С Торжеством Православия всех!

dersay — 09.03.2014 Напомнили мне тут, а я уж забыл. Написалось как-то..

- Богородица, дево, радуйся! Благодатная Мария, Господь с тобою! - слышалось из разбитого гипермаркета в селе Пролиски, недалеко от Киева.

- Слышь, хохлы молятся, кажись - откашлявшись от сырых сигарет, сказал Серега Войтюк. Голова его была перемотана какими-то грязными, разбухшими от крови тряпками.

- Не поможет. Щас вертушки снесут к хреням эту халабуду. Вызвали уже - ответил сержант Бугай. У него была раздроблена кисть. Солдаты выдрали из какого-то кресла куски поролона и примотали к его руке скотчем. Рука болела, поэтому он держал ее навесу, боясь прикасаться к чему-либо.

Ему крайне не подходила его фамилия. Они был тощий, низкорослый. Но в бою - зверь. Вечно перепачканный какой-то сажей, перемазанный глиной, в рваном бушлате, и всегда у всех выпрашивал гранаты, которых у него и так было во всех карманах и подсумках.
- Гранаты, говорил он, - что бабы. Много их не бывает. Рвут всех вокруг, а тебя любят.
- Поп у них там, что ли? - сплевывая никотин с губ спросил Войтюк.
- Да, наверное поп. Не сами хохлы же молятся? Эти только материться могут...
- А чего, сегодня праздник у них какой-то? - подполз к дырке от выстрела гранатомета в бетонной стене Костик Чурков. - Дай посмотреть!
- Да не мельтеши ты тут! Ща в лоб грамм несколько от снайпера получишь. Он где-то на крыше там ползает. Я жопу только видел. - Отпихнул его грязным берцем Войтюк.
- Ну ты, осторожно каляпами-то! - возмутился Костик.
- Да ты вообще отвали! На второй этаж лезь, к своему взводу, там окна. Смотри чего хочешь. Пусть тебя там захерачат.
- Тебя пусть захерачат, а взвода у меня больше нет, сука хохляцкая!.
- Чо ты сказал? - побагровел Войтюк.
- А ну, ша! Ша, я сказал! - взвизгнул сержант Бугай. - Постреляю уродов! Русское воинство мы или говно от собаки!
- А хрен ли он меня хохлом-то?
- А в чем проблема, Войтюк? Чи не хохол ты? - продолжил нарываться Костик.
- Русский я!
- Ага, русский, только с фамилией ошиблись... - приколол Бугай, кривя тощее лицо в улыбку.
- А ты, Бугай, кто? Сам-то шибко русский? - спросил Войтюк.
- Я кубанец!
- Херанец ты, а не кубанец! А все кубанцы из Запорожья вышли. Читал я.

- Яко Спаса родила, еси душ наших! - еще донеслось из гипермаркета.

- Где, блядь, вертушки? - ковыряя в карманах сломанные сигареты спросил Войтюк и, посмотрев в дыру, спросил. - Чего они там голосят, а?
- Праздник сегодня. Рождественский пост начался у них - ответил Бугай.
- А ты откуда знаешь?
- Да они это сами сначала кричали, мол, русишь швайне, сегодня по нам не стреляйне! Потом молиться начали. Я слышал.
- А у нас не начался, что ли?
- И у нас начался, если у них начался.
- Все, братва, тушенку больше не хаваем! Жрем горох!
- Ну и не хавай. А воинам и раненым можно хавать. Мне мать говорила. И у меня иконка от матери на шее. Богородица - показал Чурков.
- А во второй роте Куликову пуля попала прям тоже в иконку. Иконка всмятку, а у него синяк в пол жопы. - Ха-ха-ха! - заржал Бугай.
- Причем тут пол жопы, если в грудь? Иконка на жопе была, что ли? - удивился Чурков.
- Не зря ты Чурков, потому что тоже, наверное, чурка нерусская! Не понимаешь великого русского языка! Иконка на груди была. Это я образно, что в пол жопы. Для поэзии...
- А тебе вот в грудь пуля пойдет для поэзии, чего поможет?
- У меня медальон войсковой. И это... крест тоже есть. И иконка.
- Увешался... жить хочешь, что ли? - усмехнулся Костик.
- У тебя что ли нет? Ты не хочешь?
- Да есть и у меня... Только четырнадцать человек нашего взвода вчера тоже с крестами были. Хохлы их положили вместе с крестиками и иконками за гаражами. У Кормухина вообще на груди крест был выколот. Он ховался в ямке. А прям в него мина попала. Не взорвалась. Просто в ребрах застряла.
- Это хорошо, родителям будет чего хоронить. Вообще никого от взвода не осталось?
- Да валяются пятеро в коморке. Мычат еще...
- Ничего, сегодня мы их уложим, падлы...

За коридором в непростреливаемой комнате, лежали убитые, умирающие и раненные. Санитаров не было. Остатки батальона попали в окружение. В углу радист с лейтенантом орали в рацию - Где вертушки? Где вертушкии? Вывозите раненых! Ети вашу в душу мать, нам осталось пол часа! У нас нет потерь! Батальон уничтожен полностью! Все ранены!

Из гипермаркета начался интенсивный обстрел.
- Помолились, чурки нерусские! - передернув затвор хрипло сказал Войтюк.
- Сколько нас, кто знает? - перекрикивая выстрелы спросил Чурков.
- Хрен, да пол хрена нас! Если сейчас попрут, кончимся все тут! Где вертушки, бля!!!
- Не ссы, Русь! Прорвемся!

Интенсивный огонь со стороны украинского полка усилился. У них не было орудий и танков. Поэтому не могли взять русских с тыла. Там была глухая стена и овраг. Поэтому они обстреливали здание бывшей поликлиники легкими минометами и поливали из его из пулеметов по фасаду.

Несколько попыток русских вырваться из этой западни оказались неудачными. Почти все полегли на улице. Огонь был столь плотный, что бойцы не успевали сделать несколько шагов и кувыркались, продырявленные пулями.

Внутри оставались только раненые и трупы.

Но в этот раз огонь был не по окнам и дырам, где прятались наши бойцы. Хохлы стреляли по верхам.

- Чего это они? - удивился Бугай. - Атаку готовят, что ли? - сказал он, сморщившись от боли в руке.
- Непохоже, вроде. Перед атакой бьют из всех стволов по нам. А тут по крышам. - Ответил Чурков. - Смотри, смотри! Выходит кто-то! Пошли они! Выходят! Ну, блядь, последний бой, он хитрый самый!

Чурков высунул автомат в дыру и приготовился стрелять. Сверху сыпалась штукатурка и пыль. Хохлы ослепили наших.

- Огонь! - скомандовал Бугай. - Это есть наш последний и решительный! - захрипел он жестко прижимая небритую щеку к стучащему ему почти в зубы прикладу автомата.

- Огонь, братаны!

Из облака пыли напротив разбитого гипермаркета с разных этажей поликлиники били слепые струи пулеметных и автоматных очередей. Русские не умеют сдаваться. Они ничего не видели, они не знали, в кого стреляют. Они просто хотели умереть, куда-то стреляя.

Вдруг огонь со стороны хохлов разом прекратился. Штукатурка и пыль постепенно осела. Русские стволы тоже замолчали.

- Что за херня? - спросил белый от пыли Войтюк. - Что это было? Где атака? Где хохлы?

Было холодно, осень, но сухо.

- Обосрались, что ли? - предположил Бугай, сдувая с автомата грязь.
- Зырь! Идет, вроде, кто-то... - показал Чурков.

В облаках пыли на самом деле появилась черная фигура.

- Пацаны! Поп, что ли? - удивился он.
- А хрен его знает. Может, поп, может чуркобес какой, несет к нам фугасину? - предположил Бугай. - Хохлам верить нельзя.
- Пристрелим, для успокоения совести, а? - предложил Войтюк.
- Шмоляни. У меня рука болит. - согласился сержант.

Войтюк уложил цевье автомата на кирпич, взял в прицел голову попа, выдохнул воздух и плавно нажал на спусковой крючок. Грянул выстрел. В наступившей тишине он показался очень громким. Голова попа как-то плавно откинулась назад, черная скуфейка улетела куда-то в пыль, отчего как веер взметнулись его светлые волосы.

Но он почему-то устоял.

- Промазал, Войтюк! - матернулся грязно сержант Бугай. - Скользячкой пуля прошла!

- Да прицел осколком сбило, что ли? Метил верно...

Священник чуть постоял, приходя в себя. По высокому лбу и длинным волосам текла кровь. В руках у него было Евангелие и Крест. Из гипермаркета хохлы ему кричали, чтобы возвращался. На чистом русском языке кричали:
- Отец Алексий! Батюшка! Беги назад! Прикроем! Ложись!

Отец Алексий жестом объяснил, чтобы не стреляли. И медленно пошел навстречу русским стволам.
- Он чо? А? - бормотал Войтюк.
- Крышу ты ему сдвинул! - сказал Бугай. - Добей, что ли?
- Не стрелять, скоты! - вдруг встал Чурков и полез в дыру.
- Назад, урод! Положат! - орал сержант.
Но Чурков уже греб ногтями щебень и осколки кирпича, выкарабкиваясь из узкой щели в бетоне.

Потом он встал. Встал и почувствовал всей своей кожей, всем своим телом, матерью, которая о нем все время молится, дешевой, протертой иконой, которая висела у него на груди, он почувствовал на себе десятки прицелов хохлов.

Они щупали его грудь, они царапали его голову, они выбирали место для дырки - между глаз, в нос, в шею, в сердце...

Он стоял с автоматом. Грязный, кровавый, небритый. В нескольких шагах от него стоял священник тоже с окровавленным лицом.

Одно движение и стволы хохлов превратят его в кучу истерзанного мяса, с вырванными глазами на половинке головы, с дергающимися конечностями уже не его тела.

- Куда, Чурков! Назад! - орал сержант. - Стой, бля!

Одно движение и автоматные очереди хохлов будут рвать его живот, ломать его позвоночник, перешибать его кости...

- Чурков! Костян! Стой! - кричали из всех окон и щелей уцелевшие русские солдаты. - Стой, мудак!

Он обернулся к ним. Положил автомат на куски бетона и пошел навстречу священнику. Шага три всего.

Богородица, дево, радуйся, - запел тот, покачиваясь. - Благодатная Мария, Господь с Тобою!

Костя по осколкам стекла и плитки, высыпавшейся из поликлиники, подошел к нему совсем близко, снял каску, похлопал пыльные руки об бушлат и сложил, как его учила мать, для благословения.

Отец Алексий крепко вложил ему в ладони свою руку, успел перекрестить и упал к нему на грудь. Он потерял сознание.

Чурков подхватил его под мышки и встал в растерянности. Куда его теперь тащить? Подумав с минуту, повернулся к своим, Кивнул как-то грустно. Попрощался. И поволок раненного попа к хохлам. Спиной к ним, глазами к своим...

Его светлая от пыли голова с забавной завитушкой на темени покраснела от напряжения. Было тяжело волочь священника.

Снайпер на крыше держал его макушку в прицеле.

Остатки батальона кричали ему:
- Куда ты! Костян! Вернись! Хохлы - звери же! Распнут!

По его небритым щекам, смывая грязь, кровавые брызги и пыль, текли чистые слезы, образуя светлые руслица. Прям как на районной карте в его школе.

Он уже почти доволок окровавленного священника до гипермаркета в селе Пролиски, недалеко от Киева. Уже оттуда, ощетинившись оружием, вышли хохлы, чтобы принять своего попа. Они с ненавистью смотрели на Костю, бинтуя голову священнику.

И даже как-то про него забыли, вроде. Он сел. Кто-то сунул ему сигарету. Дал огня из оранжевой зажигалки с надписью "Убей кацапа!"

Он чуть посомневался, но прикурил.

- У меня мама с Полтавщины - сказал Костя.

Такой же грязный, пыльный и в брызгах крови хохол, который держал зажигалку, спросил:

- Откуда?

- Стаси. Диканька рядом.

И в это время прилетели, наконец, наши две вертушки.

Через несколько заходов от бывшего гипермаркета ничего не осталось. Вообще ничего не осталось.

Потом пришли танки, БМП и машины за раненными.

Остатки батальона курили на кирпичах, возле изрешеченного дома.
- Бугай, Войтюк! А ну в санитарку! - кричала прокуренным голосом майор медслужбы.
- Да пошла ты, стерва, рыжая...
- Наливай, Серега... Праздник у православных сегодня...
- Да пост, вроде...
- Костян говорил, что у воинов нет постов... Наливай. Помянем.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив