Такой перевод нам не нужен!
qebedo — 21.12.2023 Читаю переводы немецкого поэта прошлого века Бёрриса фон Мюнххаузена. Из "тех самых Мюнххаузенов", да, но подробности - как дочитаю. Пока же о том, что просто 3,14здец...Вот оригинал стихотворения (не до конца, ибо хрен ты его в Инете полный вариант найдешь - поэт нынче не из самых популярных в Германии).
Der Letztedes Geschlechtes
“De ole Stamm verböorte, ick bün de letzte Tweig,
De edelen grönen Blädder, de wörn all dot un bleich,
Nu bün ick de letzte Büsken in de Grafschaft Schauenburg,
Un bün de letzte Büsken de Lande durch.
Im Saddelhove to Oldendorp satt ick twintig Jahr,
Un drüttig Jahr min Edelmannsitz de Perdesattel war,
– Nu griep ick nimmermehr tom Sprung in eenes Perdes Mähn,
Nu schalln min Lehen hebben mine Schwiegersähn.
Asche von Kramm schall nochmal tom Weserlande kehrn
Mit Börries von Mönckhusen vom Hove Apelern,
Darto de edelen Herren von de Süntel – un Deister-Lehn,
Se schalln tom letzten Male en Büsken fern!“
Da kamen angeritten von dem Rottorps aus Hülsede Klaus,
Die Marenholtz und Oheimbs, ein Alten und Der von Haus,
Und Stolzenberg, der treue, Arnswaldt von Rethemer Moor,
Ein Zerssen und ein Holle und Hake aus Ohr.
Und Jobst von Lenthe drückten die neunzig Jahre nicht schwer,
Er ritt mit sieben Söhnen und Bock von Wülfingen her, —
Sie alle trafen noch einmal beim letzten Büschen zusamm,
Dazu seine Schwiegersöhne Münchhausen und Kramm.
Und vor den Zeugen allen gab Lehen er und Land
Mit allem Zins und Fronen den Söhnen in die Hand.
Dann sprach er: „Die Sitte was jümmer bi olen Geslecht,
So lat us ole Sitten ok wahren recht!“
Вот то, что некий человек, явно считающий себя переводчиком, выдал за это стихотворение.
СТАРЫЙ РЫЦАРЬ
«Угасает мой род. Я – последний в роду.
Золотая листва опадает в саду,
И дыханье зимы уже слышится мне.
Я – последний в роду и последний в стране.
Помню, пылкая страсть уносила меня:
Я держался за гриву лихого коня.
Но другая, увы, наступила пора,
И теперь меня держит за гриву хандра.
На последнюю встречу в мой каменный дом,
Возведенный над древним Везерским холмом,
Собралась вся моя записная родня –
Проводить в одинокую вечность меня.
Я был рад раздарить напоследок добро:
Кому – тучные нивы, кому – серебро,
И мужам благородным напомнить наказ:
Вековые законы священны для нас!
И копье мне вручили мужи, а затем
Нахлобучили сверху заржавленный шлем,
Повели попрощаться к воротам стальным:
Как бродяга, я встал перед домом родным.
И стоял я на пыльной дороге один,
Сам себе человек, сам себе господин,
И, как гостя, меня пригласили в мой дом,
И наполнили кубок кипящим вином.
Я сказал: пью за доблесть в смертельном бою,
За святые могилы в родимом краю
И за ветхое древо с последним листом,
Что теперь опадает в саду золотом».
Старый рыцарь умолк, и с глухою тоской
Посмотрел на туманный рассвет над рекой,
И навеки смежил перед миром глаза,
И сорвавшийся лист отлетел в небеса.
И тотчас над притихшим Везерским холмом
Разразился прощальный серебряный гром:
Застонали, заплакали колокола,
Развевая печаль от села до села.
А когда растворился туман на заре,
Раздались песнопения в монастыре,
И возвысилась к небу вся святость земли,
Ибо прочные камни в основу легли.
На дворе спозаранку седлали коней,
Расставались мужи до рождественских дней
И скакали домой по туманной меже…
Только наш старый рыцарь был дома уже.
Ну а вот как перевела начало оного стихотворения тупая бездушная нейросеть, которая не училась на филфаке и не считает себя переводчиком...
Последний этого рода
"Старое дерево вымерло, я последняя ветвь,
Знатные зеленые листья все померли и побледнели,
Теперь я последний кустарник в графстве Шауэнбург,
И последний кустарник, что видел земли вокруг.
В седле на Ольдендорфе я пробыл двадцать лет,
И тридцать лет мое благородное место было седлом лошади,
Теперь я больше никогда не взлечу на гриву коня,
Теперь мои лены будут иметь мои зятья.
Пепел Крамма снова вернется в Везерланд
С Берриесом фон Мёнкхузеном с хутора Апелерн,
И благородные господа с ленов Сюнтель и Дайстер,
Они соберутся в последний раз вдалеке у кустарника!"
Прибыли всадники из Ротторпа, из Хюльседе Клаус,
Маренхольц и Охеймбы, старые и новые дома,
И Столценберг, верный, Арнсвальдт из болот
Ретемера, Церссен и Холле, и Хаке из Ора.
И Йобст фон Ленте, его девяносто лет не тяготили,
Он приехал с семью сыновьями и Боком фон Вюльфингеном,
— Все они собрались в последний раз у последнего кустарника,
Вместе с его зятями Мюнхгаузеном и Краммом.
И перед всеми свидетелями он передал лены и земли
Всем доходам и повинностям сыновьям в руки.
Затем он сказал: „Традиция всегда была у старых родов,
Давайте и мы верно соблюдать старые обычаи!“
Итого, из этой булки с изюмом человек-хер-знает-как-его-назвать-но-нифига-не-переводчик тщательно выковырял весь изюм... Да еще и гордится этим, накорябав в предисловии:
Оно и понятно – отец начинающего литератора служил чиновником и впитал немецкую педантичность до мозга костей. Отсюда в стихах Мюнхгаузена те исторические и прочие подробности, которые порой мешают гармоничному развитию поэтического сюжета.
Блять! Да кто ты такой, сцуко, чтобы решать, что у ДРУГОГО АВТОРА "надо выкинуть, чтобы не мешало"? Совсем укулел??? 3,14здец, как и было сказано...
|
</> |