Легендарный 1999 год в российском кино
![топ 100 блогов](/media/images/default.jpg)
Михалков, Петров, Баширов и другие герои эпохи
В издательстве Individuum вышла книга американского кинокритика Брайана Рафтери «Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все» в переводе еще одного критика Андрея Карташова и под редактурой третьего — Никиты Смирнова. Сколько кинокритиков нужно, чтобы рассказать об этом издании? Как минимум еще один: по просьбе Bookmate Journal редактор «Искусства кино» Егор Беликов рассуждает о состоянии кинематографа в 1999 году — только не американского, а для разнообразия российского.
За кулисами «Бойцовского клуба», «Матрицы», «Шестого чувства» и других шедевров
Книга с исчерпывающим названием «Лучший год в истории кино. Как 1999-й изменил все» — редкий пример киноведческой литературы крупной формы, который отличается невысоколобостью, удобоваримостью и оригинальностью. Автор использует каждый примечательный фильм, вышедший в 1999-м, как аргумент для защиты теории о том, что тот год стал моделью развития индустрии на ближайшие десятилетия. И ненавязчиво формулирует важнейшие тренды: экспансия видеоигровых элементов в кино («Беги, Лола, беги», «Матрица»); игры со временем и хронологией («Экстази», «Преследование»); ярко выраженный юношеский протест («Академия Рашмор», «Девственницы-самоубийцы», «Американский пирог»); разновозрастная тревога («Красота по-американски», «Бойцовский клуб»); эволюция жанра («Ведьма из Блэр», первый эпизод «Звездных войн», «Стальной гигант», «Шестое чувство»).
Наконец, в 1999-м просто вышло несколько значимых фильмов — от «Магнолии» до «Талантливого мистера Рипли». Бывали, конечно, и проходняки — например, «Правила виноделов» продюсера Вайнштейна, которые потом выиграли два «Оскара»: автор называет этот фильм емким словом «лоскбастер».
И все-таки Рафтери настаивает: картины 1999-го были действительно уникальными, и, возможно, конец XX века стал пиком развития кинематографа как вида искусства.
Это особенно очевидно сейчас, когда ТВ и интернет определенно побеждают.
Описания фильмов в книге дополнены удивительными подробностями о съемках, которые автор разузнал из интервью с режиссерами и актерами, киноведческим анализом, а также историческими обстоятельствами выхода каждой картины. На этот год пришлись пик и триумф американской экономики, ожидание нового тысячелетия (и апокалипсиса, который может вызвать проблема-2000), голосование сената по поводу импичмента Биллу Клинтону и массовое убийство в школе Колумбайн — в создании культа насилия, разумеется, обвинили Голливуд.
Не пересказывая весь труд, дополним его контекстом, о котором Рафтери, скорее всего, даже не подозревает, — напомним, как жила в этом году российская кинематография. Симптоматичные расхождения начинаются уже на стадии отбора фильмов соответствующего периода. Отечественный кинопрокат был почти мертв, стриминг, понятно, отсутствовал, поэтому картины могли доходить до зрителя — и даже до главного фестиваля «Кинотавр» — с опозданием на годы. Вплоть до середины нулевых, когда на рынок попали западные мейджоры типа Disney и на частные капиталы были возрождены кинотеатры, не существует вменяемой статистики о сборах фильмов, вследствие чего иногда даты релиза известны из воспоминаний свидетелей. В этом материале для поддержания жанрово-тематического разнообразия мы будем трактовать понятие российского кинематографа 1999 года максимально широко: расскажем о фильмах, которые были сняты, или выпущены, или впервые показаны и в 1998-м, и в 2000-м, и даже позже; главное — все они будут иметь непосредственное отношение к 1999-му.
Если судить по методике Рафтери, у российского кино не было триумфального года, аналогичного 1999-му для американской индустрии.
Любые наши киноуспехи — награды, номинации, бурные общественные обсуждения — всегда единичны, не серийны. Нечестно было бы пенять на это отечественной кинематографии, обреченной на периферийность.
Но и по тогдашним меркам 1999-й — год даже большего, чем обычно, запустения. Ничего из того, что упоминает Рафтери, у нас не случилось; кое-что не встречается до сих пор. 1998-й в этом смысле подошел бы лучше: вышли «Окраина» Петра Луцика и Алексея Саморядова, «Про уродов и людей» Алексея Балабанова, «Мама, не горюй» Максима Пежемского и первый успешный постсоветский сиквел — «Особенности национальной рыбалки»; развивалось андеграундное течение некрореализм («Серебряные головы» Евгения Юфита). С другой стороны, конец 1990-х — это, за неимением прочего, подъем национальной самобытности, время кинематографа приятно рукотворного, хоть и зачастую самодеятельного. Во всяком случае, так это ощущается сегодня: для чистоты эксперимента укажем, что автору текста в 1999-м исполнилось четыре.
Для страны это тоже был переходный момент. В прошлом году произошел дефолт, по стране взрывались дома, началась вторая чеченская война, и ощущение приближающейся катастрофы подтвердилось уходом уставшего президента Ельцина аккурат 31 декабря — проблема-2000 наяву. Вот как эти обстоятельства отразили важнейшие фильмы 1999-го — и как кино предсказало последующие события в России.
Прекрасное далеко: «Сибирский цирюльник», «Восток-Запад», «Молох», «Старик и море»
1990-е характеризуются вниманием фестивалей и разного рода премий к совсем юному российскому кино вследствие очевидных исторических причин, но у исследователей-резонеров сложился консенсус: надежд наша индустрия не оправдала. Почившее советское кино еще не реинкарнировало ни во что конкретное, и новое российское пыталось одновременно наследовать то, что было, и придумать что-то свое; все это — при отсутствии внятной материально-технической базы. Немудрено, что в таких условиях наши режиссеры и продюсеры в надежде хоть на какое-то признание пытались снимать кино экспортное или даже сразу заграничное, потому что у отечественного зрителя просто не было шанса это увидеть.
Самая дорогая картина года — «Сибирский цирюльник» Никиты Михалкова — создана при участии зарубежных продюсеров, включая Мишеля Сейду, двоюродного деда актрисы Леа Сейду. Фильм вышел в российский прокат в конце 1998-го, но весь 1999-й пытался пробиться за рубежом — и везде провалился. По-телевизионному мелодраматическая, отчаянно избыточная, показушно-лоснящаяся лента о заграничной проститутке (Джулия Ормонд; международной звездой так и не стала), которую нанимает хитроумный инженер, чтобы с ее помощью выбить из императорской России грант на окончание своего сумасшедшего проекта гигантского псевдороботизированного паровоза-лесоруба (идея, которую в четвертом «Индиане Джонсе» спародировал Спилберг).
Этот фильм — первый для Михалкова-режиссера после оскароносных «Утомленных солнцем» — ознаменовал окончательный переход крупнейшего на тот момент российского постановщика к построению собственного культа личности посредством кино. Сам он играет, конечно, императора Александра III, хотя на самом деле поработал над картиной побольше всех артистов: Никита Сергеевич лично, с неповторимой интонацией, переводит многочисленные нерусскоязычные реплики (больше половины фильма — на английском и иногда на французском), что, конечно, очень утомляет.
Сегодня «Сибирский цирюльник» кажется памятником несправедливому распределению немногочисленных госсредств на кино: пока народное достояние снимает заведомо провальный фильм за 35 миллионов долларов с конями и временными рельсами в Кремле, остальные обходятся совсем без денег.
Крупнейший фестивальный успех 1999-го — приз за лучший сценарий Каннского фестиваля, который вручили Юрию Арабову за «Молоха». Александр Сокуров снял — полностью на немецком и в Германии — туманно-мрачный фантазм о повседневной жизни Гитлера (изумительная роль Леонида Мозгового), о его (не)любви с Евой Браун и его прижизненной реинкарнации в библейское божество, которое требует бессмысленных многомиллионных человеческих жертв на Второй мировой. Один из самых энигматичных фильмов новейшего времени отправили от России на «Оскар», но он не вошел даже в шорт-лист — все-таки это совсем не формат Американской киноакадемии. «Молох» стал первой частью тетралогии режиссера о природе большой власти: в нее также входят «Телец», «Солнце» и «Фауст». Сегодня в свободное от обучения студентов (в их числе Кантемир Балагов, чей фильм «Дылда» безуспешно ездил от нас на «Оскар» в этом году) время Сокуров продолжает плести свою причудливую киновселенную из многоязычного многоголосия, альтернативной истории и замысловатого искусствоведения.
С другой стороны, в ту же номинацию, куда не взяли «Молоха», пролез фильм Режиса Варнье «Восток-Запад», большей частью снятый на русском в копродукции с Францией. Одним из продюсеров выступил Александр Роднянский, который потом продвигал в наградном сезоне «Левиафана» и «Нелюбовь» Андрея Звягинцева и ту же «Дылду». Главную роль играет Меньшиков, для которого тот год пока был пиковым в карьере. Его герой — русский эмигрант, женатый на француженке (Сандрин Боннэр), — возвращается после войны в СССР. Несмотря на некоторые обобщения в изображении сталинского строя (неизбежные, учитывая крайне тенденциозный первоисточник: фильм снят по книге реэмигрантки Нины Кривошеиной), «Восток-Запад» предлагает неожиданно складный взгляд на тоталитарное прошлое. Наверняка это заслуга российских сопродюсеров: кроме Роднянского, над картиной работали Сергей Бодров — старший (его сын здесь тоже сыграл — фильм вышел между двумя частями «Брата») и Рустам Ибрагимбеков. Пусть в «Востоке-Западе» немало откровенной беллетристики вроде Татьяны Догилевой в роли влюбленной в протагониста осведомительницы НКВД, это прежде всего российское кино, хоть и снятое не нашим режиссером и заранее ориентированное на иностранную прессу и зарубежный прокат, что само по себе удивительно прозорливо для отечественной индустрии тех лет.
Наконец, редчайший случай — фильм российского режиссера, который получил-таки заветный «Оскар»: это анимационная короткометражка Александра Петрова «Старик и море», поставленная, правда, не в России, а в Канаде — на родине не нашлось денег. Ученик Норштейна, автора «Ежика в тумане», Петров сделал лирическую экранизацию рассказа Хемингуэя в невиданной за океаном технике — фильм нарисован красками по стеклу. «Старик и море» стал первым мультиком, который показали в кинозалах IMAX, даже раньше всех работ студии Pixar.
Бедные и смешные: «Президент и его внучка», «Хочу в тюрьму»
Российская комедия 1990-х показывала население страны нищим, ищущим любые возможности заработать, чтобы не умереть с голоду. Другое общее место — невероятно большой классовый раскол: верхи слишком высоко, низы чудовищно низко.
Ничего лучше на эту тему, чем вольный пересказ марк-твеновского «Принца и нищего», местное кино родить не смогло. И роды были очень тяжелые: фильм «Президент и его внучка» действительно датирован 1999 годом, но впервые был показан в 2001-м на «Кинотавре», где авторы журнала «Искусство кино» провозгласили его худшим участником фестиваля. Все дело в творческих разногласиях: сценарий написала Елена Райская, которая сама же хотела и режиссировать, но продюсеры решили привлечь другого специалиста и начали снимать без нее. Пока тянулась публичная тяжба, фильм поставил Тигран Кеосаян — будущий муж главного редактора МИА «Россия сегодня» Маргариты Симоньян и режиссер «Крымского моста».
Если в 1999 году картина казалась просто недальновидной, то к 2001-му, в путинскую эпоху, конечно, безбожно устарела. Девочек-близняшек (обеих играет юная Надежда Михалкова) разлучили в роддоме. Одна, сама того не зная, подменила собой умершую при родах внучку будущего президента страны (Олег Табаков). Другая осталась с биологической матерью, нищей художницей, не узнавшей, что у нее была двойня. У творца нет средств к существованию (кому нужно искусство в России-1999), и она гоняет наследницу собирать на улице пустые бутылки. По традиционной для новогодних фильмов иронии судьбы на праздничном балу девочки меняются местами, и вся правда долго и поучительно вскрывается.
Ключевая роль в этом несмешном и страшном фильме — у Табакова, который тонко и грустно пародирует Ельцина, даже не подозревая, что зимой 1999-го, когда происходит действие картины, впервые за долгое время руководитель страны сменится мирно и не по естественным причинам.
Тренд на бескомпромиссное изображение нищеты на экране продолжает «Хочу в тюрьму» — картина, которая сегодня выглядит парадоксально уютной. Название крайне символично: в 1999 году зона могла показаться россиянину милее родного дома, где семеро по лавкам и нет еды. Собственно, в такую ситуацию попадает главный герой Семен Лямкин — жертва крушения советского режима, гениальный инженер, оставшийся без работы после закрытия местного завода (благодаря этому фильму актер Владимир Ильин надолго закрепился в амплуа кандидата от народа). Когда ему становится нечем кормить детей, он по незнанию и недомыслию соглашается помочь ограбить чей-то сейф. Чтобы скрыться от правосудия, Семен уезжает в Нидерланды, планируя отсидеться в тюрьме: как Лямкин узнает из телерепортажа, тамошние условия лучше, чем на свободе в России.
Формально картина Аллы Суриковой в жанре имени Михаила Задорнова «Только русский человек мог бы додуматься до такого» — 1998 года, но впервые зритель увидел ее 22 января 1999-го. Сегодня она интересна разве что из археологических соображений, хотя справедливости ради фраза «Москва — Воронеж: хрен догонишь», которую по сюжету произносит Лямкин, стала крылатой и почему-то вошла в культурный код.
Кавказские пленники: «Блокпост»
Ключевой и, по мнению российской кинокритики, лучший фильм, вышедший в 1999-м, — «Блокпост» Александра Рогожкина, автора «Особенностей национальной охоты». Он снял неожиданно сбалансированную картину на самую спорную из актуальных тогда тем — о чеченской кампании. Это особенно удивительно, учитывая, что продюсер — одиозный Константин Эрнст. На момент выхода картины он был врио гендира и генпродюсером телеканала ОРТ; в наши дни Эрнст продюсирует кардинально противоположные по смыслу фильмы — «Викинг» и «Союз спасения».
Невольное и нежеланное сожительство армии и аула иллюстрирует абсурдность, неэффективность той войны неизвестно с кем непонятно за что. Никаких боевых действий почти не ведется: кровь проливается только в конце — по чистой, нелепой и трагической случайности. Чуть ли не впервые гипотетический враг в российском военном кино не обезличен: нам показывают почти что мирную жизнь: солдаты маются от безделья, а жительницы местного аула, оставленные без средств к существованию, торгуют собой за патроны.
Кроме прочего, «Блокпост» очень точно предсказал, как будут развиваться войны начала XXI века с участием российского контингента: втихую, со вчерашними соседями и друзьями, а в финале окажется, что «по новым данным разведки мы воевали сами с собой».
Вигилант: «Ворошиловский стрелок»
21 апреля 1999-го в прокат вышел самый спорный фильм года, прямым текстом призывающий бороться с беззаконием подручными средствами. Режиссер Станислав Говорухин снял в «Ворошиловском стрелке» великого артиста Михаила Ульянова — вечного начальника колхоза и маршала Жукова. Времена меняются, и седой Ульянов играет никому не нужного пенсионера-провинциала, ветерана ВОВ, который мстит при помощи снайперской винтовки насильникам, надругавшимся над его юной внучкой, — новому русскому и его друзьям. Народный мститель и носитель традиционных ценностей, он восстает, только когда понимает, что милиция (в роли участкового — молодой Владислав Галкин) не в силах ему помочь. Оружие дед-вигилант покупает из-под полы на деньги, вырученные у племянника-банкира (еще одна примета времени — появляются люди с шальным капиталом). Эта картина вдохновила немало пожилых россиян, которым было нечего терять, силой бороться за свою честь и достоинство: тогдашние газеты пестрели новостями об очередных «ворошиловских стрелках» — уголовниках.
1999 год, видимо, последний, когда подобный фильм мог оказаться на экранах. В 2000-м Говорухин, заряженный успехом «Стрелка» и документальной работы «Так жить нельзя», выдвигался на президентских выборах как представитель оппозиции и набрал меньше 1 % голосов. В 2005-м он вступил в партию «Единая Россия», возглавлял штаб Путина в 2011-м, умер в 2018-м.
(Полу)самодеятельность: «Железная пята олигархии» и «Черный фраер»
В отсутствие налаженного художественного процесса развивался стихийный кинематограф разных сортов и расцветок. Эти картины отражали психотические настроения в маргинальных кругах тех лет. Символично, что оба фильма были сняты в Санкт-Петербурге — столице всякого протеста в любые времена.
«Железная пята олигархии», крайне вольная экранизация романа Джека Лондона, стала первым и последним полным метром, снятым актером Александром Башировым. Короткий, странный и мучительно прекрасный фильм посвящен подпольной борьбе за неясные цели загадочного революционера, которого играет сам режиссер в своем обычном образе на лицо ужасного, доброго внутри городского сумасшедшего. Он непрерывно выкрикивает лозунги против мирового заговора и озлобленного капитала, направляющего на борьбу с ним тайных агентов. Желание воевать с режимом — даже для такого явно бесперспективного Че Гевары, как персонаж Баширова, который горазд лишь рассказывать свою расплывчатую концепцию мироустройства случайно встреченным проституткам, — неизбежно будет наказано. В этом смысле «Железная пята олигархии» неожиданно встает в один ряд с вышедшей в 1999-м «Матрицей», где машины с теми же целями направляли мистеров Андерсонов, — разве что там Морфеус был не один. Какая страна, такой и Нео.
Сомнительную подпольную славу обрел боевик «Черный фраер», разом пародирующий американские жанровые образцы и пытающийся воспроизвести их кустарными средствами. Начинается картина с глумливого титра: «Этот фильм отражает правду жизни, являясь полудокументальным. Большая часть съемок велась полускрытой камерой, вследствие чего качество изображения пострадало». Разумеется, все это лишь дворовая постанова: загадочный супергерой Черный фраер (одетый в темное и носящий солнечные очки мужчина; его играет режиссер-сценарист Глеб Михайлов) понарошку бьет гопников, мстит мафиози и помогает инвалиду — и все это под музыку группы «Виктор», имитирующей манеру исполнения Цоя. Впрочем, сегодня фильм бы сравнивали с работами Ларри Кларка и Хармони Корина, тем более что «Еще один день в раю» и «Гуммо» тоже отражали жуткую жизнь на социальном дне.
Невышедшее: «8½ $»
Кроме «Президента и его внучки», была еще одна картина, которая, выйди она в 1999-м, смотрелась бы совершенно по-иному и потенциально могла бы переродить отечественное жанровое кино — как в свое время изменило мир «Криминальное чтиво». Постановщика Григория Константинопольского по сей день сравнивают с Тарантино; в те годы клипмейкер совершенно явно вдохновлялся творчеством Квентина, перенося его палповые сюжеты на российскую почву. «8 ½ $» (неслучайная отсылка к шедевру Феллини) — это полубандитская сага о режиссере рекламы Гере Кремове (Иван Охлобыстин, который появляется примерно в том же образе в недавнем «Холопе»). Связавшись не с теми людьми (Федор Бондарчук играет одинаково опасных и неприятных братьев-близнецов), Кремов вынужден выкручиваться, доставать где-то огромные суммы в валюте, параллельно грезит о большом кино и крутит романы с бандитскими девушками. Владимир Меньшов в роли мафиози по кличке Спартак, музыка Эннио Морриконе, убийственные фисташки — «8 ½ $» по праву считается одним из самых колоритных фильмов 1990-х.
Вернее, мог бы считаться. Из-за того, что у режиссера не было авторских прав на звучащие в кадре композиции, выход в прокат отложили до 2011-го, хотя уже в начале 2000-х фильм смотрели на VHS. Сегодня Константинопольский продолжает снимать очень свое кино — от «Кошечки» до «Грозы», от сериала «Пьяная фирма» на ТНТ до «Русского Беса». В других обстоятельствах он вполне стал бы главным зрительским режиссером десятилетия, но не сложилось: когда его opus magnum наконец вышел, было уже слишком поздно подводить итоги для поколения «П».
Вместе с потенциально одним из важнейших фильмов 1990-х страна не дождалась и пика в развитии национальной кинематографии, которая с тех пор не обрела почти никакой индивидуальности и не научилась существовать без поддержки государства. Так и живем.
Автор материала: Егор Беликов