
Сергею Довлатову восемьдесят...

80 лет не такая уж и крупная дата, Довлатов
по-прежнему наш современник. Но одновременно и история, человек уже
оформившийся в историю, в миф. Кажется, что он, непризнанный и
нереализованный на родине, совсем чуть-чуть не дожил до своей славы
русского писателя; она обрушилась на него, к сожалению, после его
такого раннего ухода...
Его рассказы и романы, открытые и прочитанные нами каких-нибудь 30
лет назад, Иностранка, Зона, Филиал, Соло на ундервуде,
Заповедник, Наши и другие, сегодня уже история литературы и
предмет филологического исследования
Я родился в не очень-то дружной семье.
Посредственно учился в школе. Был отчислен из университета. Служил
три года в лагерной охране. Писал рассказы, которые не мог
опубликовать. Был вынужден покинуть родину. В Америке я так и не
стал богатым или преуспевающим человеком. Мои дети неохотно говорят
по-русски. Я неохотно говорю по-английски. В моем родном Ленинграде
построили дамбу. В моем любимом Таллине происходит непонятно что.
Жизнь коротка. Человек одинок. Надеюсь, все это достаточно грустно,
чтобы я мог продолжать заниматься литературой (из
автобиографии)
Юнна Мориц и Сергей Довлатов в Нью-Йорке
Огромный Сережа в панаме
Идет сквозь тропический зной,
Панама сверкает над нами
И машет своей белизной.
Он хочет холодного пива,
Коньяк тошнотворен в жару.
Он праздника хочет, прорыва
Сквозь пошлых кошмаров муру.
Долги ему жизнь отравляют,
И нету поместья в заклад.
И плохо себе представляют
Друзья его внутренний ад.
Качаются в ритме баллады
Улыбка его и судьба.
Панамкою цвета прохлады
Он пот утирает со лба.
И всяк его шутке смеется,
И женщины млеют при нем,
И сердце его разорвется
Лишь в пятницу, в августе, днем.
А нынче суббота июля,
Он молод, красив, знаменит.
Нью-Йорк, как большая кастрюля,
Под крышкой панамы звенит.
Юнна
Мориц Довлатов в Нью-Йорке
Могила Довлатова на кладбище Маунт-Хеброн в Нью-Йорке
|
</> |
