, даже королевскую семью. Но я не знаю». Между тем, королева выражала свое беспокойство королеве Марии, так как не испытывала никакого желания принимать «миссис С», поскольку она была так груба в отношении их обеих.



Наконец решение было найдено. 14 сентября, через две недели после начала войны, король принял своего брата в Букингемском дворце. Это будет первый раз, когда эти двое мужчин встретятся с декабря 1936 года. Ни один из них не хотел видеть другого. Король сказал впоследствии своему младшему брату, герцогу Кентскому, что встреча была обоснованно необходимой, но «очень не братской», и что Эдуард был «в очень хорошем настроении, своем обычном чванливом настроении, безапелляционно говоря обо всем».

В 1940 ГОДУ ГЕРЦОГ ВИНДЗОРСКИЙ был назначен губернатором Багамских островов, которые тогда были британской колонией, из-за опасений, что он водит дружбу с сочувствующими нацистам в Португалии. Именно там он узнал, что герцог Кентский погиб в авиакатастрофе в Шотландии в августе 1942 года — Джордж был его любимым братом. Похороны прошли в часовне Святого Георгия в Виндзоре; Эдуард, естественно, не мог присутствовать. Тем не менее трагедия как бы намекала на шанс сближения враждующих братьев. Герцог написал: «Я разделяю с вами эту невосполнимую утрату». И все же он не мог удержаться от колкости в адрес своей семьи: «Поэтому мне теперь очень больно думать, что из-за твоего «отношения» ко мне, принятого всей семьей, он и я не увиделись друг с другом в прошлом году, когда он был так близко ко мне в Америке».

К 1943 ГОДУ ГЕРЦОГ И ГЕРЦОГИНЯ отчаянно пытались покинуть Багамы. Вместо этого герцогу предложили пост губернатора Бермудских островов, от которого он отказался. В ярости Эдвард написал своему брату, чтобы снова обрушиться на него с жесткой критикой.

«Я получил от тебя выпадов и оскорблений больше, чем мне полагается… Я молча терпел эти умышленные оскорбления, полагая, что они были необходимой частью политики твоего утверждения на троне». Он даже высказал завуалированную угрозу относительно того, на что он может быть способен в будущем, если его желание не будет выполнено. «Весь мир знает, что мы не разговариваем, что неудивительно, учитывая впечатление, которое ты создал через министерство иностранных дел, и в принципе относительно того, что моя жена и я должны получать иное официальное обращение по сравнению с другими королевскими особами». В заключение он сказал: «Я должен откровенно признаться, что действительно стал очень озлобленным».

«Быть ​​запертой здесь — все равно, что быть военнопленным, только хуже», — жаловалась Уоллис тетке в апреле 1944 года. Ее тоже раздражала ничтожность ее официальной роли. Также было шоком увидеть, что в журнале ее осудили как жадную тряпичницу. Один анонимный англичанин даже предположил, что, если она вернется в Великобританию, ее могут забить камнями на улице.

ТОЛЬКО 5 ОКТЯБРЯ 1945 года герцог Виндзорский снова вернулся в Великобританию. К этому времени война закончилась, и в стране появился новый премьер-министр Клемент Эттли. Личный секретарь короля Томми Ласселс был обеспокоен возвращением герцога, не в последнюю очередь потому, что герцог дал несколько опрометчивых интервью для прессы, говоря о том, чего он ожидал добиться от своего визита. Тем не менее, как он писал королю, «единственный человек, которому [эти интервью] причиняют реальный вред, — это сам герцог… широкая публика „сыта по горло“ такими интервью… Единственная реакция обычного человека: «Вот герцог Виндзорский снова разговаривает с прессой. Почему он не может помолчать?»

Два брата встретились за ужином вместе со своей матерью — впервые с сентября 1939 года они оказались вместе в одной комнате. Герцог спросил королеву Марию, готова ли она принять Уоллис, и после долгого молчания она ответила, что не готова. Эдуард теперь признал, что герцогиня никогда не будет официально принята его семьей и не получит титул Ее Королевского Высочества.



На следующий день у герцога состоялась встреча с братом, на которой двое мужчин «очень детально и спокойно обсудили всю ситуацию». Герцог заявил, что он не смог бы должным образом выполнять свои обязанности монарха без своей жены. Король сообщил Эдуарду, что любая дальнейшая работа под эгидой короны невозможна, учитывая его прежний статус суверена.

Когда Эдвард встретился с Ласселсом 9 октября, личный секретарь спросил его: «В 1936 году вы принесли огромную жертву во имя леди, которая является вашей женой… Не могли бы вы сейчас принести еще одну жертву во имя вашего брата, который девять лет назад принял на себя самую тяжелую работу в мире… Вы знаете, что ваша идея быть «младшим братом» при короле просто не сработает – разве не будет хорошим жестом с вашей стороны принять этот факт раз и навсегда?»

Ласселс непреднамеренно обнажил слабость королевской семьи. «Фирма» могла принижать герцога, свысока относиться к нему и писать ему высокомерные письма, отказывая ему в привилегиях, о которых он просил. Но его не могли просто выгнать с его поста. Было бы удобнее, если бы он отказался от своего титула и жил как частное лицо, но, как впоследствии обнаружил его правнучатый племянник, королевский титул — это пожизненный срок без возможности условно-досрочного освобождения.

Семь лет спустя, в 1952 году, Георг VI умер от рака легких, и его старшая дочь стала королевой Елизаветой II в возрасте 25 лет. Герцог Виндзорский вернулся в Англию на похороны своего брата без жены. Он не присутствовал на коронации своей племянницы. Он умер в Париже в 1972 году от рака горла. Незадолго до его смерти королева нанесла ему короткий визит во время государственного визита во Францию.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив