Советское 9-е Термидора

maysuryan — 26.02.2019
Так в 1956 году увидел итоги XX съезда партии британский карикатурист Лесли Иллингуорт (1902-1979). Нога Хрущёва отправляет И. В. в "советский лимб" (часть загробного мира между адом и раем), где его встречают Берия, Троцкий, Ягода и Зиновьев

25 февраля 1956 года Н. С. Хрущёв произнёс на закрытом заседании XX съезда КПСС свой знаменитый "секретный доклад" "О культе личности и его последствиях". Доклад не был опубликован в печати, но спустя некоторое время с ним ознакомили на партийных собраниях практически всех советских людей. Появился его текст и на Западе. Событие это имело свою предысторию... К моменту произнесения доклада уже 11 дней шёл ХХ съезд партии. Пожалуй, ни один из партийных съездов РСДРП-РКП(б)-ВКП(б)-КПСС за всю дореволюционную и советскую историю не вызвал и не продолжает вызывать до сегодняшнего дня столько острых споров, как XX съезд. И прежде всего, конечно, это связано с осуждением им "культа личности" Сталина. На открытых заседаниях съезда "культ личности" резко осудил всего один оратор (об этом речь пойдёт дальше). Остальные выражались мягче. Но роль кульминации съезда сыграл закрытый доклад Никиты Хрущёва, развенчивавший Сталина...
А перед этим, в том же феврале 1956-го, в Президиуме ЦК (так в 1953-1966 годах именовалось Политбюро) шли бурные обсуждения предстоящего поворота в политике. Одно из таких обсуждений состоялось 1 февраля 1956 года. Оно было вызвано тем, что высшие руководители страны только что выслушали бывшего следователя Родоса, который вёл дело двух их арестованных коллег по Политбюро — Чубаря и Косиора. Родос не скрывал, что применял к ним "физические методы воздействия". Вероятно, каждый из слушателей мысленно представил себя в руках такого вот "Родоса", и поэтому обсуждение вышло эмоциональным.

Молотов заявил: "Но Сталина как великого руководителя надо признать". Потом ещё развил свою мысль: "Нельзя в докладе не сказать, что Сталин великий продолжатель дела Ленина. Стоял и за этим..."

"Микоян — Возражает Молотову: "А ты, товарищ Молотов, поддерживал".


Никита Хрущёв на обложках журнала "Time" в 1955-1962 годах

Тут надо на минуту прерваться и заметить, что Микоян "поддерживал" уж точно ничуть не меньше Молотова. Например, в 20-летнюю годовщину создания Чека в 1937 году именно Микоян произнёс пламенную речь в честь НКВД. Из отчёта "Правды" об этой речи:
"Товарищ Микоян указывает, что сегодня наша страна отмечает не просто 20-летие одного из советских ведомств. НКВД — это не просто ведомство! Это организация наиболее близкая всей нашей партии, всему народу... Товарищ Микоян подробно останавливается на последнем периоде работы Наркомвнудела, когда во главе советских карательных органов партия поставила талантливого, верного сталинского ученика Николая Ивановича Ежова, у которого слово никогда не расходится с делом. Славно поработал НКВД за это время! Он разгромил подлые шпионские гнезда троцкистско-бухаринских агентов иностранных разведок, очистил нашу родину от многих врагов народа, стремившихся повернуть вспять колесо истории, отнять у народов нашей родины их счастливую социалистическую жизнь. Наркомвнудел поступал с врагами народа так, как этому учит товарищ Сталин, ибо во главе наших карательных органов стоит сталинский нарком товарищ Ежов".
А в том же феврале 1953-го во время XX съезда КПСС именно Микоян был тем самым единственным оратором, кто во время открытых заседаний публично и резко осудил "культ личности" Сталина. Он заявил с трибуны съезда: "в течение примерно 20 лет у нас фактически не было коллективного руководства, процветал культ личности, осуждённый ещё Марксом, а затем и Лениным, и это, конечно, не могло не оказать крайне отрицательного влияния на положение в партии и на её деятельность".
Это заявление громко прозвучало на весь мир, и вызвало негативную реакцию делегатов в зале (о чём позднее говорил брату Артём Микоян). Да и не только в зале... Например, в дни работы ХХ съезда в адрес его президиума поступила телеграмма от руководителя партийной организации Коммунистической партии Чехословакии в городе Теплице: "Я не согласен с выступлением правого Микояна, которое является оскорблением светлой памяти Сталина, живущей в сердцах всех классово сознательных рабочих, и будет с радостью воспринято всей буржуазией. Нас воспитал Сталин".
Как понять это превращение "Савла в Павла", а точнее, ярого апологета Ежова и НКВД-1937 в их обличителя?
Нечто похожее мы находим в истории Французской Революции, а ещё точнее — событиях 9 термидора, свержении Робеспьера.
Лидер сменовеховцев Николай Устрялов (сам горячий сторонник "советского термидора", так что не доверять его критическим оценкам термидорианцев довольно трудно) писал об этом так:
"Робеспьер был устранен теми из своих друзей, которые всегда превосходили его в жестокости и кровожадности. Если бы не они его устранили, а он их, если бы даже они продолжали бы жить с ним дружно, — результат оказался бы тот же — гребень революционной волны, достигнув максимальной высоты, стал опускаться... "Мы не принадлежим к умеренным, — кричал кровавый бордоский эмиссар Талльен с трибуны Конвента в роковой день падения Робеспьера, замахиваясь на него кинжалом, — но мы не хотим, чтобы невинность терпела угнетение". Гора шумно приветствовала это заявление и сопровождавший его жест...
А вот эпизод из жизни Колло д'Эрбуа, одного из главных деятелей термидорского переворота. Однажды вечером Фукье-Тенвилль (знаменитый прокурор террора, "топор республики") был вызван в Комитет общественного спасения. "Чувства народа стали притупляться, — сказал ему Колло. — Надо расшевелить их более внушительными зрелищами. Распорядись так, чтобы теперь падало до пятисот голов в день". — "Возвращаясь оттуда, — признавался потом Фукье-Тенвилль, — я был до такой степени поражен ужасом, что мне, как Дантону, показалось, что река течёт кровью..." Можно было бы привести множество аналогичных рассказов и о других героях термидора: Барере, Бильо-Варенне и проч. Все они были поэтами и мастерами крови. И они-то стали невольными агентами милосердия, защитниками угнетенной невинности!.. Революция, как Сатурн, поглощала своих детей. Но она же, как Пигмалион, влагала в них нужные ей идеи и чувства..."

Так и в уста Микояна, в декабре 1937 года с пафосом восклицавшего "У нас каждый трудящийся — наркомвнуделец!" история к февралю 1953 года вложила совсем иные слова, в защиту "невинно осуждённых".
Но вернёмся к тому же заседанию 1 февраля 1956-го. Из протокола:

"Т. Микоян — Возьмите историю — с ума можно сойти.

Т. Сабуров — Если верны факты, разве это коммунизм? 3а это простить нельзя.


Георгий Маленков на обложках журнала "Time"

Т. Маленков — Правильно посмотреть на факты. Правильно ставится вопрос. Сказать надо партии.

Т. Первухин: Знали ли мы — знали. Но был террор. Тогда не могли что-либо сделать. Партии обязаны объяснить, сказать, и на съезде сказать, и на пленуме.


Николай Булганин и Анастас Микоян на обложках журнала "Time"

Т. Булганин — Партии сказать всю правду надо, что Сталин из себя представляет, линию занять такую, чтобы не быть дураками. Состав ЦК XVII съезда ликвидировал. Не согласен с т. Молотовым, не согласен, что великий продолжатель. Можно и не говорить — «продолжатель», и в докладе можно обойтись без этого. [...] Не раздувать личность Сталина (в плакатах).

Т. Ворошилов: Партия должна знать правду, но преподнести как жизнью диктуется. Период диктовался обстоятельствами. Но страну вели мы по пути Маркса, Энгельса, Ленина, Сталина. Доля Сталина была, была. Мерзости много, правильно говорите, т. Хрущёв. Не можем пройти, но надо подумать, чтобы с водой не выплеснуть ребенка. Дело серьёзное, исподволь.

Т. Суслов — 3а несколько месяцев узнали ужасные вещи. Нельзя оправдать этого ничем. [...] Не славословить. Культ личности ещё большой вред наносит.


Вячеслав Молотов на обложках журнала "Time"

Т. Молотов — Присоединяюсь к т. Ворошилову. Правду восстановить. Правда и то, что под руководством Сталина победил социализм. И неправильности надо соразмерить, и позорные дела — тоже факт. Вряд ли успеем перед съездом сказать.

Т. Хрущёв — Ягода, наверное, чистый человек. Ежов [, наверное, чистый человек]. В основном правильно высказывались. Надо решить в интересах партии. Сталин — преданный делу социализма, но вёл варварскими способами. Он партию уничтожил. Не марксист он. Все святое стёр, что есть в человеке. Всё своим капризам подчинял. [...] Усилить обстрел культа личности."

Как видим, линии в руководстве было две — более осторожная, старых большевиков Молотова и Ворошилова ("с водой не выплеснуть и ребёнка"), и более разоблачительная, Хрущёва-Микояна-Суслова. Именно к последней склонялось большинство. Почему? Причина была очень проста — большинство хотело получить гарантию от повторения арестов и расстрелов 1937-1938 годов, от своего попадания в будущем в руки таких следователей, как Родос, который только что перед ними предстал и заявил: "Мне сказали, что Косиор и Чубарь являются врагами народа, поэтому я, как следователь, должен был вытащить из них признание, что они враги... Я считал, что выполняю поручение партии".
Это были ровно те же чувства, которые владели участниками французского термидора: они тоже хотели продолжить революцию, но без риска "угнетения невинности", то есть собственного ареста и казни. Разница была только в том, что французским термидорианцам для обеспечения своей безопасности пришлось произвести не только развенчание "тирана", но и его арест и казнь. В СССР арестовывать и казнить уже не требовалось, достаточно было развенчания.
Характерно, что в этом вопросе — необходимости критики арестов 1937-1938 годов — все члены Президиума ЦК, от Молотова до Хрущёва, были единодушны. Даже Каганович, ушедший в 1957 году из Кремля с репутацией "сталиниста", считал, что так или иначе следовало осудить предшествующий период. Феликс Чуев в книге своих бесед с Лазарем Моисеевичем приводил такой свой диалог с ним, имевший место уже на рубеже 80-х и 90-х годов (выделение моё):
"— Кто начал разваливать наше государство, как вы считаете? — я всё же хочу получить ответ Лазаря Моисеевича.
— Трудно сказать, — говорит Каганович.
— Я считаю, что Хрущёв.
— Он случайный человек, что именно он начал. Конечно, я думаю, что к этому времени что-то наступило. Чёрт его знает… После смерти Сталина надо было раскритиковать то, что было."
"Случайный человек Хрущёв", как чуткий флюгер, просто почувствовал разлитые в атмосфере настроения и первый сумел дать им политическое выражение. Это и подарило ему власть над страной на целое десятилетие. Хрущёв и его оппоненты расходились только в том, насколько далеко надо заходить в этой критике. Одни опасались "вместе с грязной водой выплеснуть и ребёнка", другие — нет.
Ну, а можно ли было те же настроения выразить как-то иначе? Мы знаем, что в Китае к той же продиктованной неумолимой историей необходимости "раскритиковать то, что было", подошли более осторожно: осудили "банду четырёх" во главе с женой председателя Мао Цзян Цин, но самого Мао полностью развенчивать не стали, указав лишь на "30% ошибок" в его деятельности. Кстати, эту оценку, вернее, самооценку, дал себе сам Мао, сказавший в 1961 году: «Как оценить сделанное мной? Если бы положительного оказалось семьдесят процентов, а дурного тридцать процентов, то я был бы весьма удовлетворен. Я не скрываю своих недостатков, я не святой». А полное осуждение Сталина Мао считал ошибочным, и говорил советскому послу в Пекине: "Вы совсем отказались от такого меча, как Сталин, выбросили этот меч. В результате враги подхватили его, чтобы им убивать нас...». Но в Китае и к предшествующей борьбе в партийном руководстве подошли в чём-то "мягче", чем в СССР. Вожди оппозиции (такие, например, как Дэн Сяопин, китайский "Бухарин") лишались своих постов, но при этом, как правило, не лишались жизни. Соответственно, и осуждение этого периода ("культурной революции") оказалось затем мягче, чем в СССР...
Так — бескровно, в общем, если не считать предшествующих расстрелов Берии, Абакумова, Меркулова и других чекистов — совершилось "советское 9 термидора". Правда, есть версии, что термидор в СССР произошёл раньше или, наоборот, позже, в период перестройки. Лев Троцкий относил "советский термидор" к 30-м годам, а потом перенёс его дату примерно на 1924 год (причём прямо заявил, что "ошибся" с первоначальной датировкой). Но сама лёгкость этого "переноса" показывает некоторую условность применённых критериев. Зато по побуждениям что участников антиробеспьеровского переворота 1794 года, что участников "развенчания культа личности" 1956 года мы имеем практически полное совпадение. О чём-то ведь это должно нам говорить...
Любопытно отметить, что вдова Троцкого Наталья Седова после XX съезда и развенчания Сталина обращалась из Мексики, где она проживала, в ЦК КПСС с просьбой о реабилитации мужа. (Кстати, это её намерение одобрял и сочувствовал ему Варлам Шаламов, другой бывший участник левой оппозиции 20-х годов). Получается, что те самые люди, которые столько предупреждали о грядущем Термидоре, произносили против него столько пылких речей, оказавшись с ним лицом к лицу, попросту его не узнали. Наталью Седову вместо реабилитации мужа ожидало в 1960 году совсем другое знаковое событие: вручение в Кремле звезды Героя Советского Союза Рамону Меркадеру... Это разочарование, пожалуй, аналогично разочарованию левых антиробеспьеристов, вроде Бабёфа, в термидорианцах. При Робеспьере Бабёф, как известно, с нетерпением ждал свержения "тирана". Но когда это свержение состоялось, Бабёфа ждало горькое разочарование, так как политика термидорианцев была не левее, а гораздо правее робеспьеровской... Точно так же и руководители Кремля после 1956 года вели дрейф отнюдь не влево, а вправо, пока он не привёл к крушению социализма и распаду СССР...

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив