Своё облако - 3.

      С этого времени и началась для Геныча взрослая жизнь.  Несовсем прямо сразу, но очень быстро.  Бесшабашная молодость закончилась почти и не начавшись.  Жить они стали в квартире родителей: те переехали в проходную комнату, отдав им свою отдельную.  Мама Геныча Лену не любила, но не любила тихо, безо всяких там замечаний и придирок.  Однако Лена оказалась хозяйственной : могла и по магазинам побегать , и приготовить чего-то, и постирать , и убраться. В общем жить с ней оказалось не так сложно, тем более, что на людях она больше молчала.  А Геныч где-то даже наслаждался полнотой взрослой уже жизни. Он иногда с какой-то странной радостью  смотрел на аккуратно сложенное по полочкам Ленкино бельё в шкафу. Бельё его жены, с которой он вместе спит. И видит её совсем - совсем раздетой с тёмно рыженькими волосиками на нежном теле.  И это их какая-то особая тайна.  И только он знает, что тело у Леночки очень беленькое с веснушками мелкими. И ещё очень приятно было просыпаться обнятым. Какое-то прямо совершенно новое ощущение.
                           

                       

      Срок она на несколько недель переходила.  Геныч даже как-то начал беспокоиться.  Но однажды раз и воды стали отходить.  Спасибо мама Геныча оказалась рядом и объяснила что и как. Приехала скорая, забрала их обоих, но там уже в приёмном покое ему отдали вещи и сказали ехать домой.  И он ждал целые сутки, пока ему позвонят.  Поздно уже вечером позвонили и сказали, что девочка.  И он опять был бесконечно счастлив: теперь они совсем уже семья. Ну а затем забирал их из роддома, впервые увидел свою дочку. Хотя что там можно увидеть: сплошные пелёнки и носик курносый торчит. Однако вот какое счастье! А дальше закрутилось:  бесконечные кормления, купания по вечерам, бессонные ночи.  Родители помогали в основном с непрерывной стиркой:  они сами ещё работали, причём тяжело. Большую часть дня Лена оставалась дома одна. Но ничего: как-то справились. Через пол года всё как-то даже в норму вошло. Хотя Геныч с утра учился, потом помогал вечером с купанием, а дальше ещё шёл к своим вагонам на станцию. Спал иногда по 4 часа и учиться конечно стал явно хуже, но как-то держался.

                   

   Прошло у них к тому времени уже 3 года учёбы.  Всё самое сложное вроде бы уже позади. Однако все вокруг ходили такие весёлые и беззаботные, а они с Леночкой - вечно замученные с кругами под глазами.  В итоге они как бы существовали ото всей группы и даже потока в стороне. Такие взрослые уже уставшие люди рядом с молодёжью какой-то.  Когда дочка немного подросла, стала ходить и говорить, родителям (бабушке с дедушкой) стало легче им помогать. Иногда вечером куда-то отпустят , иногда на выходных. В общем появился какой-то просвет.  Но главное, что впервые появился человек, зовущий тебя папой. И это звучало как-то очень необычно. 

                           
        Однако Геныч иногда задумывался, что Леночку он толком и не знал.  Она всегда казалась немногословной и разговаривали они исключительно о делах. А если не разговаривали, то как бы миловались, где слов не нужно.  Что она любит или не любит он после 3-х лет их брака толком не понимал.  И это казалось странным.  Хорошо, однако, было то, что ссорились они весьма редко и эти ссоры были короткими.

                           

        К четвёртому курсу Леночка опять забеременела.  И в этот раз Геныча это уже не так обрадовало, но даже встревожило. Он понимал, что и физическая, и финансовая нагрузка теперь ещё увеличится.  А она как-то была к нему в это время даже более привязана: ходила опять вперёд животом и крепко держала за руку. Они становились как-то совсем уже взрослыми среди всей этой ещё студенческой жизни.  В итоге родилась у них уже вторая дочка и старшая смотрела на неё с любопытством, боясь подойти поближе.  И всё началось с начала:  стирки, кормления, бессонные ночи. Но в этот раз имелся уже какой-то опыт.  Однако Геныч обратил внимания на то, что сейчас, с рождением нового ребёнка "старого" у тебя никто не отнимал. И все обязанности по старшей дочери остались, только ещё новорожденная прибавилась. Но ничего: вынесли. Хотя жизнь превратилась в сплошной подвиг.

                         

           Материально они ещё кое-как концы с концами сводили. Но возникла другая проблема: их стало слишком много народа на две комнаты.  Пытались встать на очередь по жилью, куда-то их записывали, но всё оставалось на своих местах, а надо было как-то жить: дети росли и уже сложно было им в четвером находиться в одной комнате. Летом ещё как-то обходились на родительской даче (они там вместе с отцом соорудили пристройку), но лето в Москве короткое - месяца полтора. А остальное время года надо было как-то ещё прожить.  Учёба в институте подходила к концу и Геныч стал думать куда бы ему пойти так, чтобы дали жилплощадь.  Но получалось, что нигде ничего не дают.  И тогда он принял плохое для себя, но необходимое для семьи решение - бросить специальность, отказаться от 3-х летней отработки и пойти работать на стройку.

                   

        Нашёл он хорошую стройку, от какого-то особого строительного треста ,  где платили поменьше, чем в других местах, но зато обещали в скорости дать отдельную квартиру.  Взяли Геныча туда легко и на очередь за жильём поставили сразу. Правда определили его там простым рабочим. С тем ,мол, что когда хорошенько освоится, то переведут сперва в бригадиры, потом в мастера, а дальше и в главные инженеры, ну а затем уже может и министром строительства сделают. Кто там его знает? Но всё там было как-то совсем уже невесело.  Вечно у них случались простои из-за того, что чего-то вовремя не привезли: то раствора, то бетона, то окон, то ещё чего-нибудь. Терялся темп, падала дисциплина, в общем всё как-то нескладно.  Быстро узналось, что он тут после института и все кругом над ним пусть и беззлобно, но посмеивались.  Работали тогда на стройках практически одни москвичи. Хотя как москвичи?  В первом поколении. Впрочем Геныч и сам был частично таким: отец приехал когда-то в Москву откуда-то с Урала. С зарплатой мастера тоже как-то мухлевали:  какие-то там наряды закрывали, что-то себе приписывали.  Все об этом знали, ворчали, но особо не возмущались. А ещё каждый вечер они собирались в вагончике  "спраздновать".  Геныч быстро просёк, что если вообще никогда в этих мероприятиях не будешь участвовать (как некоторые всё же делали), то невзлюбит тебя народ и к широкой своей русской душе никогда не подпустит.  Душа их Генычу, конечно, была и на фиг не нужна, но взаимоотношение  в рабочем коллективе - дело важное.  Так что иногда он с ними всё же оставался и символически выпивал, участвуя потом в разговорах. В общем сил как-то после такой работы оставалось мало (даже не смотря на все простои), деньги небольшие и перспективы призрачные.  Приходил домой уже затемно, ел подогретый ужин, общался немного с родителями, детьми и женой, а потом сразу же ложился спать: ведь вставать надо было в половине шестого.  В общем по будням дням никакого общения , а по выходным - накопившиеся домашние дела: что-то почистить, что-то постирать, детей куда-то сводить, полочку на стену повесить, бочок починить,розетку подправить ну и так далее. В итоге как-то опять так закрутишься, что не заметишь как оба дня и пройдут. Общения с женой в это время у него почти и не было. Так позвонит порой ему в контору и попросит хлеба с молоком купить, если сама не успевает.