Семнадцать "с" последнего года (следующие шесть)

inkogniton — 07.07.2024 *** Сумма ***

-- Вот представь, -- медленно проговариваю я дитяти, -- я дала тебе яблоко. А потом, -- я выдерживаю небольшую паузу, -- папа дал тебе еще одно яблоко. Сколько у тебя теперь яблок? (ну почему, вздыхаю я про себя, счет учится на яблоках, когда я их терпеть не могу, почему?)
-- У меня, -- задумчиво жует губами дитя, -- одно яблоко! -- счастливо выпаливает она.
-- Почему одно? -- теряюсь я и пытаюсь проговорить всё заново, -- сначала я дала тебе яблоко, потом папа дал тебе яблоко, сколько у тебя яблок?
-- А я уже съела твое яблоко, -- хитро парирует дитя, -- и когда папа дал мне яблоко, у меня уже яблок не было. Поэтому, -- серьёзно подытоживает она, -- у меня одно яблоко.

Я задумчиво останавливаюсь и понимаю, что дитя постигла высший смысл жизни, вот же он: к тому времени, когда тебе дали второе яблоко, первое уже было съедено и потому, как ни крути, в каждый отдельно взятый момент жизни у тебя всегда, черт возьми, всегда, одно яблоко. Мне кажется, если бы я поняла это раньше, моя жизнь была бы много проще и легче.

*** Страх ***

-- Давай попробуем подавать сюда еще раз, -- предлагал мне Ыкл раз за разом весь предыдущий год, а у меня сосало под ложечкой.
-- Я не хочу, -- упрямо качала я головой, -- я не могу и не хочу. Я поломаюсь, понимаешь, -- говорила я и смотрела в пол, не в состоянии поднять глаз, -- вот если и когда начнут приходить отказы, я поломаюсь. И в этот раз, -- качала я головой, сдерживаясь изо всех сил, -- я не буду подлежать починке.
-- Волков бояться, -- пытался шутить он и осекался, -- ну давай, просто попробуем.

Я попробовала. Всё получилось ровно так, как я ожидала. Один дорогой господин, к примеру, получил просьбу написать рекомендацию. У него не было сил, у него был душевный спад, у него было тяжелое похмелье. Что бы там ни было, он ничего тогда не написал. Только потом, много потом, сердился вслух в уютном лондонском баре и всё сетовал на то, что бывают такие глупые люди, которые мысли читать не умеют. А ведь ему столько всего есть сказать! К несчастью, он вовремя не сказал; попытался исправить -- написал о том, как не было сил, времени, тяжелое похмелье, суета сует, предчувствие катастрофы и прочее тяжкое положение встали на пути между ним и написанием письма, но если опять надо, то он завсегда, он -- тут как тут. Хорошо, наверное, что уже не надо.

Весь март я взвешивала положение и пыталась залатать сумбур в мыслях. Получалось крайне плохо, заплатки расползались и отказывались оставаться на местах. Врут те, которые говорят, что у них нет выбора, напоминала я себе раз за разом: когда говорят что нет выбора, это только лишь значит, что выбор есть, но ничего из того, что предоставили на выбор, тебе не нравится. Допустим, я увольняюсь и уезжаю в Израиль, что тогда? Тогда -- тогда я буду каждый день видеть своих любимых девочек, тогда я буду работать на скучной ненавистной работе за скромное вознаграждение без всяких перспектив на будущее. Я думала, катала фразы на языке и у меня опять сосало под ложечкой от страха и тоски. Допустим, я продолжаю работать тут. Тогда -- по крайней мере пока не кончилась война (которая, кажется, не кончится никогда с такими идиотами во власти) я имею право летать в Израиль только в отпуск и в праздники. То есть, учитывая все на свете возможные ухищрения, суммарное время с девочками и Ыклом будет... будет... два с небольшим месяца. Это никуда, вообще никуда не годится, думала я и глотала очередную таблетку валерьянки. Я просыпалась и засыпала только с мыслями об этом крайне незавидном выборе. Всё, решила я к апрелю, тут даже говорить не о чем: я, естественно, уволюсь, уеду отсюда и буду работать... сколько там еще до пенсии? Ничего, переживу.


*** Сомнения ***

Казалось, от этих мыслей нет спасения, но я его нашла -- работа, вот мое спасение. Я садилась за стол около десяти утра и работала до поздней ночи практически без перерывов. Я отвлекалась на полчаса на звонок детей -- няня В. исправно звонила почти каждый день; дитя и девица смеялись, глядели в небольшой телефонный экран, и бегали. Я вас так не вижу, восклицала я раз за разом, но они убегали на очередной аттракцион на детской площадке и кричали изо всех сил: мама, смотри, смотри, хлопай, мама! Мама, -- подбегала девица в очередной раз, -- а сейчас мы будем играть с тобой в прятки, ищи нас! Она ныряла за очередную скамейку, няня В. смеялась и объясняла, что я никак не могу выйти из телефона, чтобы ее найти. Мама, -- подбегала дитя и тянула руку, -- достань до меня, мама, достань! Их лица иногда пропадали и я видела только волосы. Что они делают? -- изумлялась я. Они, -- вздыхала няня В. -- пытаются целовать экран. Я заканчивала разговор, выходила на свой прекрасный огромный балкон, с которого видела Темзу и Арену, закуривала и думала: к черту работу, к чертовой матери, кому она вообще нужна?! кто вообще придумал, что работу надо непременно любить?! миллионы людей живут, работают и... ничего, не умирают. Вот и я так буду. Всё, решено, увольняюсь. Я докуривала сигарету, смахивала яростную слезу и решительно садилась за стол -- работать, работать, работать. Я отвлекалась вечером, на звонок Ыкла, после садилась опять -- яростно, исступленно, словно в последний раз в жизни. Около полуночи, когда я понимала, что больше ничего не понимаю, я вставала из-за стола и думала. Дети растут, скоро они станут взрослыми, еще лет пятнадцать и я им буду вообще не нужна. И что тогда? Что? Нельзя, отчаянно говорила я самой себе, нельзя делать что-то такое важное ради детей, никогда нельзя. А то получается что -- они, к примеру, не будут слушаться, а я буду думать, что я вот, ради них, а они, неблагодарные -- нет, ни в коем случае нельзя. Это должно быть ради чего-то другого, чего угодно другого, но только не ради детей.

*** Слабость ***

Я слабак, думала я раз за разом, думая только о том, что мне хочется спрятаться и никого не видеть. Никого. Даже девочек. Особенно девочек. Для чего нужна такая растрепанная мама с вечно сумасшедшим горящим взором, которая сама не знает что она хочет и не в состоянии даже нормально поиграть в прятки по телефону. Какая глупая мама, никак не может придумать как можно играть в прятки по телефону. Но я исправно заваривала чашку кофе, глубоко дышала, усиленно улыбалась самой себе в зеркало, вспоминала что-нибудь ужасно смешное и -- вуа-ля, прекрасная мама на арене, смертельный номер, ровно на полчаса. Ай-ай-ай, -- горько рыдала девица в экран, -- я упала по дороге в садик и у меня ужасно, -- она закатывала глаза и рыдала еще горше, -- ужасно болит нога! Поцелуууууй, -- выставляла она ногу вперед, пытаясь дотянуться до Лондона. Нет, -- сердилась вдруг, и переставала плакать, -- воздушный поцелуй не поможет, дурацкая мама, дурацкая! Не дурацкая, -- подбегала дитя, -- не дурацкая! Хорошая мама, -- улыбалась она миролюбиво то мне, то девице, -- очень хорошая. Когда ты приедешь? -- дитя переходит часто сразу к делу. Уже скоро, -- вопила я счастливо, -- всего через две недели, всего две! Я вытягивала два пальца и повторяла, как заведенная: две недели, две, как ушки у зайчика. Дитя улыбнулась на мгновение, но улыбка быстро смерилась хмурым и сердитым выражением. Ты чего такая сердитая? -- опешила я от такой быстрой смены настроений. Потому, -- топнула ногой дитя, -- потому что ты приедешь, а потом опять уедешь! Дайте мне спрятаться, думала я отчаянно, дайте мне спрятаться, да так, чтобы никто не нашел, долго не нашел, буду тихо прятаться, очень тихо. Слабак, укорял меня внутренний голос. Да, слабак, вздыхала я, соглашаясь.


*** Силы ***

В середине ноября мне позвонил ЛА, тот самый, которому я помогла с квартирой. У меня к вам предложение, -- неловко начал он, -- как вы, наверное, знаете, каждый раз, когда я заканчиваю заниматься очередной темой, я пишу небольшую книгу, обзор, если можно так выразиться. Это очень полезное занятие, -- продолжал он после небольшой паузы, -- во-первых, когда есть книга, то не надо рыскать по куче статей, пытаясь понять что сделано, а что нет, во-вторых, в процессе написания часто получается многое упростить или даже усилить, или вообще доказать что-то новое, -- он замолчал на мгновение и продолжил, -- это я вам по опыту говорю, а уже чего чего, опыта у меня много. Ну и вот, -- плавно подошел он к основной цели звонка, -- я предлагаю вам писать эту книгу вместе. Вы специалист, новое изучите в процессе, там даже, собственно, -- продолжал быстрее, словно опасаясь отказа, -- не так много всего надо будет изучить. И я, конечно же, -- заверил немедленно, -- всё, что надо, немедленно буду объяснять, чтобы вам не пришлось перерабатывать горы материала ради одной вещи. Так как, вы согласны? -- он замолчал и дал мне время обдумать. Я знаю, -- продолжил он после паузы, поскольку я ошалело молчала и не понимала что сказать, -- что у вас сейчас сложная ситуация, но я, честно говоря, -- усмехнулся он, -- думаю, что это будет на пользу не только мне, но и вам.

В середине февраля мы начали работать. В дополнение к статьям, которые надо было пересказать своими словами, сократить, упростить и еще что-нибудь, пока непонятно что, но вдруг станет понятно потом, ЛА прислал мне свои лекции. Он как раз недавно прочел курс и лекции были под рукой. Я открыла лекции и оторопела -- я не понимала ничего, я не знала ни одного объекта, я чувствовала себя идиотом. Нет, решительно тряхнула я головой, так не годится. Да, мы договорились, что этого мне знать особенно не надо, но я так не могу, это невозможно. Я нырнула в изучение объектов и окружающих их теорий. В первый раз я вынырнула (с большим трудом) через неделю, когда вдруг поняла, что он, наверное, волнуется и думает, что я исчезла и ничего не делаю. Я не исчезла, -- писала я ему, продолжая разговор с самой собой, -- я тут, я учу базу, не хочу быть металлической болванкой. Я надеюсь, -- отвечал он мне мгновенно, -- что вы не начали учить квантовую механику, скажите мне, пожалуйста, -- продолжал он, продолжая разговор с самим собой, -- что вы не начали учить квантовую механику. Начала! -- восторженно сообщила я, раздуваясь от гордости и будущего счастья, когда я буду понимать не каждое десятое его слово, но хотя бы каждое третье, -- не только начала, -- торжественно продолжала я, -- но уже существенно в этом продвинулась. О, готене, -- телефон пискнул в очередной раз, показав его ответ, -- если бы вы знали, как я этого боялся! Ну теперь-то что, -- казалось, он вздохнул, -- ладно, продолжайте, только, я вас умоляю, не увлекайтесь, помните о книге!

К середине апреля у меня созрел план. Слушайте, -- объясняла я ему, -- нам надо срочно подать на грант, срочно! Во-первых, у вас заканчивается контракт, а в Харьков всё еще невозможно вернуться, -- с жаром объясняла я, -- а если будет висящая заявка, для вас обязательно что-нибудь придумают, я точно говорю, ну, не идиоты же они отказываться от денег. Во-вторых, -- пускала я следом тяжелую артиллерию, -- это очень поможет мне, очень. У нас еще один непонятный год предстоит, мне очень поможет большой солидный грант. В-третьих, -- я не давала вставить слово, -- в кои веки мы сможем подать на грант не по анализу, а по мат.физике, -- я выразительно посмотрела на сомневающегося ЛА и добавила, -- я хочу посмотреть на того идиота, который скажет, что вы недостаточный мат.физик. Вот, -- я выдохлась, у меня больше не осталось аргументов. Ладно, -- тряхнул он головой, -- давайте попробуем. Вот сейчас вы уедете в Израиль, в мае вернетесь, будете здесь относительно долго, тогда всё подробно обсудим. Вы, главное, -- торопливо добавил вдруг, -- задачи хорошие придумайте, а то просто на книгу нам вряд ли дадут, а вот как на часть большого проекта... может быть, вполне может быть.

*** Советы ***

Я просила советов, мне были нужны советы, я не понимала что мне делать. Я работала над книгой -- упоительно, до потери сознания; я изучала энтропию запутанности и ее связь с теорией информации и спектральной теорией, я выучила огромное количество умных слов, которые были совершенно бесполезны когда речь заходила о том, что мне выбрать. Никакой энтропией запутанности моё внутреннее состояние не измерялось.

-- Слушай, -- говорила мне дорогая Л. -- вот смотри, у меня сейчас похожая ситуация. Я перешла в другой университет, муж в предыдущем, у меня тоже трое детей, мы с мужем летаем друг к другу раз в месяц, иногда раз в два, зависит от нагрузки в семестр, мы нормально живем. Тебе ни в коем случае нельзя уходить из науки, ни в коем случае!
-- Дорогая, -- начинала я ехидно, не зная смеяться мне или плакать, -- мне твое платье не по размеру, совсем! Вот если бы у меня было трое детей, так, что младший в аспирантуре через дорогу от меня, тогда можно было бы сравнивать!
-- Ну да, -- соглашалась она, смеясь, -- мои немного постарше.
-- Совсем чуть-чуть, лет на двадцать, -- от смеха текли слезы и становилось легче.


-- Тебе ни в коем случае нельзя уходить! -- яростно убеждал меня И. -- ты с ума сошла! Вот как ты себе представляешь дальнейшую жизнь? Что, всю жизнь будешь идиотам преподавать? Ты же с ума сойдешь!
-- А видеть детей и Ыкла два месяца в году я с ума не сойду? -- тихо парировала я, чувствуя себя обессиленной.
-- Это я не знаю, -- вздыхал И. -- у меня детей нет. Но я точно знаю, -- продолжал он, собравшись с силами, -- что тебе нельзя уходить, никак нельзя уходить! Надо что-нибудь придумать! Хочешь, -- начал он после небольшой паузы, -- я узнаю у нас возьмут ли тебя, я думаю, возьмут, я почти уверен.
-- Ну здравствуйте, -- смеялась я и смахивала слезы, -- каким образом перейти в другой университет в Лондоне поможет мне решить мою дилемму?
-- Твою, может, и не поможет, -- кивал И. -- а нам такие нужны, очень нужны. К тому же, -- он пытался нащупать аргумент и шел словно в тумане, -- мы же намного лучше вас, вот увидят, что тебя к нам взяли, тебя сразу везде захотят!


-- Ну, я бы ни за что не ушел, -- меланхолично сообщал мне СФ, сидя в Австралии, -- ни за что. Это же профессиональное самоубийство, ты что, сама этого не понимаешь? -- он начал распаляться, словно уходить предстояло ему.
-- Понимаю, -- кивала я трубке, -- я всё понимаю.
-- Да уж, -- продолжал он после затянувшейся паузы, -- не завидую я тебе, не хотел бы я быть на твоем месте. А ты вообще ничего не решай, -- вдруг перешел на бодрый тон.
-- Как это не решать? -- изумилась я и приготовилась слушать.
-- А вот так, -- начал он настойчиво, -- всегда что-нибудь случается и потом всё само случайно налаживается, я тебе точно говорю, вот точно!


-- Ну, что я могу тебе сказать, -- ласково говорил в трубку ДЧ, -- могу только сказать, что очень сочувствую, очень, непростая ситуация, совсем непростая. Но всё обязательно будет хорошо, обязательно!

-- А потому что давно надо было прогнуться, -- сообщила вдруг Ф. -- сними корону, тоже мне, умная нашлась. И не такие люди уходили и ничего, не умерли. Будешь по ночам свои теоремы доказывать. Ведь если тебе так хочется их доказывать, то ты можешь это делать где угодно и когда угодно, можно ночью после смены. Ой, не морочь голову, если ты считаешь, что не сможешь, значит тебе этого не очень хочется. Главное -- дети, ты же мать, мать твою за ногу!

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив