Сорок четыре

Но к врачу попала, даже в очереди посидела, очень непривычно, когда ни у кого, кроме тебя, нет талонов, и люди кучкуются в ожидании возможности «только спросить». Я никому такой возможности не дала, просочилась сквозь потную стену; врач оказался точно таким, каким описывали его в интернете, о чем ему и сообщила: вас очень хвалят! Он, в свою очередь, обрадовал меня тем, что «лучшая операция это несделанная операция», и сказал «за это можно выпить», заодно мы выяснили, какое число сегодня и что «сорок четыре» - завтра, «я думал, так долго уже никто ни с кем не живет», сказал доктор, «я тоже», сказала я и пошла на выход, лучась от счастья. «Девушка! Девушка, я к вам обращаюсь!!» – тетка лет шестидесяти четырёх в оранжевой пижамной паре кричала кому-то в коридоре, и оказалось, что мне: «Девушка, вы на УЗИ?!»
Я не стала отвечать, но по дороге к метро меня ещё пару раз назвали «девушкой», а Главный Консультант по телефону начал виноватиться, что оббежал все прикормленные места, чтобы купить садовых цветов у подмосковных бабушек, такая у него традиция, купить в ларьке каждый может, но это не то, он ищет гладиолусы, а их меньше с каждым годом, их просто нет.
Мне не дорог твой подарок, дорога твоя любовь, напеваю я и подхожу к метро, где на ступеньках стоит крошечная старушка в белом, по-деревенски завязанном под подбородком платочке и держит в руках букет белых георгинов, отороченных душистой розовой травкой. Старушка смотрит на меня с надеждой, а я думаю, что могу ведь купить ему цветы хоть раз в жизни, ведь он тоже причастен.

Букет пахнет летом, мёдом, разнотравьем, дачей, полосатыми половиками, вечерним чаем за столом на веранде и раскрытой, но никогда не прочитанной книжкой в гамаке.
К нему в компанию хорошо идёт купленное Главным Женихом взамен цветов шампанское с берегов Луары, которое я хочу выпить немедленно, потому что за окном ливень, в квартире, наконец, продуло все душные углы, и так хорошо было бы лежать на диване с бокалом…

но – нет, «оно тёплое, давай завтра!»
Как же я не люблю спорить!
До смерти хочу, чтобы было по-моему, но соглашаюсь.
Утром он зовёт к завтраку, на столе бокалов нет: давай потом!
И моментально в центре меня, там, где давно уже задыхался спелёнутый таблетками дух, что-то большое и чёрное стало вырываться наружу с такой силой, что заискрился воздух, и я схватила юбку и почти разряженный телефон и убежала в лес


В лесу другие мужчины возраста дожития играли в пинг-понг или бегали за здоровьем, я смотрела на них и думала «солдатушки, бравы ребятушки, а где же ваши жены», потом вспоминала ларискин древний афоризм, что развод после всего пережитого приравнивается к ампутации, да и какой толк. Потом Лариска меня услышала и позвонила в такую рань, чтобы рассказать о своих бедах, а я снова думала, что у кого-то жемчуг мелок, и это не она. А потом телефон стал пипикать, что он больше не может, и я увидела пятнадцать, что ли, непринятых звонков, и он дозвонился и сказал, что едет, и мы пойдем в любой ресторан, какой я выберу.
Ну, давай, злорадно сказала я, но мироздание явно было не на моей стороне, ещё и новолуние, и львы в тельцах или тельцы во львах топтались друг на друге, но там, куда я его притащила, гремело невыносимое «тынц-тынц», которое было хуже всего, что он натворил.
Умирающий телефон показал мне восемь набеганных сгоряча километров и сказал «успокойся уже!»
И мы поехали домой, держась за руки, выпили всю бутылку шампанского, очень неплохого, съели так себе клубнику и всё остальное и легли спать.
Ладно, сказала я, сойдёт.
И вообще это всё фигня, я бы и не задумалась, если б доктор не спросил меня «сорок четыре — это какая свадьба?»
Понятия не имею, знаю только «серебряную», но это было давно, и «золотую», но это ещё не скоро, может, у меня терпения не хватит. Или что-то будет с родиной и с нами.
|
</> |