Самый неуловимый русский писатель

bookmatejournal — 26.02.2020

Зачем читать Леонида Добычина

Одни называют Леонида Добычина сатириком, другие — обличителем советского быта и нравов, третьи — «писателем для писателей». По просьбе Bookmate Journal Константин Сперанский рассказывает о полузабытом гении, его завораживающих текстах и наследниках в современной русской литературе.

О личности Леонида Добычина известно мало: родился в Люцине (ныне — Лудза), после революции переехал в Брянск, где был служащим в бюро статистики. О своей работе он немного упоминал в письме чете Чуковских. Как-то Добычина вызвал к себе Начальник (он всегда писал это слово с большой буквы): «Скажите, — а не вы ли тот Добычин, который книжки пишет?» — «Я». — «Гм! — сказал Начальник. — Это не фунт изюму!..» Последние месяцы жизни писатель провел в Ленинграде — а потом исчез.

Эффект ускользания Добычин умело использовал не только в своей прозе: неизвестна точная дата смерти писателя и ее обстоятельства. Доподлинно ясно одно: 25 марта 1936 года в забитом до отказа зале Дома Маяковского проходило собрание ленинградского Союза писателей, делегаты которого один за другим обрушивались на никому не известного автора «Города Эн» со всем чугунным азартом советской критики. Писатель ушел с этого собрания, не вынеся нападок, отослал личные вещи и военный билет маме в Брянск, а на следующий день передал близкому приятелю (к слову, доносившему на Добычина в НКВД) ключи от своего жилья и отправил Корнею Чуковскомупрощальное письмо: «А меня не ищите — я отправляюсь в далекие края».

Литературовед Андрей Арьев отмечает рефреном повторяющуюся в романе «Город Эн» фразу Христа: «Ноли ме тангере» («Не тронь меня»). Она не только связана с хрупкостью и субтильностью героя и не просто отсылает к реплике Башмачкина в «Шинели» «Оставьте меня, зачем вы меня обижаете?» — эти слова относятся к самому автору. Добычин предпочитал уворачиваться, скрываться; он не любил даже развернутого вида собственного имени. Вот строчки из его письма прозаику Михаилу Слонимскому: «Только „Л. Добычин“, а не „Леонид“, как некоторые мерзавцы неизвестно на каком основании практикуют. Кланяюсь. Ваш Л. Добычин».

Марина Чуковская вспоминала, что Добычин никогда ничего не рассказывал ни о себе, ни о своей семье. По ее словам, он производил впечатление безнадежно одинокого человека:

«Ничего примечательного в его внешности не было. Невысокий, довольно плотный, опрятно одетый, с гладко, до глянца выбритой головой, этот тридцатилетний человек походил на рядового совслужащего той поры и уж никак — на автора острого рассказа. Светлые глаза, прикрытые старомодным пенсне без оправы, глухой голос, смех, похожий не то на клекот, не то на рыдание, — все было обыкновенным. И только горькие, обидчивые складки опущенного рта да манера неожиданно с хрустом трещать пальцами выдавала трагичность его характера».

Доминирующее настроение в рассказах Добычина — лирическая обреченность. Они написаны в Брянске и посвящены налаживающемуся социалистическому быту простых горожан. В них ничего не происходит, но само описание своим ритмом и фокусом создает ощущение мертвенной призрачности происходящего. Особое место в его тихих пейзажах занимает луна.

«Луна белелась расплывчатым пятнышком. В четырехугольные просветы колоколен сквозило небо. Шевелились верхушки деревьев с набухшими почками». («Встречи с Лиз»)

«Ерыгин отворил калитку. Над сараями плыла луна, наполовину светлая, наполовину черная, как пароходное окно, полузадернутое черной занавеской». («Ерыгин»)

«Красная луна, тяжеловесная, без блеска, как мармеладный полумесяц, висела над задворками. На красноватом западе тускнелись пыльного цвета полосы, точно сор, сметенный к порогу и так оставленный. Было тихо-тихо, и хозяйка, сидя на ступеньке, закутавшись в большой платок, не шевелилась, не моргала, наслаждалась неподвижностью и тишиной». («Тимофеев»)

Лучше всего прозу Добычина в своей непосредственной манере охарактеризовал Виктор Ерофеев. По его словам, автор «судит и не судит эту жизнь», видит в ней «норму и ее отсутствие». Говоря менее абстрактно, в своем творчестве автор сумел породнить — через Гоголя — таких лютых антиподов, как Чехов и Достоевский.

В полуавтобиографическом, как принято полагать, романе «Городе Эн», много упоминаний писателей и произведений русской литературы. Гоголь как будто взирает с небес на происходящее: мальчик-герой живет в выдуманном им мире и мечтает уехать в город Эн, чтобы подружиться с сыновьями Манилова Фемистоклюсом и Алкидом. «Мы с тобой как Манилов и Чичиков», — сообщает герой своему другу Сержу. Чудятся ему персонажи «Мертвых душ» и среди обитателей города: так, несколько раз появляется дама-Чичиков.

Интерпретаторы Добычина привыкли видеть в этом отсылку к миру классического романа — якобы жуткому и бесчеловечному. Как будто мальчику в самом деле не могут нравиться Маниловы, а Гоголь не способен пленить своей гротескностью. «Слыхал ли ты, Серж, будто Чичиков и все жители города Эн и Манилов — мерзавцы? Нас этому учат в училище. Я посмеялся над этим», — говорит герой.

Зато вот над авторами, которые без обиняков рассуждают о «бездне» и нагнетают жути, Добычин иронизирует:

«Кондратьева, вскочив с качалки, побежала к нам. Мы похвалили садик и взошли с ней на верандочку. Там я увидел книгу с надписями на полях — „Как для кого!“ — было написано химическим карандашом и смочено. — „Ого!“ — „Так говорил, — прочла маман заглавие. — Заратустра“. — Это муж читает и свои заметки делает, — сказала нам Кондратьева».

Снова придя в гости к Кондратьевым, мальчик замечает, что место «Заратустры» занял «Красный смех» Леонида Андреева.

По-своему относится герой Добычина и к Достоевскому: «Чем он мне нравится, Серж, это тем, что в нем много смешного». «Сочинения Тургенева» вызывают у него скуку, а вот Чехов — неприкрытое восхищение. «Он принес мне в училище „Степь“, и я тут же раскрыл ее. Я удивлен был. Когда я читал ее, то мне казалось, что это я сам написал», — рассказывает герой.

Современники Добычина пытались понять, в какой писательский ряд можно вписать этого странного автора. Говорили про сатиру, на ум приходило имя Зощенко, которого сам Добычин не очень любил. Как-то Ольга Форш пригласила писателя в гости, пообещала, что Зощенко будет читать свою новую вещь. «А я не пойду… Зачем?» — пересказывал Добычин Чуковской. «Пожал плечами, захрустел пальцами, и углы рта обидчиво опустились. Казалось, вот-вот заплачет», — писала она.

Эмигрантский критик Георгий Адамович поместил рецензии на «Голубую книгу» Зощенко и «Город Эн» в одной статье. Чувствуется, что он был глубоко озадачен произведением Добычина: «„Город Эн“ — книга глубоко издевательская, порой напоминающая Щедрина резкостью и отчетливостью сатиры. <�…> Такая бестолковщина, что рядом щедринский мир должен показаться идеалом осмысленности, справедливости и порядка». Критик сравнивал Добычина и с автором «Циников»: «Ни у кого сейчас нет такой остроты и желчности в смехе (за исключением Мариенгофа, давно уже умолкшего)». Кажется, это довольно точно — как и замечание о том, что «Город Эн» «фантастический» и читается «как сказка». «Какая странная, какая беспощадная и оригинальная вещь. Надо запомнить имя Добычина, это, может быть, будет замечательный писатель», — закончил свой текст Адамович. Он был опубликован, когда автор «Города Эн» уже пропал без вести.

Последняя книга Добычина вышла в Советском Союзе еще при жизни писателя. После, не считая эмигрантского издания, его вновь опубликовали только в 1989-м в серии «Забытая книга». Впрочем, экземпляр Добычина был у Сергея Довлатова, который еще до переезда в Америку «благоговейно вручил» его как «сокровище своей скромной библиотеки» поэту Льву Лосеву.

«Читая эту удивительную книгу мало написавшего и рано погибшего автора, я понял одну простую вещь: так называемая „эстетская позиция“ обрекает писателя на значительно более мучительные отношения с жизнью, чем любая иная. Если писатель — художник и только, тогда ни вера, ни знания, ни интеллектуальные способности не приходят ему на помощь. Все, что имеется в его распоряжении, — это жизнь, которой он живет, и слова», — писал Лосев. По его мнению, Довлатов принадлежал к той же породе писателей.

Историк культуры Кирилл Кобрин называет Добычина «одним из виртуальных основателей „ленинградской прозаической школы“» 1960–1980-х годов. Он приводит в пример «совершенно довлатовскую фразу» из рассказа «Сиделка»: «Захотелось небывалого — куда-нибудь уехать, быть кинематографическим актером или летчиком». Впрочем, и Кобрин отмечает, что Добычина невозможно с уверенностью прописать по какому-либо разряду. Говорит, что на него ссылаются и «любители нулевой степени письма», считая автора «а-культурным» вроде Беккета; другие «противопоставляют „настоящего“ Добычина кривляке Набокову».

Если вообразить, что основанная Добычиным школа существует до сих пор, то за последнее время у нее был только один выпускник — писатель Дмитрий Данилов. В романе «Горизонтальное положение» он заменил субъекта описанием действия, а в книге «Описание города» буквально прошелся по следам автора «Города Эн». Герой рассказывает про Брянск, не называя его, и вообще доводит до предела прием исчезания: в «Описании города» нет имен собственных. Кроме, пожалуй, одного — Данилов так часто встречает на своем пути «пустое место», что оно становится топонимом.

«В своем романе Данилов семантически уравнял своего героя и его жизненное пространство, объединив их в рамках целостного бытия. И здесь добычинский топос — котлован на месте дома № 47, а по сути — любое пустое место», — проводит параллель в статье об «Описании города» критик Сергей Лебедев.

Сам Данилов в эссе о Добычине «Записки инопланетянина» так определяет творческий метод «учителя»: «Добычин — не рассказчик историй, а фиксатор реальности. <�…> Нет, конечно, рассказы у него имеют форму историй, но это истории, начинающиеся ни с чего и кончающиеся ничем. Куски жизни маленьких, неприметных людей». И наконец отвечает на вопрос, можно ли считать Добычина сатириком:

«Добычин в своих рассказах показывает нам, что ад, ужас и трагедия человеческого существования — не в том, что идут войны, что люди мучают, грабят и убивают друг друга. Вернее, не только в этом. А еще и в том, например, что человек идет по улице в магазин, чтобы купить канцелярские кнопки. В том, что человек читает доклад „Ильич и специалисты“. В том, что музыканты на эстраде играют вальс».

Книги Леонида Добычина, которые можно прочитать на Букмейте

Оставить комментарий

Популярные посты:

pius

Национальный интернет клуб Вулкан: погружение в мир азарта с комфортом

everstti_rymin

Из нашей коллекции исторических фотографий

colonelcassad

Сын карачаевской земли

musashi8

Уезжаю в отпуск. Писать буду реже

dmvsv-v2

Рыбалка в Нацпарке Припятский

haile_rastafari

Химера «другой Европы» и наше великое будущее

kolybanov

Не было лучше страны (и не будет)

pro100_mica

США, 4 июля 1826 года

myphototravel

Фуэртевентура с высоты

• Ранее
• Архив