Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

alise84 — 17.07.2013 Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Сергей Кириллов. Храм Спаса на Бору. Мы его увидеть не можем, храм был разрушен в 1933 году )

Мариан разбирал бумаги на столе. Пел вполголоса:

Ой сівы конь бяжыць
На ім бела грыва
Ой спадабалася
Ой спадабалася
Мне тая дзяўчына

- Ох, - подумала Софья. Не иначе случилось что-то. Просто так он литвинские песни не вспоминает, только когда о чем-то серьезном думает.
- А Прохор уже получил письмо, - думал Мариан. - А может и подсунуть успел кому из английских агентов. Поглядим теперь, где всплывет сия новость.
В кабинет вошел Никифор, кашлянул:
- Я ваше превосходительство прошу прощения, что беспокою, но хочу сказать, как человек деревенский. Ежели вы собираетесь домик свой купленный смотреть, так ехать надо сразу, как морозы чуть спадут. В феврале закрутит, не проедете до весны. Это вам не накатанная смоленская дорога, тут три версты от Москвы отъехали и все - встали.
- Правильно, Воронов, говоришь. Как чуть потеплеет и поедем. И тебя с собой возьмем, как человека деревенского. Ты давай, думай, что с собой брать. Сдается мне, там пустой дом.
- Есть думать, ваше превосходительство, - козырнул Никифор.
Только он закрыл за собой дверь, в кабинет вошла Софья.
- Густав пришел, спрашивает: примешь ли.
- Ну приму, раз пришел, - Мариан вздохнул, подумал:
- Пора бежать в купленный домик и прятаться там, чтобы никто не доехал и не мешал работать.
- Я на две минуты. господин шаутбегнахт, - сказал доктор поклонившись.
- Во-первых, вы мне не понравились на Крещенье у проруби, не как человек человеку, а как пациент доктору. Я принес вам настой укрепляющий и микстуру для горла. А во-вторых, скажите, сие приличный стих? - Он достал из кармана листок, на котором было написано:

Доринде! что меня сожгати,
бывати в пепел последи?
Тебя я могу нарицати
Свирепу, хоть смеешься ты.
Почасте ты рожам подобна,
Почасте и кропивам ровна.

Твой глаз магнит в себе имеет,
а ум так твердый бут алмаз;
Лицо твое огнем блистает,
а сердце лед есть и мороз.
Твой взор (тебя живописати)
Похочет василиск бывати.

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Портрета герра Пауса не нашлось, зато есть титульный лист книги, в подготовке которой он активно участвовал )

- Занятно, - сказал Мариан прочитав. И написано бойко. Вполне можно прочесть девице. Это кто ж такие сочиняет?
- Господин Паус. Знаете такого?
- Иоганн, виршей фривольных сочинитель?
- Он самый. Он остепенился сейчас, школу устроил для взрослых иностранцев, русскому языку учит. Ну и стихи пишет. Но мне рассказали добрые люди про его творение про девушек и вдовиц, вот я и решил эти на всякий случай вам показать, а то прочту и конфуз выйдет.
- Ну дай Бог ему, со школой он хорошо придумал. А стихи читайте без сомнения. Приличны вполне. Сколько я вам должен за микстуру?
- Нисколько. Я вам сам ее принёс, не вы же заказывали.
- Не быть вам, Густав, богатым, - улыбнулся Мариан.
- Если бы я хотел быть богатым, не тратил бы столько лет, чтобы на врача учиться. Сразу бы коммерцию начал , - засмеялся врач. - Я побегу, кланяйтесь от меня всему семейству и другу вашему особливо.
Марек отхлебнул микстуру. Горлу сразу стало лучше. Подумал:
- Надо же, заметил, что хриплю. Но вот вроде все ушли, разложу сейчас карты обеих Индий, что мы гравировать собирались.
В кабинет с виноватым видом вошла Софья:
- Посыльный из школы принес письмо.Держи.
На листе рукой Петра было написано:
"Яков Вилимович, взяли наши под Выборгом в плен Бух-Галтера да прислали его в Москву. По тому, что в делах до сего дня было, я бух-галтерии наводить боюсь: сие и мои дни укоротит и тех, кто под руку подвернется. Однако ж студентам, что скоро офицерами будут, узнать про науку сию и сии правила не худо. Ты с этим шведом разберись, приюти его, да подумай, как приспособить к учебному делу."
Дальше была приписка рукой Брюса:
" Мэриан, до чего же тошнотная сия наука. Ты говорил, что изучал что-то похожее в Генуе, когда учился на капитана. Поговори со шведом, прошу тебя. Он показался мне сметливым, но слова бормотал какие-то странные: credium, debitum. Я пристроил его в Немецкой слободе, нашел ему теплый кафтан, дал валенки и три рубли денег, да велел прийти завтра к полудню в Башню. Приди и ты, прошу тебя. Мне легче всем студентам по гороскопу сделать, чем возиться с этими бумажками. Буду должен."
- Ох, будешь, еще как будешь, - подумал Мариан и тут ему в голову пришла мысль:
- Зосенька, - позвал он жену, - А помнишь ты мне рассказывала, как вас учили ведению расходных книг?
- Помню, а что? - удивилась она - Смешно так учитель говорил: " В бух-галтерии есть не то, что есть в жизни, а только то, что написано на бумаге". Левая колонка - дебет, правая - кредит.
- Вот! Зося, ты можешь спасти своего несчастного мужа?
- От кого?
- От Брюса и от шведского Бух-Галтера. Пойдем с тобой вместе в башню завтра, а там ты с ним и поговоришь про его дебеты-кредиты и про то, как наших барбосов сей науке научить.
- А он послушает меня? - засомневалась Софья.
- А куда денется? Это - раз. В Падуе женщины еще двести лет назад лекции читали, это - два. Прохор вон пишет, что в Европах теперь профессорские жены тоже на занятия ходят, это - три.
- Ну а надену я что? Тут же надо как-то особо одеться, чтобы пристойно, и плечи не голые и цвет для разговоров о Бух-Галтерии подходящий.
- Сейчас выберем, пойдем к тебе в комнату.

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Платье-волан. Считалось в начале восемнадцатого века официальной одеждой. Из коллекции института моды в Киото)

Пан Марек довольно быстро выбрал Софье солидное платье с белым воротником. Сказал, что для обсуждения счетов в самый раз и собрался уже идти к картам, как она спросила:
- Ну а с детьми мы на праздник-то поедем?
- Нет, не поедем. - хлопнул себя по лбу Марек, - полетим уже. Одевайтесь быстро. Да спросите Еремея Елисеевича, не расхотел ли он с нами ехать?
Подумал: "Пропала работа. Вечером со свечкой уже не почертишь. Ну хоть от бухгалтерии вроде спасся, буду завтра с картами сидеть".

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Неизвестный автор начала восемнадцатого века. Портрет Анастасии Нарышкиной с детьми. Один из первых детских портретов в России )

В парадной зале Лефортовского двоца стояли апельсиновые и померанцевые деревца, оставшиеся от взрослого машкерада. Но остальное убранство было совсем другое. Посреди залы стоял большой глобус, а по стенам статуи, изображающие Математику, Навигацию, Архитектуру и другие науки.

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Аллегория Архитектуры. Сейчас стоит в Летнем саду )

- А почему Архитектура - женщина и без ничего? - задумалась Лиза. - Вон Проша - мужчина и одетый, а он тоже архитектор.
- Это как будто, - объяснил ей солидно Ваня, - как в сказке. Она ничья не знакомая, знакомых нельзя перед всеми в голом виде представлять, она- симвОл.
Потрясенная ученостью брата Лиза только вздохнула.

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Аллегория Навигации. Летний сад )

- Мне Петруша задал задачку. - сказала Софье сестра царя, Наталья Алексеевна. - Надо говорит пиесу для отроков сочинить, недлинную, не больше трех действий, не страшную, не про любовь, ибо малы еще, но не просто смешную, а со смыслом о пользе учения. Вот что придумать?
- Ну может про школяра какого, как он ленился и через то у него всякие неприятности были, а потом стараться начал. Вон мы сейчас у Еремея Елисеевича спросим, он у нас сочинитель знатный.
- Сие можно, - согласился Еремей. - К примеру пошел он в лавку, а денег не может счесть, пошел в аптеку, а что от чего прочесть тоже не может, города перепутал, заехал вместо Твери в Смоленск. А потом у него родители заболеют и придется ему самому крутиться. Вот тут-то он и поймет, как грамота нужна.
- Еремей Елисеевич, родненький, а может вы и виршу какую можете сочинить, - обрадовалась Наталья.
- Подумаю, пока детки пляшут, может к концу и сочиню что, - пообещал тот.

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Иван Никитин. Царевна Наталья Алексеевна )

Детей становилось все больше. Одни сразу бежали разглядывать глобус и статуи. Другие держали за руку матерей, отходить боялись. Однако же когда началось представление, все позабыли свои страхи и смотрели не отрывая глаз.
Смотрели и взрослые. Три собачки: два белых пуделя и один черный по команде хозяина прыгали через обруч, ходили на задних лапах, а потом показывали чудеса ума, складывая и вычитая числа.
- Где нашли этого итальянца? - шепнул Еремей Мареку
- Август прислал. Он еще фокусы умеет показывать. Сейчас кроля достанет из шляпы. У нас сей сеньор нарасхват просто. Каждый дом хочет его заполучить на праздник. Ты посмотри, что дальше будет.
Дальше было необыкновенно. Итальянец взял мандолину и заиграл веселую песенку, собаки улеглись у его ног, а в середину залы вышла девушка в короткой юбочке, кофте с блестками и маленькой шляпке. Она взяла один апельсин и стала его подкидывать и ловить, потом два, потом три , а потом целых пять.
- Ну все, пропала посуда, - шепнул Марек Софье.
- Я им мячиков тряпичных нашью, пусть учатся, - успокоила она его.
Под конец сеньор и правда достал из шляпы кролика, а потом взмахнул палочкой и вдоль стен полетели вверх хлопушки с конфетти.
Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( Антуан Ватто. Итальянские актеры )

Петр появился, когда дети уже доедали сладости и гладили собачек. За пазухой у него была Лизетта Даниловна.
Он вытащил ее, поставил на пол:
- Ну-ка, Лизетта, покажи, что умеешь.
Собачка встала на задние лапы, немного покрутилась, тявкнула, потом опустилась на все четыре и важно пошла к стоящим вдоль стен креслам. Забралась на одно из них и стала наблюдать за публикой.
Ваня терзал апельсин, пытаясь его очистить.
- Ты чей такой? - спросил его весело царь
- Батюшкин и матушкин, а вообще Божий, - серьезно ответил тот.
- Ну копия отец, - Петр показал Ягужинскому на брови, - можно и не спрашивать было. А уж как отец его меня отчитал один раз: "Ты, государь, меня не учи, я не твой раб, а Божий", - об сем я молчу.
- Я письмо вам писал, как Москву оборонять от шведа, если он вдруг дойдет...
- А я читал, - серьезно ответил Петр, - мы вон с Павлом Ивановичем вместе читали. - Ягужинский кивнул.
- А ты Лиза? - спросил царь девочку. - У меня теперь тоже есть дочка Лиза. Брат не обижает тебя ?
Лизанька спряталась за Ваню, а он ответил:
- Я заступаюсь за нее всегда, хотите и за вашу дочку буду заступаться?
- Хочу. Спасибо тебе Иван, - серьезно ответил царь. - Может так статься, что ей заступники будут очень нужны. - Он потрепал мальчика по голове и пошел дальше.
Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( С. Хлебовский. Ассамблея при Петре Первом )

- Ну смотрите, Наталья Алексеевна, что вышло, - Еремей развернул листочек и прочел:

Грамматика учит знати
‎Глаголати и писати
Благо.

Грамматику, душе, слыши,
‎ писмена в ней изучиши.
Обзри смыслом аз и буки,
‎ емли перо в твои руки.
Пиши слова добре складом,
‎ веди строки в разум рядом.
Глагол писму та начало,
‎ дело сие Богом стало,
К Христу простри моление,
‎ дает он всем спасение.

- Ох, какая же красота, - царевна всплеснула руками. - Можно я возьму в пиесу вставить? А вдруг вам припадет охота, как будете в Гишпании, перекласть на русский язык, что там для отроков пишут, али сочинить что. Это бы такой подарок был для всех, а?
- Постараюсь я, коли вам нравится, - солидно ответил Еремей. - Пришлю тогда с посольскою почтой.

Студент амстердамский. Глава двадцать четвертая.

( С. Кириллов Никитская улица. Реконструкция автора)

Расходились почти ночью, дети уже засыпали на руках у родителей, насмотревшись представления и наслушавшись музыки.
- Ну а где моя подушка в наволочке с кисточками, и что за день сегодня такой? - с грустью сказал пан Марек, собираясь спать.
- У меня, - пробормотал сонный Ваня, - я ее взял, чтобы умнее стать. Вот ты на ней спишь и умный.
- Тут брат не в подушке дело, - ответил Марек. - Подушку отдай мне назад, а я тебе дам компАс старинный с крышкой. Вон он точно ума прибавит.
Довольный Ваня сунул компАс себе под голову и моментально уснул.
- Пойду я все-таки посмотрю на карты хоть часок, - решил Мариан. - Он налил себе кофий в кружку, закурил пахитоску, разложил карты и тихо, чтобы ни кого не разбудить, запел про сивого коня.

.

Сохранено