Семнадцать "с" последнего года (суммирующие четыре)

Если я что и поняла за это время, так это то, что плакать надо исключительно дозировано и в одиночку. Дети не переносят плач взрослых, им это кажется диким, сверхъестественным, словно это не плачущая мама на диване, а залетевший по ошибке птеродактиль, громко сопящий, непредсказуемый и оттого ужасно пугающий и страшный. Я научилась улетать практически не прощаясь: всё, быстро бежим к маме, улыбалась я так, будто собираюсь выбежать на минуту за хлебом, быстро, быстро, у мамы скоро самолет, мама улетает и очень скоро вернется. Главное -- правильная расстановка акцентов: то, что я улетаю, мелкий факт, быстро констатируем и переходим к оптимистичной части: мама очень скоро вернется и привезет целый чемодан подарков, огромный чемодан, полный подарков.
Весной я выбирала и покупала подарки целый месяц перед приездом -- трехмесячное отсутствие требует больших компенсаций. Дитя непременно хотела "стоячую юбочку", она уже какое-то время грезит балеринами и ей очень хочется быть на них похожей. А раз для дитяти стоячая юбочка, то такую же надо найти для девицы, а то плача не оберешься. У меня нет времени плакать, бурчала я закрывая очередную страницу очередного интернет-магазина, в котором предлагалась очередная совершенно не та стоячая юбочка. Наконец, подарки были выбраны -- две стоячие юбочки каждой, к ним обязательно две особенные футболки (ведь, если кто не знал, нет никакого смысла носить футболки, если они не особенные), две пары сандалий; леопардовые лосины для чада, леопардовая юбка для чада, леопардовая футболка для чада, вошедшей (и пока никак не вышедшей) в леопардовый период жизни (мама! какое розовое?! какое фиолетовое?! мне, пожалуйста, или черное, или серое, или леопардовое, но лучше всего, конечно, леопардовое, только обязательно пришли ссылки, чтобы я одобрила, а то вдруг окажется розовое леопардовое, а мне такое не нужно! мама, такое никто, вообще никто, не носит, ты что, хорошее леопардовое найти не можешь?! ты же в Лондоне!) Я паковала чемоданы как обезьяна из басни: так, эти свои вещи я оставлю здесь, эти, наверное, тоже. всё еще перевес, сколько эти подарки весят?! хорошо, а если я оставлю здесь вот вообще всё это? ну, кроме вот этих джинсов, пары рубашек, платье не забыть, мне же надо в чем-то ходить?! Я переносила вещи из чемодана (который планировала брать с собой) в баул (который ехал на склад, чтобы терпеливо ждать моего следующего возвращения) и обратно. Так, есть свободный килограмм, может, взять еще вот эту пару обуви?! Нет, тогда впритык, а вдруг я что-то еще забуду. Не плачь, говорю тебе, говорила я самой себе и яростно смахивала слезы, не плачь, всё будет хорошо, точно тебе говорю.
Я практически всё запаковала и решила спокойно сесть, выдохнуть и посмотреть новости. Я усиленно избегала новостей последнюю неделю перед прилетом, всё, что мне надо будет знать, мне обязательно кто-нибудь расскажет. Я посмотрела новости, отложила телефон, и пошла готовить себе кофе.
Новости немилосердно сообщали, что Иран запланировал атаковать Израиль аккурат за полтора дня до моего вылета. Меня не столько беспокоило благополучие девочек и Ыкла, я практически не сомневалась, что вся эта атака окажется из серии не так страшен черт, как его малюют, сколько состоится ли рейс. Я хвалила себя за предусмотрительность. Билеты были заказаны в конце марта -- тогда многие компании возобновили рейсы и, теоретически, можно было рискнуть и заказать что-то разумно (относительно) стоящее, что ни в коем случае не являлось эль алем (который взвинтил цены до небес, до самого млечного пути). Н. планировала возвращаться из Украины (через Варшаву) польскими авиалиниями, она забрасывала меня статьями и обсуждениями, где ставили ставки когда и как возобновятся чартерные (дешевые) рейсы. Я даже почти дала себя уговорить, но испугалась в последний момент -- эль аль точно полетит, думала я, что бы ни было, что бы ни случилось, они точно полетят. А остальные ненадежные совершенно, думала я и следила за таблицей приземлений аэропорта Бен-Гурион: ну вот, довольно кивала я самой себе, никто толком не летает, только болтают много, а приземлений мало. Чести ради, основные компании собирались возобновить полеты в начале апреля, потому в середине марта ожидать приземлений было несколько неразумно.
Новости разрывали меня на части; кажется, я на мгновение оглохла, несмотря на то, что сидела в полной тишине. Иран планирует самую масштабную атаку, берегитесь, спасайся, кто может, аэропорт перекрыт, следите за новостями. Вы как? -- писала я спокойно Ыклу, словно мы говорим не о масштабной атаке, а о том, удалось ли ему нормально провести выходные. Мы нормально, -- бодро рапортовал Ыкл и продолжал, -- аэропорт, кажется, уже открыли, не волнуйся, следи за новостями, тебе лететь завтра, всё будет хорошо, мы тебя очень ждем. Я выходила на балкон покурить и смахивала слезы -- вот чего я сейчас-то плачу, а? спрашивала я саму себя, сейчас, вроде, всё хорошо, уже через сутки с небольшим я увижу девочек, не реви, говорила я самой себе и ревела пуще прежнего, не реви, говорю тебе! Но перестать реветь не получалось, все невыплаканные дозы собрались вместе и вытекали из меня непрекращающимся водопадом. Аэропорт открыли, -- телефон пискнул и показал очередное сообщение Ыкла, -- эль аль летает, мы тебя ждем. Когда ты прилетаешь? -- очередное сообщение от Н. -- ты летишь эль алем? Если да, -- продолжала она, -- это хорошо, а то половину рейсов отменили, некоторые аж до октября! Война, думала я и сердилась на саму себя, вот из-за чего можно плакать, а ты развела тут океан из-за каких-то глупостей! Но война не отменяла моих проблем, только усиливала. У меня не осталось слез для этой войны, их просто не осталось.
*** Суматоха ***
Мне невероятно повезло с квартирой, которую я сняла на зимний период. Я нашла ее случайно: великолепное расположение, относительно разумная цена, относительно большая квартира. К тому же, через агентство -- подвоха ждать неоткуда, все бумаги подписаны и оформлены. В январе у меня тоже было сложносочиненное путешествие в Лондон. Сначала я прилетела в Лондон. Я поселилась в гостинице в аэропорту, так как уже через два дня мне предстояло лететь в Торонто, после этого в Банфф, оттуда обратно в Торонто и только после этого в Лондон. За эти два дня мне надо было превратить три моих чемодана (на три с небольшим месяца) в один (на две недели), остальные два отвезти на склад, взять со склада теплые вещи (в Банффе обещали минус тридцать восемь и, следует отметить, обещание свое сдержали), вернуться в гостиницу, встретиться с И. -- поработать и пообщаться, после вернуться в гостиницу, обязательно проснуться в четыре утра и перебежать на другой терминал, из которого я планировала улететь в Торонто. Организм не успевал перестраиваться под часы и потому я практически не понимала какое сейчас время суток. Вставать в четыре утра в Торонто оказалось даже приятно -- много спокойного тихого времени самой с собой, можно поработать, можно подумать, можно что угодно делать, пока остальные спят. Я долго планировала эту поездку, именно так -- залететь к О. в Торонто по пути в Банфф, побыть у нее несколько дней, потом Банфф, потом опять О. и Торонто. Я вернулась в Лондон почти две недели спустя -- аккурат к первой лекции.
Уже в марте я начала задумываться над тем, где мне жить весной, когда я вернусь в очередной раз. К счастью, квартира, в которой я жила, была свободна практически на всё время, которое я планировала быть в Лондоне, я легкомысленно решила, что даже если мне надо будет остаться на дополнительные несколько дней, то найду себе что-нибудь другое (из этой квартиры мне предстояло выехать не позже двадцатого июня, так как уже двадцать второго в нее вселялись очередные жильцы). Двадцатое июня настало неожиданно быстро, улетать же мне предстояло только двадцать третьего. Последние дни в квартире были сумасшедшими: предстояло запаковать чемоданы, которые я беру с собой, параллельно запаковать баулы, которые надо вернуть на склад (и опять перевес из-за подарков, да что ж такое, оставлю вообще всё, всё равно через месяц опять назад), кроме того, квартиру надо было убрать. Я, конечно, заказала профессиональную уборку (как того требовал контракт), но памятуя о том, что они делают всё медленно и не очень хорошо, на всякий случай весь день накануне я убирала квартиру. Квартиру на оставшиеся дни я нашла за пару дней до этого -- в совершенно другом районе, достаточно далеко, но на том же расстоянии от работы, так что -- какая, в сущности, разница, где провести три дня? Три дня -- срок, когда можно практически не открывать чемоданы. Время неслось стремительно: быстро на склад, теперь быстро обратно, встреча с инспектором: проверка квартиры, возврат ключей, переезд в другую квартиру, быстро осмотреться, в магазин, времени нет, его просто нет, ведь завтра заседание факультета (из-за которого, собственно, я и осталась, но пришлось остаться на дополнительные полтора дня, так как эль аль не летает по субботам, а больше я никому пока не доверяю), после заседания стоматолог (четвертый флюс за полгода, нет, я не могу сейчас начать лечение, дайте мне, пожалуйста, только антибиотики, да, я всё понимаю, но я пока не нахожусь ни в одном месте достаточное количество времени, чтобы даже начать лечение), на следующий день встреча с ЛА (с десяти утра до пока выдержим), на следующий день отлет, ночной полет, прибываю в половину четвертого, если хотите, посижу в аэропорту, чтобы никого не будить. Ты сошла с ума, -- сообщал мне Ыкл, -- ну чего ты будешь сидеть в аэропорту после ночного рейса?! Приезжай как можно скорее. Самолет, ночь, ни одной минуты сна, ну почему, почему я не могу спать в самолетах, почему?! Приготовьтесь, пристегните ремни, мы начинаем посадку. Кажется, можно ненадолго выдохнуть. Ничего, думала я, после того, как я проверила почти двести экзаменов за два дня, мне, кажется, всё, что угодно, по плечу.
*** Свет ***
-- Нет, я категорически не хочу, чтобы ты уходила из науки, -- раз за разом сообщал мне Ыкл.
-- А что? Что ты хочешь? Как так можно жить? -- выдыхала я в телефон, понимая, что еще немного и я взорвусь.
-- Ты знаешь о причинах нашего здесь пребывания, я прошу тебя оставить еще один год в подвешенном состоянии. Еще один. После этого, -- уговаривал он меня, -- если всё будет нормально, мы вернемся в Лондон. Ты же понимаешь, -- говорил он мне снова и снова, -- что если ты сейчас пойдешь в (давайте назовем это так) техникум, то оттуда назад дороги не будет. Я тебя очень прошу не делать этого, я тебя очень прошу.
-- Я не понимаю что делать, я совершенно не понимаю.
-- Тебе надо попробовать взять неоплачиваемый отпуск на первый семестр и найти себе какую-нибудь гостевую позицию здесь, а то мы по миру пойдем. А потом, -- вздыхал он опять, -- будет видно. Если всё это не сработает, уйдешь через год, что ты теряешь?
-- Я теряю детей! -- выла я, совершенно обессилев.
Я позвонила израильским знакомым, я объяснила ситуацию. Уже буквально на следующий день мне предложили (если тебе надо, скажи когда будешь знать) две гостевые позиции. Оставалось малое -- получить мне неоплачиваемый отпуск на семестр, а Ыклу на год.
-- Вы понимаете, -- аккуратно объяснял мне начальник, -- что всё это звучит не очень убедительно. Ну, допустим, мы дадим вам сейчас отпуск. А вы можете гарантировать, что в следующем году вы точно вернетесь?
-- Не могу, -- качала я головой, -- но я могу гарантировать, что если в следующем году я увижу, что мы не возвращаемся, больше я ни о чем просить не буду.
-- Ну, -- подумал он, -- подавайте заявку, попробуем.
-- Ты сердишься, так как готовишься к самому пессимистическому сценарию, -- бурчал Ыкл.
-- Конечно, -- сердилась я пуще прежнего, -- этот тот сценарий, на который у меня нет запасного плана!
-- То есть, давай по пунктам: ты боишься, что тебе не дадут неоплачиваемый отпуск ни в первом, ни во втором семестре, к тому же не кончится война и потому, соответственно, ты не сможешь сюда летать, практически вообще.
-- Да! -- выла я, представляя себе всё это.
-- На это я тебе ничего сказать не могу, прости, -- вздыхал он в очередной раз, -- на этот случай у меня никакого запасного плана нет. Но я надеюсь, -- добавлял быстро, -- что этого не случится.
Хорошо, решила я после долгих раздумий, я оставлю этот год подвешенным и буду надеяться, что в следующем году всё наладится и вернется на круги своя, а всё это я забуду как страшный сон. Пока же я буду изо всех сил работать над книгой -- я дала слово и, даже если мне придется разорваться напополам, я это слово сдержу. Всё, что у меня было и есть -- моё слово, ничего важнее пока не придумали.
Когда я планировала поездку в Ньюарк, я не планировала нигде останавливаться. Но наше агентство упорно присылало мне варианты, где рейс туда прямой, а обратно с какой-нибудь пересадкой. Мне предлагали пересадки в Монреале (всего-то три часа подождать), в Брюсселе (каких-то двенадцать часов погулять где-нибудь), еще где-то, уже не помню где, когда я вдруг поняла: пришлите мне, пожалуйста, написала я после очередного неприемлемого варианта, -- вариант с пересадкой в Торонто. Я написала О. -- ты будешь? ты хочешь встретиться на пять часов? Да!!! -- словно закричала мне она. Время пересадки девять часов -- пять часов у нас точно будет, особенно учитывая то, что чемодан сразу поедет в Лондон, а это значит, что из аэропорта я выйду минут за десять, если повезет. Мы встретились и поехали гулять-сидеть-пить пиво. Мы обнаружили, что рейс задерживается и несказанно обрадовались, у нас появились дополнительные два часа (выспимся потом, ничего страшного), мы говорили и не могли наговориться. Что ты решила? -- О. отхлебнула глоток пива и посмотрела выжидательно. Я пока не знаю, -- вздохнула я, -- надеюсь, к июню буду знать. Так, -- О. строго посмотрела на меня, -- когда ты пролетала тут в январе, ты сказала, что будешь знать в мае! Сейчас май, и? И ничего, -- вздохнула я, -- я пока ничего не знаю. Может, -- покачала я головой, -- к июню, а может и к августу. Тогда, -- посмотрела она еще строже, -- не морочь себе голову, наслаждайся книгой, Лондоном, девочками, грантами, прогулками с И. В общем, -- посмотрела чуть мягче, -- наслаждайся всем, чем можно. Что будет, то будет, а сходить с ума заранее никому никакой пользы не принесло. Мы сидели в небольшом баре в небольшом пригороде Торонто. Дул приятный майский ветерок, разительно отличающийся от январской метели, было тепло, приятно и невероятно спокойно.
*** Скарлетт О'Хара ***
Я возвращаюсь в Лондон через две недели. Мне пока негде жить -- та замечательная квартира, в которой я так чудесно перезимовала (не без приключений, конечно же: к примеру, оказалось, что в ней ничего, кроме мебели, нет, всё подвижное аккуратно подвинули в неизвестном науке направлении предыдущие жильцы, посему мне, после почти суточного перелета, пришлось не только быстро ехать на склад за своими вещами, но мчаться в магазин покупать всё первое необходимое: посуду, постельное белье, одеяло -- без которого в плюс два крайне неуютно) и так чудесно провела часть весны (к счастью, между тем, как я оттуда уехала и тем, когда я туда вернулась, там никто не жил, потому вернулась практически будто домой), занята до самого января. В дополнение, я не знаю на какое время мне нужна эта самая квартира, так как я всё еще не знаю получу ли я неоплачиваемый отпуск. Пока я пытаюсь найти квартиру на месяц, дальше будет видно. Первую ночь я, конечно же, переночую в гостинице, так как на следующий день мне надо уезжать в Бат, а перед этим заехать на склад, отвести ненужное для Бат, взять нужное для Бат, добежать до вокзала и доехать, в конце концов, до Бат. Прочитать там доклад, послушать лекции, улыбаться на банкете и всячески демонстрировать прекрасное расположение духа. После вернуться куда-нибудь в Лондон (пока не знаю куда и на сколько), проверить летние экзамены, сидеть до полуночи над книгой, говорить с девочками с разных устройств, варить все те мысли, которые варятся во мне второй год подряд, и на что-то надеяться, пока не придумала на что. Но! Я подумаю обо всём этом завтра, только завтра.
P.S. Огромное спасибо моей дорогой обожаемой

|
</> |