Сколько стоит протест?

Алеся Лонская

— Митинг проводят обманутые дольщики, — отвечает на мой вопрос девушка в телефонной трубке и добавляет: — Вроде бы. Назовите вашу фамилию и возраст. Так. Теперь записывайте: возле «Макдоналдса» на Пушкинской вас будет ждать женщина с табличкой «Виктория». В 13.30. Скажете, что вы от Лилии.

Такая конспирация нужна не случайно. Никакая партия и никакое движение публично не признаются, что набирают платную массовку. А иногда агенты еще и врут: вам могут сказать «обманутые дольщики», а на деле окажутся «фашики». Как потом выяснилось, девушка Лилия тоже врала: митинг организовала ЛДПР.

Механизм платного мероприятия работает так: партия заказывает определенное количество людей некоторому посреднику, и тот должен их привести. Чаще всего этим занимаются те же люди, которые набирают массовку для киносъемок, промоутеров или подвизаются в сфере пиара. Конкуренция на рынке большая, поскольку особых навыков не требуется. Главное — уметь работать с большим количеством людей.

— Я со многими партиями сотрудничаю, минимум, за который согласен собрать толпу, — 350 рублей на человека, — анонимно сообщает мне агент, тусующийся на форуме «Массовки.ру». — Как правило, половину гонорара беру себе, половину отдаю митингующему.

Для политики на форуме создан специальный раздел «Москва. Политические массовки. Оплачивается». Настоящий бум предложений там наступает в государственные праздники, когда партии пытаются показать, что они еще живы, а совсем хилые движения пытаются заявить о себе. Встречаются и совсем экзотические предложения. Например: «Платная встреча с главой управы» (бесплатно, видимо, никто не идет). Или: «Платное участие в субботнике» (с пометкой: «Убирать ничего не надо!»)

День народного лицемерия

Льет дождь. Полная женщина с задорным взглядом разгулявшейся купчихи в возрасте между 40 и 50 годами спрашивает парня-бригадира:

— За кого сегодня плясать-то будем?
— Не знаю, — пожимает плечами тот.
— Как так? Собрали людей на митинг и не знаете за кого?! Мне сказали, что за дольщиков.
— Коль, за кого мы сегодня? — морщится бригадир массовки.

Приведший нас Николай отвечает:

— Да вроде Евразийский союз молодежи. Но только я к нему никакого отношения не имею.

Полную женщину зовут Мария. С образованием у нее туго, как и с работой. Она зарабатывает тем, что участвует в фокус-группах и снимается в массовке кино.

— После опросов мне больше нигде работать не хочется! — хвалится Мария. — Некоторые дают три тысячи за опрос. И вкусно кормят: конфетками там всякими, га-га-га! — она кривится в детско-вульгарном смешке. — Я на позапрошлый Новый год на опросах за две недели пятнадцать тыщ заработала!

— Ого! — поднимает брови девушка в угги и толстых теплых штанах. Ее зовут Катя. Обе они на платном митинге первый раз. Из их разговора я понимаю, что это непопулярный способ заработка — только для тех, кому уж совсем деваться некуда.

Именно таких и пригоняют через минуту — контингент непонятного происхождения: то ли с вокзалов, то ли из ближайшего переулка. Мужчины в мятых куртках и с такими же мятыми лицами, от них пахнет водкой. Компания вьетнамцев. Старушки с баулами, похожие на цыганок. Контингент пялится на меня: в более модной и дорогой одежде я сразу выделяюсь. Мобильный решаю на всякий случай не доставать.

Потом еще двое парней приводят толпу студентов из МТУСИ. В итоге нас оказывается около сотни. Гопота, играющая роль гражданского общества, медленно проходит через металлоискатели за спину стыдливо отвернувшегося Пушкина.

— Слушай, тут видеокамера! Наверное, нас по «Первому каналу» покажут! Ты скажи, чтобы смотрели меня! Смотрели! — звонит мужу Мария.

На площадь подгоняют небольшой фургончик со сценой и микрофоном. Ребята из фургончика разворачивают на нем огромный плакат с нарисованной девушкой в платке и с автоматом. Можно было бы подумать, что она шахидка, если бы платок не был подчеркнуто русским. Студентам вручают плакат «Смерть шпионам!» с виселицей вместо буквы «о».

— Че за хрень?! Кто-нибудь может объяснить, что здесь изображено? — смеется панк с кривыми зубами, показывая на черные флаги с торчащими в стороны золотыми стрелами.
— Я уже устал объяснять, — вздыхает парень из Евразийского союза. — Это древняя славянская руна.
— Приветствуем вас, друзья! — наконец раздается с трибуны. — Сегодня День народного единства! Не многие помнят, что это за праздник. А между тем 400 лет назад Минин и Пожарский…

Ни имя, ни должность молодого человека, кричащего что-то с трибуны, никого не интересуют. Одни курят, другие, разбившись на группки, просто мерзнут. Лозунги подхватывает не больше десятка голосов. Я подхожу к тем, кто явно пришел сюда бескорыстно.

Пенсионерка в берете нежно очищает плакат от капель дождя. Рядом с ней девочка лет шести, она замерзла и греет руками щеки.

— Мне обещали за митинг двести рублей, а вам? — нападаю я.
— К-как это? Я… я не верила в эти разговоры про двести рублей. Неужели правда?

Кажется, я только что разбила патриотическое сердце этой женщины вдребезги. Продолжаю добивать:

— Вы думаете, что вон те вьетнамцы пришли поддерживать русский консерватизм?
— А почему бы и нет? Тут собрался цвет молодежи!

На самом деле среди действительных сторонников Евразийского союза пенсионеров гораздо больше, чем цветущей молодежи. В самом центре площади расположилась пожилая пара с одухотворенными лицами. Когда с трибуны кидают лозунг «Право и правда!», романтическая старушка снимает с правой руки перчатку, и рука ее, сжатая в кулак, взмывает вверх.

— Да! — выдыхает она и поворачивается к мужу. — Ты согласен?

Муж кивает, и их горячие взгляды снова обращаются к евразийцам:

— Право и правда!
— Где гречку-то раздают? — ходит в толпе старушка. — Где гречка? По радио говорили, что здесь гречку раздавать будут!
— Это ЛДПР будет раздавать, бабушка! Они после нас.

Ничего личного, только деньги

По данным политологов, проплаченная массовка сегодня есть почти на каждом добровольном мероприятии.

— Нельзя сказать, что такое-то движение всегда платит, а такое-то нет. И парламентская оппозиция может собрать бескорыстный митинг, если он будет посвящен острой социальной проблеме, касающейся многих людей, — уверяет политолог Евгений Минченко. — То есть критерий, по которому можно сказать, добровольный митинг или платный, — это острота его проблематики.

Действительно, в оплате мероприятий мною не были уличены организаторы экологических пикетов, участники «маршей несогласных», а также активисты архитектурных движений. Кроме того, бесплатно люди готовы идти за харизматичными лидерами — например, за Эдуардом Лимоновым. Но в среде либералов, демократов и коммунистов речи первых лиц давно набили оскомину, а их харизма подтухла, поэтому приходится подкреплять ее денежными знаками.

— Им не важно, что поддержка сотни людей оказывается неискренней: сегодня публичные мероприятия устраивают не с целью привлечения новых сторонников. На первый план вышла задача пиара в СМИ, — говорит директор Центра политической информации Алексей Мухин. По его мнению, в проплаченной толпе нет ничего аморального, если сам митинг преследует благие цели, а привлечь к ним внимание можно только таким способом. За все хорошее и против всего плохого люди сегодня бесплатно митинговать не готовы: исчезла идеологическая подпитка.

— Коммерциализация данного рынка услуг уже давно произошла, — рассказывает Мухин. — Люди, которые нанимают массовку, хорошо известны в узких кругах. Как правило, это бывшие политтехнологи, у которых с отменой губернаторских выборов и монополизацией власти «Единой Россией» не осталось работы.

По данным политолога, заказчик, как правило, платит около 500 рублей «за голову». Далее деньги идут по цепочке посредников, и в результате до самого митингующего доходит в лучшем случае рублей 200–250. Я рассказываю Мухину о своих впечатлениях от контингента на Пушкинской площади. Такие люди, как мне кажется, больше дискредитируют митинг, нежели повышают его рейтинг.

— Обычно массовка бывает поприличнее, — отвечает политолог. — Судя по всему, тот контингент, с которым столкнулись вы, — результат нечистоплотности посредника. К тем, кто приводит на митинг таких маргиналов, организаторы впредь стараются не обращаться.

По словам экспертов, на рынке уличной демократии есть и другая услуга — специально для тех немногочисленных общественных движений, которые имеют реальный политический капитал и могут вывести на площадь людей на безгонорарной основе. Им предлагают заработать на том, чтобы среди прочих тем с трибуны прозвучали заказные лозунги. Например, определенные структуры хотят снять с должности неугодного чиновника. Они могут заплатить организаторам реального митинга, чтобы помимо общих проклятий в адрес «кровавого режима» лидеры на трибуне от имени народа выразили недоверие конкретному человеку. Причем оплата таких услуг возможна как деньгами, так и на условиях информационного спонсорства: вы кричите то, что нам надо, а вам взамен обеспечивают размещение публикаций о вашем митинге в СМИ.

Бабушки из девяностых

Дождавшись обещанной платы за первый митинг, я греюсь в «Макдоналдсе» в ожидании второго. В женский туалет гурьбой входит группа старушек с баулами и зонтиками. Они ищут, где включаются автоматические краны, и интересуются, как их потом выключить.

— Я совсем околела, как же мы будем еще два часа на этом митинге? — жалуется пенсионерка.

Подруга наклоняется к ее уху:

— А я бумаги туалетной в сапоги положила. Чтобы ноги не замерзли.

На крылечке вижу выстроившихся в очередь довольно сердитых пенсионеров. Виктория — женщина, которая должна вести меня на следующий митинг, — раздает им какие-то талоны. Кроме меня тут всего лишь парочка студентов.

— В очередь! В очередь! — рявкает Виктория.

Лицо стоящей впереди меня старушки настолько сморщено, что напоминает урюк. Ее зонтик сломан и тоже сморщен, он нераскрытыми крыльями лежит на голове у хозяйки, чтобы хоть как-то укрыть ее от дождя. Капли стекают на сутулые плечи. Рядом стоит мужичок с большими испуганными глазами, в которых скукожились его душа, жизнь, обида. Таких затравленных старческих глаз было много в девяностые, потом они куда-то исчезли.

Розданные «талоны» оказались рекламными буклетами автосалона. На самом деле это очень важный документ: по буклетам потом будут выдавать гонорар за участие в митинге, они нужны, чтобы отличить своих от чужих. Следующий этап подготовки к акции протеста — раздача ярко-синих накидок ЛДПР. За право поносить эти наряды неожиданно разворачивается ожесточенная борьба. Перспектива получения денег еще далека, и старички и старушки рады хоть чем-то поживиться.

— Да что ж вы делаете, елки зеленые, вы мне директора убить хотите?! — вульгарным бабским тембром орет Виктория. — В очередь! Встали все в очередь!

«Директора» теснят в сторону, тот роняет накидки. Или бросает их в толпу — непонятно. Старушки, по-детски радуясь, просовывают головы в дырки и завязывают веревочки на боках. Нас строят парами, как в детском саду, и ведут на Пушкинскую площадь.

Обещанным на «Массовки.ру» «рок-концертом» оказалось «Прощание славянки» в исполнении оркестра.

— Поздравляем вас с праздником! Сегодня день… единство… Казанская… матерь… народ… слава… подвиг…— падают со сцены уже знакомые слова, теперь в трактовке ЛДПР. И каждое пенсионерки встречают дружным:

— Ура-а-а-а!

Я понимаю: если студенты час назад продали лишь свое присутствие, то эти люди продали и свой голос. Мне становится дурно от мысли, что жизнь может заставить стариков два часа мокнуть под дождем за 200 рублей и орать «Ура!», а потом они еще пойдут голосовать за эту партию, потому что хоть что-то от нее получили.

Выходит Владимир Вольфович. Одна из пенсионерок набирает номер знакомой и вытягивает руку с мобильником к сцене.

— Слышишь? Жириновский говорит! Да он это, я тебе клянусь!

Дождь льется мне за шиворот с чужих зонтов. Студенты без зонтиков обертывают голову намокшими флагами. Мне так холодно, что я иду запихивать туалетную бумагу в сапоги.

Когда я выхожу из теплого кафе, митинг уже закончился и люди разбредаются в разные стороны. Вместе с группкой «своих» устремляюсь в подземный переход. Наше «пионерское звено» ведет Виктория. Раздача денег происходит прямо в переходе. «Директор» бережно собирает у всех накидки и «талоны» с рекламой автосервиса — для учета розданных гонораров.

В переход спускается скромная бабушка в сереньком пальто. Она осторожно обходит ругающихся и толкающихся в очереди за деньгами.

— Простите… что это? — дергает она меня за рукав.

— Деньги раздают, - она смотрит на меня нездешними, вдруг остекленевшими глазами, два раза машет рукой, будто отгоняя призрак, и уходит в метро.