Студент амстердамский. Глава двадцатая
alise84 — 12.07.2013 Глава двадцатая( Константин Сомов, виньетка к "Книге Маркизы" )
Настал день маскарада. С утра Еремей с Марианом, собрав тюк каких-то вещей и подшучивая друг над другом, уехали к Рагузинскому на Басманную.
Софье же оставили костюм голландского матроса: брюки, блузу, жилет, шарф и большую шляпу, спрятать волосы.
В нем она и поехала, надев сверху шубу.
Вход в главную дворцовую залу был украшен еловыми и сосновыми ветками, а внутри стояли в кадках померанцевые и лимонные деревца. Играла музыка. В центре залы бил фонтан.На столах стояли бокалы с вином, фрукты, сласти. По стенам - италианские скульптуры, изображающие древних богов и достойных мужей и жен. Правда некоторые были в таких позах, что Софья даже растерялась.
- Положено так в Италии, - сказала ей переодетая в кафтан и огромный парик жена Меншикова. Пойдем, я тебе еще что покажу.
Они вышли из залы. На двух дверях перед ними было написано: на одной "Восточный кабинет", на другой "Западный". Под каждый надписью была приписка: "Вход только в супружестве состоящим не для срамного хихикания, а для разнообразия семейной жизни и наущения".
Софья толкнула "восточную" дверь. Вся комната была увешана гравюрами, а посреди ее стояли в поставце какие-то чашки и вазы. Гости ходили вдоль стен веселые, раскрасневшиес
( Выбрала самую скромную гравюру жанра. Вообще они слишком откровенные даже для современного западного человека)
- Сие называется "сюнга" - весенние картинки, - услышала она за собой голос Данилыча. - Обернулась: на нее смотрела огромного роста длинноносая сваха в юбке с оборкой и пестрой шали.
- Японцы в том, что здесь нарисовано ничего худого не видят и даже вешают на стены. Но в западной комнате картинки красивее и нам понятнее.
Там и правда оказалось красивее. Картинки были игривые, но изображали все больше богов и героев и к каждой прилагалась история.
( Видимо наши герои смотря гравюры, которые называются "позы Аретино" или "позы Романо". Подпись под гравюрой "Мать Венера" )
Поглядев на сии чудеса, Софья отправилась искать Мариана. Увидела Шереметева в старомосковско
- А мы думаем, что мужчины на нас внимания не обращают, а они вон подмечают все. Да еще и смеются, - думала Софья, посмотрев как семенит и мелко крестит рот Меншиков, как, жалосто причитая, что он "трудящая особа", выторговывает себе селедку Петр, шмыгая носом и переступая с ноги на ногу, как жеманно обмахивается веером Брюс. Она растерянно оглядывалась, но никак не могла найти собственного мужа. Увидела Рагузинского в одежде валашки с большими серьгами и в пестрой юбке, но ни Еремея Елисеевича, ни Мариана нигде не было.
- А ходить-то в мужском удобнее, а вы вот поносите-то наше - подумала она.
Наконец мимо нее мелко семеня ногами и обмахиваясь черным веером прошла чопорная испанская дуэнья. Софья ни за что не узнала бы Еремея, если бы под вуалью не мелькнула его золотая серьга. Дуэнья посмотрела на нее сверху вниз и процедила, подмигнув:
- hereje, ragamuffin ( еретик , оборванец)
Пробежал Ягужинский, одетый немкой в огромном чепце.
Сестра Петра, переодетая стрельцом подошла к брату, хлопнула по спине, сказала басом:
- Ну и тоща ты, баба, ущипнуть не за что. - Прачка конфузливо хихикнула:
- Я женщина трудящая, честная, а вы меня в прелесть вводите.
Но Марека нигде не было. Софья вышла из залы, пошла по коридору, толкнула дверь и оказалась еще в одной комнате с китайскими картинами, на этот раз про природу. Собралась уже уходить, как вошел Меншиков.
- Софья Ивановна, дорогая, шла бы ты отсюда. Разговор у меня тут секретный. Не то, чтобы мне секретов сих жалко, да просто они тебе ни к чему.
- Я мужа потеряла, - сказал она, уже чуть не плача.
- А я тебе тайну открою. Как видишь, что особы женского полу толпой собрались, так значит он там. Не то, что худое что говорю, просто подсказываю. Иди, найдешь.
Софья вернулась в залу и правда увидела в дальнем углу толпу ряженых. Пошла туда, пробралась в центр и ахнула.
( Якоб ван Ост старший. "Гадалка" )
На тахте, разложив по ней веером свои юбки, сидела суровая чернобровая цыганка, вся в перстнях и монистах. На шее у нее висело огромное ожерелье из испанских пиастров, голову покрывал алый платок, в ушах блестели серьги кольцами. Цыганка раскладывала карты, приговаривая:
- Что будет, что слУчится, чем дело кончится. чем сердце успокоится. - Перед ней сидела незнакомая Софье дама, наряженная по французской моде: в светлом парике и с тростью.
Через толпу проталкивался Петр:
- Матушка, погадай трудящей женщине.
Цыганка вынула изо рта пахитоску и сказала низким голосом:
- А ты, душа моя, не прибедняйся. Мне вон карты говорят, что не так-то ты проста. В артели-то своей верховодишь небось.
Петр хлопал в ладоши и смеялся как ребенок.
Марек начал раскладывать карты, Софья вдруг заметила, как нахмурилась на мгновенье его бровь и чуть дрогнула рука. Но это была всего секунда:
- Ждет тебя матушка прибыток большой, артель твоя прирастет новыми товарками, - сказала цыганка Петру.
Тот подошел, обнял Мариан за плечи, начал что-то шептать на ухо.
- Сие не для ряженых музыка. - ответил тот, - Найду Еремея Елисеевича, как все рядиться кончат, так будем играть. Он встал, обнял Софью:
- А я уж хотел тебя искать идти. Тебе нравится?
- ЧуднО, но весело. Я картинки смотрела без тебя. Тебе не обидно?
- Я картинки сии даже не буду говорить сколько лет назад смотрел, чего ж мне обижаться. Пойдем дуэнью искать, Петр просил музыку поиграть гишпанскую.
В зал внесли огромные чаши с глинтвейном.
- Согреваемся, да кто хочет, катается на санях с горки, - закричал Ягужинский, - а в полночь разоблачаемся, и принимаем свой вид обычный.
( Константин Сомов. "Книга Маркизы" )
Толпа ряженых высыпала на улицу. В морозном небе висела огромная луна, на другом берегу Яузы видна была Гошпиталь, за спиной стояли высокие костел и кирха.
Пробило полночь. Дамы побежали переодеваться в специальную комнату, мужчины прямо в зале снимали платки и юбки.
- Какие они красивые все, - вдруг подумала Софья.
Пришел Еремей с испанской гуитаррой и трещоткой под названием кастаньеты. Пошептавшись с Марианом они начали играть какую-то испанскую пиесу. Сначала все даже удивились, чего такого-то в сей музЫке гишпанской, о которой столько говорят, но чем дольше они играли, тем внимательнее слушали гости. Под конец все уже начали щелкать пальцами и бить в ладоши. Так заразительно оказалось.
Разъезжались далеко за полночь.
Софья дремала в карете, прижавшись к плечу мужа, думала сквозь сон:
- Надо же, сколько мужчин умных и в чинах больших её сегодня развлекали. Бывает же такое. А ее муж - из них лучше всех.
|
</> |