Как выбрать идеальный телевизор Samsung 
Сердюков на максималках 
София в тиарах или тиары Королевской Семьи Швеции 
Черное солнце (2022) 
Сколько длится самая длинная беременность у животных 
Как менялся образ Алисы, девочки из будущего 
Диалог с представительницей украинской интеллигенции 
10 мест, где привычных для нас голубей заменяют экзотические животные 
Гулял
12.07.2013 —
Студент амстердамский. Глава двадцатая
Студент амстердамский. Глава двадцать первая
alise84 — 13.07.2013
Глава двадцать первая
( Богоявленский монастырь в Москве. Праздник Крещения, о котором пойдет речь, по-другому называется Богоявлением )
- Ну вот, искупаюсь в крещенской
проруби, посмотрю, как детки пляшут на своем машкераде, бумаги
посольские заберу, да поеду, - говорил Еремей, - почесывая за ухом
Брунцвика. - А ты тут, прошу тебя, пинай Андрея, а то умник
нашелся, горазд про каперов книжки читать, а не науки
проходить.
- Двадцать лет парню, Еремей, к лету флотским офицером будет. Поздно уже пинать. Во всем, что моря касается, он - голова. А вот стукнет сорок, тогда и теоретикой увлечется. Их всех сейчас несет, то туда, то сюда. Я говорил тебе, что Прохор в масоны подался?
- Да ты что? Ну ему пойдет как раз, он парень умственный, к рассуждениям склонный. В Англии это в большой моде. Приедет, сразу будет свой. Да и архитекторы все масоны. У них так заведено.
- Для него вон еще дед бумаги прислал, хочет, чтобы Прохор там в его поместье поехал, посмотрел, что да как. Пишет, что пусть там и развалины, но фамильные, и что он, сэр Англер третий баронет Дэлиэлл несмотря ни на какие революции. И вообще собственность священна, поэтому
Прошка обязан просто навестить тех трех овец, которые на его
пустоши рядом с его болотом пасутся.
- Он титул-то ему оставить не хочет? Как там по закону: Софья и ваши дети и так попадают в список, а о других можно просить, когда им двадцать один исполнится?
- Ну да, - Мариан развеселился. - Я не мог Прошке свою фамилию дать, нельзя у нас усыновлять до пятидесяти, дед не может пока титул передать, нельзя до Прошкиных двадцати одного. Спасибо Петр все обошел, наградил и фамилией звучной и дворянским званием. Вон он в письме пишет, голландцы зовут его "князь Оршанский".
- И как выговаривают, бедные, - хмыкнул Еремей. - А ты прикинь только - будет он еще и четвертый баронет Дэлиэлл.
- Да ладно тебе, чего в жизни не бывает. Вон баронесса фон Торн-Торнау - всем дамам дама, сейчас еще Дуняша в графини выйдет...
- А Екатерина в царицы?
- И сие возможно. Ты бы видел как рождение дочери Петр отмечал и в какой был радости. Фейерверк устроил, в газетах писали. А во время фейерверка картина была: два сердца горящих и голубки.
- Народ-то что говорит?
- Я за весь народ сказать тебе не могу. Те, с кем мы дружбу водим, ничего худого, а что в деревнях да дальних углах шепчут нам неведомо. Но вряд ли хорошее. Небось рассказывают, что испортили немцы государя.
- Ох, везде одно, - вздохнул Еремей. - В Гишпании на тридцать верст отъедешь от Мадрида - те же дикость и суеверия. В ведьм верят, в колдунов, в порчу. Просвещать еще и просвещать народ. Ну да ладно, коль у нас еще праздники не кончились, давай Густава в прорубь макнем. Посмотрим, что он делать будет.
- А не заболеет?
- Да ну тебя. Водки налить и все. Мужик молодой, здоровый, с севера сам. Надо подговорить его искупаться.
В этот момент с улицы раздался голос Дуняши:
- Софья Ивановна! В модный магазин кукол новых привезли, говорят платья на них синие и все птицами: павлинами и фазанами. Побегу, посмотрю да расскажу вам.
( Платье во входившем тогда в моду стиле "шинуазри" )
- Побежит она, как же, - хмыкнул Еремей. - Софья-то не видит с первого этажа, а ты сверху посмотри за угол.
Друзья выглянули в окно: за углом стоял нарядный возок.
- Вот на ловца и зверь бежит. Расскажем ему, что сие - обычай старинный московский: мужики купаются, а девицы смотрят, нет ли в них какого изъяна, ну и выбирают по душе, и отправим в прорубь.
- Охальник ты, Еремей, - вздохнул Мариан. - Ну попробуй, а я посмотрю.
Еремей встал и вышел из комнаты. Вернулся через пару минут довольно потирающий руки:
- Сговорились вечером на Яузе рядом с дворцом.
( Богоявленский Елоховский собор в Немецкой слободе. Фото 1914 года. Наши герои видят его еще деревянным. В 1710 году Петр только распорядился завезти туда кирпич для его расширения и обновления. )
К вечеру на Яузе у прорубей собралась толпа народу. Кто истово молился, кто-то, как иностранцы из Немецкой слободы, просто смотрел, кто, не особо молясь, готовился показать удаль да покрасоваться перед барышнями.
Пробежала Дуняша, зыркнула в Еремея глазами:
- Грех вам, почтенному человеку над приезжим смеяться.
- Ох, Дуня, - остановил ее Мариан, - скоро на доктора твоего и ветерку нельзя будет подуть.
Густав пришел, разделся, спустился в прорубь и поплыл на глазах у ошарашенных москвичей. Вылез, выпил поданную Дуней рюмку водки, сказал:
- Хорошо пошла - и не торопясь двинулся одеваться.
Вернулся уже в плаще, посмотрел на ошарашенного Еремея и спокойно сказал:
- У нас холоднее вода. Люди, которых вы зовете чухонь, а мы finnarna ставят бани на берегу моря и все привыкли из бани бежать в море плавать. На побережье намного холоднее и ветер сильнее.
В глазах у него прыгали чертики, он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Шепнул Мариану:
- Надеюсь, ваш друг ни с кем не заключал пари на то, утопнет ли бедный швед в проруби.
Тот хмыкнул:
- Провели тебя, Еремей Елисеевич. Ну поехали за стол. Там уже готово все.
( Ст. Жуковский. Зима )
Крещенские морозы не подвели. Ударили так, что даже Брунцвик пулей вылетал во двор и возвращался обратно. Маечке и топили и накрывали ее шерстяной попоной. А Филимон вообще не выходил из комнат.
Софья стояла у замерзшего окна и думала, везти ли завтра детей на праздник, когда к ним постучался служитель из поместного приказа:
- Прошу простить. Супруга его превосходительства
- дочь полковника Англера Ивана Ивановича и супруги его
Агафьи Васильевны в девичестве Берсеневой?
- Да, - ответила удивленная Софья.
- Ну так к вам родственница, - сказал поклонившись юноша. Прошептал: "Злющая, замучала нас, пока мы ваш дом искали. Так что простите, если что не то. "
Из возка вылезала пожилая женщина в старомодной шубе и двух головных платках. Когда гостья пошла к двери, стало видно, что она заметно прихрамывает.
- Ну здравствуй, племянница, - сказала она поджав губы. - Тетка я твоя родная, Степанида Васильевна. А ты, я смотрю, тоже за басурманом замужем, как и мать твоя, что самокруткой выскочила. - Отодвинув растерявшуюся Софью она вошла в сени.
- Небедно живете. Вот только родню не помните. Грех это большой.
Софья растерянно захлопала глазами:
- Я вас первый раз вижу, мне матушка говорила, что есть у нее сестра, да знаться с ней не хочет.
- А с кем там знаться? С твоим отцом? Он что, роду такого, что его за стол посадить можно. Мы - Берсеневы - семья старинная, дворянская. Нам с иноверцами за одним столом сидеть не пристало.
Вышедший из кабинета Мариан посмотрел на растерянную готовую заплакать Софью и сказал:
- Ты иди, распорядись, прошу тебя, насчет чая: человек пожилой, ехал долго, а я со Степанидой Васильевной побеседую пока. - Взял женщину за локоть и завел в кабинет.
- Басурман, говорите? А знаете, как мы, басурмане, поступаем с теми, кто нам не по нраву?
Он показал на Исидора:
- Вот это слуга был мой, именем Сидор. Эй, Сидорка, - свистнул он и Исидор поднял голову - Он болтал много. Надоел. Сидит теперь в клетке.
А вот это - Мариан ткнул пальцев в чучело крокодила - баба одна. Болтала не просто много, а все ближнего хулила и угрызала. Висит теперь под потолком да в таком виде Страшного суда дожидается. Там и будет объяснять, за что в тварь сию превращена была.
Старуха охнула и закрестилась:
- Батюшка, прости меня дуру грешную, бес попутал. Не губи душу христианскую. Как тебя звать-величать-то
прикажешь?
- Заставить бы ее Мариан-Анджей-Сигизмунд
выговаривать, - мстительно подумал Марек, - сказал:
- Марьян Ивановичем зовите. Пойдем сейчас за стол, и чтобы ни-ни мне. А то здесь будете висеть второй крокодилой.
- Слушаюсь батюшка. Спасибо тебе за доброту твою, что сразу не превратил, а предупредил, - поклонилась ему Степанида Васильевна.
- На студентах что ли попробовать такое, вдруг получится? - размечтался Мариан.
За столом Степанида Васильевна уже со всем респектом рассказала, зачем разыскивает племянницу:
- Была у нас усадебка, Берсеневка. От Звенигорода недалеко. И трое детей в семье. Сначала Петр откололся, поехал в Москву служить, потом родители померли. Остались мы вдвоем: Агафья и я. Две девицы на выданье. Ну я - старшая, грех конечно, а все себе придерживала. Опять же, коль нога с изъяном, так и приданое нужно получше. Тут полк проходил мимо нас, мать твоя с офицером знакомство свела, говорит мне "так мол и так", а я ей и отвечаю: " Не позволю как старшая за еретика идти. А коль пойдешь, ничего не получишь".
Она посмотрела на меня и говорит:
- Ну и на том спасибо.
Из-за стола вышла, да за дверь, да со двора. И ушла. Письмо потом прислала, что обвенчались они.
Я-то еще подумала, что теперь - все мое. Но господь меня за жадность мою наказал. Женихов не нашлось, а хозяйство все прахом пошло. Что сама продала, что отсудили, Остался дом, сад да пруд. Да людей два человека - сторож с ключницей. А тут пишет мне родственница дальняя из Беклемишевых. Тоже дева старая. Давай, - мол, - мы с тобой съедемся да будем в Москве доживать. Я вот и подумала, дом продам, да и перееду в город. Вот и решила Агашу искать, а она-то и померла уже.
Тут старуха горько заплакала.
- Что ж вы, тетя, приехали-то тогда с такими словами? - спросила ее Софья.
- А сие для порядку, - ответила ей Степанида Васильевна, всхлипывая. - Вы б купили бы у меня домик-то. Все бы в семье остался, а?
- Ну что скажешь? - спросил Софью Мариан.
Она замялась. И дом было жалко отдавать в чужие руки, и в расход не хотелось мужа вводить вдруг ни с того ни с сего.
- У меня тут и опись есть, - продолжила Берсенева и подала им бумагу. В ней значилось: "Дом ветхий, да сад яблоневый, да сарай с птичником ветхие тож, да пруд с карасями".
- Я вот что думаю, - сказал Марек. - Есть у тестя Николаса друг-голландец.
Все ищет, где бы ему не очень далеко от Москвы взять в аренду
усадебку. Индюков развести, менажерию устроить, сыроварню
поставить. Мы ему и предложим такое: платы арендной не возьмем, а
он за то приведет дом в порядок. Летом на половину дома приедем и
поживем с детьми. Пусть на деревню посмотрят. Да и у них будет
память о бабушке. Сторожу с ключницей денег дадим, чтобы тоже там
порядок наводили. Поехали к стряпчим.
Через пару часов все было сделано. Довольная Степанида Васильевна получила деньги, а Софья - бумагу, в которой было написано, что она с разрешения супруга купила деревеньку Берсеневка да приписанные к ней две души.
- А у меня уж и добро мое все с собой. Не поеду назад душу бередить, - вздохнула Берсенева. - Гляну сейчас еще разок на Агашиных внуков, да на Арбат к родне. Я теперь не приживалка какая, с деньгами приеду. Вы уж извиняйте, если что не так.
- Вы, бабушка, приезжайте еще. И мы к вам будем ездить в гости, - чинно сказал Ваня, прощаясь со Степанидой Васильевной.
Потом прижался к матери:
- Ну что ты плачешь? У нас пруд теперь свой. С карасями.
- Караси - это же чудо. И бумага у нас есть, что караси сии теперь наши. Сам дьяк Дурак Мишурин её подписал. Как ни просит государь крестное имя в бумагах писать, никак сие не приживается. - Мариан обнял жену, повел в спальню. - Ты вот тут поплачь, детям сие видеть ни к чему. Я же пойду, придумаю им какую-нибудь забаву, да принесу тебе кофию все запить. А потом, как морозы спадут, поедем мы с тобой, посмотрим на твой дом.
( С.Андрияка. Звенигород )
- Двадцать лет парню, Еремей, к лету флотским офицером будет. Поздно уже пинать. Во всем, что моря касается, он - голова. А вот стукнет сорок, тогда и теоретикой увлечется. Их всех сейчас несет, то туда, то сюда. Я говорил тебе, что Прохор в масоны подался?
- Да ты что? Ну ему пойдет как раз, он парень умственный, к рассуждениям склонный. В Англии это в большой моде. Приедет, сразу будет свой. Да и архитекторы все масоны. У них так заведено.
- Для него вон еще дед бумаги прислал, хочет, чтобы Прохор там в его поместье поехал, посмотрел, что да как. Пишет, что пусть там и развалины, но фамильные, и что он, сэр Англер третий баронет Дэлиэлл несмотря ни на какие революции. И вообще собственность священна, поэто
- Он титул-то ему оставить не хочет? Как там по закону: Софья и ваши дети и так попадают в список, а о других можно просить, когда им двадцать один исполнится?
- Ну да, - Мариан развеселился. - Я не мог Прошке свою фамилию дать, нельзя у нас усыновлять до пятидесяти, дед не может пока титул передать, нельзя до Прошкиных двадцати одного. Спасибо Петр все обошел, наградил и фамилией звучной и дворянским званием. Вон он в письме пишет, голландцы зовут его "князь Оршанский".
- И как выговаривают, бедные, - хмыкнул Еремей. - А ты прикинь только - будет он еще и четвертый баронет Дэлиэлл.
- Да ладно тебе, чего в жизни не бывает. Вон баронесса фон Торн-Торнау - всем дамам дама, сейчас еще Дуняша в графини выйдет...
- А Екатерина в царицы?
- И сие возможно. Ты бы видел как рождение дочери Петр отмечал и в какой был радости. Фейерверк устроил, в газетах писали. А во время фейерверка картина была: два сердца горящих и голубки.
- Народ-то что говорит?
- Я за весь народ сказать тебе не могу. Те, с кем мы дружбу водим, ничего худого, а что в деревнях да дальних углах шепчут нам неведомо. Но вряд ли хорошее. Небось рассказывают, что испортили немцы государя.
- Ох, везде одно, - вздохнул Еремей. - В Гишпании на тридцать верст отъедешь от Мадрида - те же дикость и суеверия. В ведьм верят, в колдунов, в порчу. Просвещать еще и просвещать народ. Ну да ладно, коль у нас еще праздники не кончились, давай Густава в прорубь макнем. Посмотрим, что он делать будет.
- А не заболеет?
- Да ну тебя. Водки налить и все. Мужик молодой, здоровый, с севера сам. Надо подговорить его искупаться.
В этот момент с улицы раздался голос Дуняши:
- Софья Ивановна! В модный магазин кукол новых привезли, говорят платья на них синие и все птицами: павлинами и фазанами. Побегу, посмотрю да расскажу вам.
( Платье во входившем тогда в моду стиле "шинуазри" )
- Побежит она, как же, - хмыкнул Еремей. - Софья-то не видит с первого этажа, а ты сверху посмотри за угол.
Друзья выглянули в окно: за углом стоял нарядный возок.
- Вот на ловца и зверь бежит. Расскажем ему, что сие - обычай старинный московский: мужики купаются, а девицы смотрят, нет ли в них какого изъяна, ну и выбирают по душе, и отправим в прорубь.
- Охальник ты, Еремей, - вздохнул Мариан. - Ну попробуй, а я посмотрю.
Еремей встал и вышел из комнаты. Вернулся через пару минут довольно потирающий руки:
- Сговорились вечером на Яузе рядом с дворцом.
( Богоявленский Елоховский собор в Немецкой слободе. Фото 1914 года. Наши герои видят его еще деревянным. В 1710 году Петр только распорядился завезти туда кирпич для его расширения и обновления. )
К вечеру на Яузе у прорубей собралась толпа народу. Кто истово молился, кто-то, как иностранцы из Немецкой слободы, просто смотрел, кто, не особо молясь, готовился показать удаль да покрасоваться перед барышнями.
Пробежала Дуняша, зыркнула в Еремея глазами:
- Грех вам, почтенному человеку над приезжим смеяться.
- Ох, Дуня, - остановил ее Мариан, - скоро на доктора твоего и ветерку нельзя будет подуть.
Густав пришел, разделся, спустился в прорубь и поплыл на глазах у ошарашенных москвичей. Вылез, выпил поданную Дуней рюмку водки, сказал:
- Хорошо пошла - и не торопясь двинулся одеваться.
Вернулся уже в плаще, посмотрел на ошарашенного Еремея и спокойно сказал:
- У нас холоднее вода. Люди, которых вы зовете чухонь, а мы finnarna ставят бани на берегу моря и все привыкли из бани бежать в море плавать. На побережье намного холоднее и ветер сильнее.
В глазах у него прыгали чертики, он с трудом сдерживался, чтобы не рассмеяться. Шепнул Мариану:
- Надеюсь, ваш друг ни с кем не заключал пари на то, утопнет ли бедный швед в проруби.
Тот хмыкнул:
- Провели тебя, Еремей Елисеевич. Ну поехали за стол. Там уже готово все.
( Ст. Жуковский. Зима )
Крещенские морозы не подвели. Ударили так, что даже Брунцвик пулей вылетал во двор и возвращался обратно. Маечке и топили и накрывали ее шерстяной попоной. А Филимон вообще не выходил из комнат.
Софья стояла у замерзшего окна и думала, везти ли завтра детей на праздник, когда к ним постучался служитель из поместного приказа:
- Прошу простить. Супруга его превосходитель
- Да, - ответила удивленная Софья.
- Ну так к вам родственница, - сказал поклонившись юноша. Прошептал: "Злющая, замучала нас, пока мы ваш дом искали. Так что простите, если что не то. "
Из возка вылезала пожилая женщина в старомодной шубе и двух головных платках. Когда гостья пошла к двери, стало видно, что она заметно прихрамывает.
- Ну здравствуй, племянница, - сказала она поджав губы. - Тетка я твоя родная, Степанида Васильевна. А ты, я смотрю, тоже за басурманом замужем, как и мать твоя, что самокруткой выскочила. - Отодвинув растерявшуюся Софью она вошла в сени.
- Небедно живете. Вот только родню не помните. Грех это большой.
Софья растерянно захлопала глазами:
- Я вас первый раз вижу, мне матушка говорила, что есть у нее сестра, да знаться с ней не хочет.
- А с кем там знаться? С твоим отцом? Он что, роду такого, что его за стол посадить можно. Мы - Берсеневы - семья старинная, дворянская. Нам с иноверцами за одним столом сидеть не пристало.
Вышедший из кабинета Мариан посмотрел на растерянную готовую заплакать Софью и сказал:
- Ты иди, распорядись, прошу тебя, насчет чая: человек пожилой, ехал долго, а я со Степанидой Васильевной побеседую пока. - Взял женщину за локоть и завел в кабинет.
- Басурман, говорите? А знаете, как мы, басурмане, поступаем с теми, кто нам не по нраву?
Он показал на Исидора:
- Вот это слуга был мой, именем Сидор. Эй, Сидорка, - свистнул он и Исидор поднял голову - Он болтал много. Надоел. Сидит теперь в клетке.
А вот это - Мариан ткнул пальцев в чучело крокодила - баба одна. Болтала не просто много, а все ближнего хулила и угрызала. Висит теперь под потолком да в таком виде Страшного суда дожидается. Там и будет объяснять, за что в тварь сию превращена была.
Старуха охнула и закрестилась:
- Батюшка, прости меня дуру грешную, бес попутал. Не губи душу христианскую. Как тебя звать-величать
- Заставить бы ее Мариан-Анджей-
- Марьян Ивановичем зовите. Пойдем сейчас за стол, и чтобы ни-ни мне. А то здесь будете висеть второй крокодилой.
- Слушаюсь батюшка. Спасибо тебе за доброту твою, что сразу не превратил, а предупредил, - поклонилась ему Степанида Васильевна.
- На студентах что ли попробовать такое, вдруг получится? - размечтался Мариан.
За столом Степанида Васильевна уже со всем респектом рассказала, зачем разыскивает племянницу:
- Была у нас усадебка, Берсеневка. От Звенигорода недалеко. И трое детей в семье. Сначала Петр откололся, поехал в Москву служить, потом родители померли. Остались мы вдвоем: Агафья и я. Две девицы на выданье. Ну я - старшая, грех конечно, а все себе придерживала. Опять же, коль нога с изъяном, так и приданое нужно получше. Тут полк проходил мимо нас, мать твоя с офицером знакомство свела, говорит мне "так мол и так", а я ей и отвечаю: " Не позволю как старшая за еретика идти. А коль пойдешь, ничего не получишь".
Она посмотрела на меня и говорит:
- Ну и на том спасибо.
Из-за стола вышла, да за дверь, да со двора. И ушла. Письмо потом прислала, что обвенчались они.
Я-то еще подумала, что теперь - все мое. Но господь меня за жадность мою наказал. Женихов не нашлось, а хозяйство все прахом пошло. Что сама продала, что отсудили, Остался дом, сад да пруд. Да людей два человека - сторож с ключницей. А тут пишет мне родственница дальняя из Беклемишевых. Тоже дева старая. Давай, - мол, - мы с тобой съедемся да будем в Москве доживать. Я вот и подумала, дом продам, да и перееду в город. Вот и решила Агашу искать, а она-то и померла уже.
Тут старуха горько заплакала.
- Что ж вы, тетя, приехали-то тогда с такими словами? - спросила ее Софья.
- А сие для порядку, - ответила ей Степанида Васильевна, всхлипывая. - Вы б купили бы у меня домик-то. Все бы в семье остался, а?
- Ну что скажешь? - спросил Софью Мариан.
Она замялась. И дом было жалко отдавать в чужие руки, и в расход не хотелось мужа вводить вдруг ни с того ни с сего.
- У меня тут и опись есть, - продолжила Берсенева и подала им бумагу. В ней значилось: "Дом ветхий, да сад яблоневый, да сарай с птичником ветхие тож, да пруд с карасями".
- Я вот что думаю, - сказал Марек. - Есть у тестя Николаса друг-голландец
Через пару часов все было сделано. Довольная Степанида Васильевна получила деньги, а Софья - бумагу, в которой было написано, что она с разрешения супруга купила деревеньку Берсеневка да приписанные к ней две души.
- А у меня уж и добро мое все с собой. Не поеду назад душу бередить, - вздохнула Берсенева. - Гляну сейчас еще разок на Агашиных внуков, да на Арбат к родне. Я теперь не приживалка какая, с деньгами приеду. Вы уж извиняйте, если что не так.
- Вы, бабушка, приезжайте еще. И мы к вам будем ездить в гости, - чинно сказал Ваня, прощаясь со Степанидой Васильевной.
Потом прижался к матери:
- Ну что ты плачешь? У нас пруд теперь свой. С карасями.
- Караси - это же чудо. И бумага у нас есть, что караси сии теперь наши. Сам дьяк Дурак Мишурин её подписал. Как ни просит государь крестное имя в бумагах писать, никак сие не приживается. - Мариан обнял жену, повел в спальню. - Ты вот тут поплачь, детям сие видеть ни к чему. Я же пойду, придумаю им какую-нибудь забаву, да принесу тебе кофию все запить. А потом, как морозы спадут, поедем мы с тобой, посмотрим на твой дом.
( С.Андрияка. Звенигород )
Сохранено
|
|
</> |
Студент амстердамский. Глава двадцать первая
Оставить комментарий
Популярные посты:
Предыдущие записи блогера :
10.07.2013 —
Студент амстердамский. Глава девятнадцатая
08.07.2013 —
Студент амстердамский. Глава восемнадцатая
07.07.2013 —
Студент амстердамский. Глава семнадцатая
06.07.2013 —
Похудеть к лету?
05.07.2013 —
Студент амстердамский. Глава шестнадцатая
04.07.2013 —
Студент амстердамский, Глава пятнадцатая
Архив записей в блогах:
Вчерашний сон был строго секретным. Не могу дать свободно информацию. Всем спецам и службам усилить бдительность на объектах особого и стратегического назначения, особенно в нестабильных и неспокойных со всех точек зрения регионах, включая климатические и природные. Рекомендую, даже настаи ...
День влюбленных каждый отмечает по-разному, что, в принципе, не удивительно, учитывая тот факт, что не только сами воздыхатели, но и объекты их любви - совершенно разные. Кто-то дарит сердечки, кто-то поет серенады даме сердца, а кто-то наконец-то попадает на встречу со своей давней и т ...
В пятницу, 11 марта 2011 года, у восточного побережья острова Хонсю в Японии произошло сильнейшее в известной истории Японии землетрясение. Последовавшее за этим цунами привело к полному обесточиванию станции АЭС Фукусима-1 и отказу систем аварийного охлаждения реакторов. Нет, сразу ...
Даже если брать в расчет только 1937-1938 гг. и только официальную статистику (под 700 тыс. расстрелов), то это значит, что только 2 года правления Сталина — в мирное время, замечу, — обошлись России не менее чем в 10 ядерных бомб, сброшенных на Нагасаки.
...
Вся страна сидит в «Одноклассниках». И вся эмиграция тоже. Пожарные сидят между пожарами, а иногда вместо, милиционеры зависают, врачи, банкиры с охранниками, домохозяйки и, разумеется, менеджеры среднего звена. Им-то сам Бог велел – компьютер на ...
