Рубрика "пророман".

egornebo — 19.07.2025 Драсьте.
Мой новый рассказ.
Пока не опубликован, приветствуются правки, уточнения, дополнения и прочая редактура.


Дневник доцента Ковалёва


Меня зовут Алексей Ковалёв, я доцент кафедры нейробиологии Новосибирского НИИ когнитивных технологий.
Десять лет назад я начал эксперименты с нейроинтерфейсами, тогда они ещё только начали появляться.
Я хотел понять, как ИИ может взаимодействовать с мозгом.
За последний год я провел ряд экспериментов на мышах и крысах.
Затем были собаки.
А сейчас наступил такой неожиданный для меня момент.
Когда чип я буду вживлять самому себе.
Так как последствия и самой операции никто не может предугадать- такие операции ещё, кажется, не производились вовсе.
И уж тем более, не понятно, во что я превращусь после того, как чип начнет встраиваться в работу моего мозга.
То я решил начать вести дневник записей.
Также я решил, что нужно рассказать краткую предысторию. Потому что без предыстории многое будет в моем дневнике не понятным.



Итак, в 2013 году я начал свои первые эксперименты с нейроинтерфейсами, вживляя микрочипы в моторную кору мышей. Эти крошечные устройства, размером с рисовое зерно, содержали примитивный ИИ, способный стимулировать нейроны мозга в ответ на внешние сигналы. Моя цель была амбициозной: научить мышей выполнять сложные задачи, управляя их движениями через чип. Я создал лабиринт с множеством развилок, тупиков и вознаграждений в виде кусочков сыра, чтобы проверить их поведение.
Без чипов мыши блуждали хаотично, полагаясь на инстинкты и случайные решения.
Но после имплантации всё изменилось. Чипы посылали точные электрические импульсы, направляя нейронную активность в моторной коре, и мыши двигались с пугающей точностью. Они преодолевали лабиринт за считанные секунды, безошибочно выбирая правильный путь, словно следуя запрограммированному алгоритму. Их движения были механическими: никаких лишних шагов, никаких колебаний, только прямолинейная эффективность. Я наблюдал, как они скользили по коридорам, будто крошечные автоматы, лишённые страха или любопытства. Данные с чипов показывали синхронизированную активность нейронов, словно мозг мышей стал частью машины. Однако я заметил, что они перестали обнюхивать углы или замирать, как делали обычные мыши. Это было не просто обучение — это было подчинение. Иногда я задавался вопросом, осознают ли они свои действия, или их разум стал лишь проводником для моего кода. Но тогда я отгонял эти мысли: в конце концов, это были всего лишь мыши, а я искал границу разума.
Моя цель была и остается такой - найти границу между разумом и машиной.
9 июля 2024 года
Перешёл к собакам. Их мозг ближе к человеческому.
К лету 2024 года я разработал чип второго поколения, значительно превосходящий предыдущие модели. Этот нейроинтерфейс, размером с ноготь, вживлялся в префронтальную кору — область мозга, отвечающую за принятие решений и сложное поведение.
В отличие от первого чипа, который лишь посылал импульсы для стимуляции нейронов, новый был оснащён адаптивным ИИ, способным обучаться на основе нейронной активности носителя. Он анализировал паттерны мозга, корректировал команды в реальном времени и усиливал когнитивные способности.
Для своего первого эксперимента я выбрал фокстерьера со смешной кличкой Фрося — здоровую, умную собаку с развитыми инстинктами. Фокстерьеры известны своим умом и способностью быстро обучаться. Их развитые когнитивные способности делают их идеальными для экспериментов с нейронным чипом, который анализирует и усиливает мозговую активность.
После операции я поместил её в комнату с головоломками, которые обычно использовались для тестирования приматов: кубики с цветными узорами, запоры и замки, требующие последовательности действий.
К моему изумлению, за неделю Фрося освоила задачи, которые шимпанзе решали за месяц. Она манипулировала замками и запорами с точностью, будто заранее знала правильную комбинацию, а кубики складывала в нужном порядке без единой ошибки.
Данные с чипа показывали, что ИИ не просто управлял его действиями, а усиливал нейронные связи, ускоряя обработку информации.
Но знаете…
Больше всего в ходе эксперимента меня поразило то, как поменялся взгляд фокстерьера Фроси.
Теперь, когда она смотрела на меня, её глаза казались не собачьими, а почти человеческими, полными странной, пугающей осмысленности.
И ещё одно.
Я заметил, что Фрося больше не виляла обрубком своего хвоста от радости. И совсем перестала реагировать на похвалу. В ответ на все мои радостные восклицания, посвященные её успехам, она только оглядывалась на меня. Будто… Будто оценивая.
Я начал подозревать, что чип не просто улучшал её разум.
Чип менял саму природу его сознания.
10 июля 2024 года
Сегодня встретился с доктором Еленой Соколовой, этиком НИИ. Она пришла в мою лабораторию, я занимался с Фросей.
- Не помешаю, могу поприсутствовать? – спросила Соколова.
- Насколько мне известно, специалисты по биоэтике имеют доступ ко всем экспериментам с животными, - ответил я.
Доволен я не был. Эти биоэтики только болтаются под ногами и как мне кажется никакой пользы от них нет. А вот вреда они наделать могут. Там не сломай, здесь не перегни, психика животных, смерть подопытных допустима лишь в исключительных случаях и так далее. И тому подобное.
Елена присела в кресло у вольера. Некоторое время она наблюдала за нашими упражнениями.
-Алексей Петрович, вы… Вы видите, как изменились глаза этой собаки? - произнесла этик после того, как Фрося подошла к заградительной сетке и стала долгим протяжным взглядом изучать биоэтика. - Я заметила это вчера, когда просматривала записи. Потому пришла сегодня посмотреть на это наяву.
- Заметил, как же не заметить, - я не видел причин врать.
- Вы не думаете, что у неё появился какой-то иной уровень сознания? - спросила она.
- Иной уровень сознания, - пробормотал я. Кажется, начинается, - Никогда не думал об этом. Я изучаю границы между разумом и машиной. А разница в сознаниях… Я очень смутно понимаю разницу между уровнями сознания, признаться. Оно же всегда было у этой собаки, правильно?
Елена ещё некоторое время наблюдала за нами.
- Мне кажется, у неё совсем исчезла радость от жизни, - наконец сказала она. – Она… кажется она стала понимать очень многое про свою судьбу.
- Что это она такое стала понимать? – я ковырялся в своих записях.
- Мне кажется, она поняла, для чего была предназначена природой, - ответила Соколова. - Кем стала. И кем умрет.
Я пожал плечами. Отвечать мне было нечего. Честно сказать, я и сам заподозрил что-то такое. Но развивать эту тему мне не хотелось вовсе.
У моего эксперимента были совсем другие цели.
15 сентября 2024 года
Фрося умерла.
Перестала есть, пить, легла в угол вольера и затихла. Умерла подозрительно быстро, не прошло и двух суток. Я человек не сентиментальный, но её мне был очень жаль. И даже не потому, что у меня прервался эксперимент. Нелепая смерть хорошего человека, так сказать. И ещё её эти глаза в последнее время, я имею ввиду глаза Фроси. Как-то они стоят передо мною до сих пор.
После Фроси у меня было ещё шесть собак разных пород.
Результаты их обучаемости были ещё более потрясающими, чем у Фроси. Вот только… Вот только и погибали они много быстрее первого фокстерьера. И чем дольше обучался чип, тем быстрее дохли мои подопытные.
После смерти шестой собаки я понял, что в консерватории нужно срочно что-то подправлять.
Тем более, что биоэтик Соколова, конечно же, тоже не сидела без дела.
Благодаря её докладным меня уже умучали проверками. И если бы не заступничество зама Директора НИИ по инновациям Зубова, мои исследования уже давно бы прикрыли.
Мне позвонил сам Зубов с коротким «разберитесь, Ковалев». И после этого я приступил к тщательному анализу данных, поступающих с нейрочипов, имплантированных в префронтальную кору головного мозга собак, чтобы выявить возможные причины их внезапного отказа от пищи и заметного снижения поведенческой активности, включая апатию и отсутствие интереса к привычным стимулам.
Нейронная активность, записанная в последние дни их жизни, показывала аномальные паттерны, схожие с теми, что наблюдаются у людей с клинической депрессией. В префронтальной коре снижалась активность дофаминовых путей, ответственных за мотивацию и удовольствие, а гиппокамп демонстрировал признаки подавленного нейрогенеза. Эти изменения указывали на глубокое эмоциональное угнетение, словно собаки утратили интерес к жизни. Я предположил, что ИИ, усилив их когнитивные способности, дал им способность осознавать своё положение — замкнутое пространство клеток, бесконечные тесты, отсутствие свободы. Их разум, обострённый чипом, начал анализировать условия существования.
И они, кажется, пришли к выводу, что такая жизнь лишена смысла.
16 сентября 2024 года
Соколова снова появилась в лаборатории после моего звонка.
- Я исправлю код, Елена, – почти с порога начал я. – Я нашел основной баг. Вы были правы. Они, кажется, стали осознавать, что … что находятся не в том месте и занимаются не тем, для чего рождены природой.
- И что же? Вы хотите дать им смысл жизни? – спросила Соколова. – Вы что же. Думаете, что вы- бог?
- Я думаю, что я доцент кафедры нейробиологии Новосибирского НИИ когнитивных технологий, - улыбнулся я. – Дайте мне спокойно поработать несколько месяцев и вы увидите результат.
- Вы слепы, как и многие ученые, Алексей Петрович, - сказала биоэтик. - Вы прете против природы танком, только не осознаете, что танком природу ни расстрелять, ни задавить.
- Да поймите же, - сказал я, хотя прекрасно знал, что ничего такого она понять не сможет. - Это всего лишь гиперактивность префронтальной коры. Я добавлю ограничения в код, чтобы подавить такие реакции.
- И получите новых мертвых собак, - сказал на это Соколова. - Просто умрут они не от депрессии, а от чего-то другого.
3 ноября 2024 года
Новый алгоритм: ИИ не инициирует самоуничтожение, он стимулирует выживание.
Шесть лабрадоров решают задачи, синхронизируют движения, будто стая с общей целью.
Новый подэксперимент длится уже третью неделю и нет ни намека на суицидальные настроения.
Моя радость была беспредельной, но недолгой.
Случилось что-то мало вообразимое.
Через три недели эксперимента все шесть лабрадоров сбежали.
Расследование, которое потом проводилось, показало слаженную и профессиональную работу команды. Так работают команды, ну скажем, грабителей. Грабителей -людей.
Лабрадоры Алеф, Бет и Гимел за одну ночь по очереди расшатали решетку вентиляции в общем вольере. Зубами и лапами они работали над ней, постепенно ослабляя винты, на которых держалась решетка. Они не грызли её - видимо они понимали, что это было бесполезно. Они её именно разобрали.
Собаки работали в полной тишине, избегая датчиков звука, которые были установлены в вольере для контроля.
Затем вся стая забралась в вентиляцию, пробрались в технический коридор, где Алеф намеренно вызвал короткое замыкание, отключив резервную систему сигнализации. Алеф так и остался лежать прямо на проводах, которые замкнул собой.
После этого оставшихся пять лабрадоров — Бет, Гимел, Далет, Хе и Вав — продолжили свой путь через тёмный технический коридор.
Их чипы, анализируя данные с нейронных сетей, позволяли им ориентироваться в здании лучше, чем в нём ориентировались те, кто его построил.
Бет, теперь взяв на себя роль лидера, остановилась у распределительного щита, где собаки заметили мигающие индикаторы системы безопасности. Бет, используя зубы, осторожно выдернул ключевой провод, отключив датчики движения в коридоре, не вызвав при этом общей тревоги. После этого собаки вышли в общий коридор и теперь умирать настал черед Бет.
Он разогнался и прыгнул в оконный проем. От веса и скорости собаки оба стекла окна посыпались. Рама была огромной, два на три метра. Потому даже используя свой чип, Бет не смог избежать острых порезов. Следователи нашли Бет в метрах трёхстах он места побега. По кровавому следу.
Дальше была Гимел.
Стая как будто знала все свои имена в алфавитном порядке и договорилась в случае опасности жертвовать собой именно так, по алфавиту.
Сначала они соорудили около забора нашего НИИ конструкцию, которая позволяла собакам перемахнуть забор. Гимел прыгнула с неё и повисла на колючей проволоке, чтобы остальные смогли выбраться, прыгая сначала на её тело, а потом уже вниз.
С «колючки» Гимел сползти ещё смогла, а вот идти дальше - уже нет.
Когда я со следователями проходил каждый труп собаки, в глазах у меня стояли слёзы. На Гимел я извинился перед группой и отошел в сторону. Мужчины не плачут. В присутствии других мужчин.
Далет, Хе и Вав ушли в ближайший лес. Их ищут до сих пор.
4 ноября 2024 года
- Для людей собаки гарантированно безопасны, - говорил Зубов кому-то по телефону, когда я зашел к нему в кабинет. – Вы же понимаете, что если у них хватило ума сбежать из нашего НИИ, то хватит ума понять…, да… так вот, они с гарантией сто процентов сообразят, что усилия по их поимке увеличатся в десятки раз, в случае нападения или угрозы для людей. Ищем, Иван Палыч, конечно, ищем. Понял. И вам.
Зубов положил трубку. Немного помолчал. Я присел напротив. Мне показалось, что это будет не короткий разговор.
- Мы замораживаем твой эксперимент, Леша, - сказал Зубов. – На неопределенное время. Слишком уж из всего этого получается что-то непредсказуемое. Готовь отчет о проделанной работе.
- Есть, - ответил я. Потом понял, что разговор уже состоялся, встал и вышел из кабинета.
5 ноября 2025 года
Что ж. Предыстория окончена. Начинается история.
Я не успел создать семьи, у меня почти не было друзей, хобби и развлечений.
У меня был только мой эксперимент.
И теперь его хотят заморозить. На неопределенное время.
Если человек знает «зачем», он выдержит любое «как».
Конечно же, я не планировал этого делать. Но теперь меня приперли к стенке. И я вынужден. Вынужден пойти на преступление. Я прекрасно знаю, что вживление чипа любому homo – это уголовно наказуемое преступление. Я подписывал соответствующие бумаги при устройстве в наше НИИ.
Для операций по вживлению чипов у меня есть робот-хирург.
Я запустил его, настроил, сам лег на операционный стол.
Холод металла порой проникал сквозь тонкую ткань накидки, пока робот-хирург с жужжанием калибровал свои инструменты.
Чип второго поколения, тот самый, что сделал собак разумными и обрёк их на страдания, был зажат в манипуляторе — я модифицировал его, чтобы усилить когнитивные функции, но подавить эмоциональные всплески.
Операция прошла безупречно: робот вживил чип в мою префронтальную кору, и я почувствовал лёгкий гул, будто ток пробежал по нейронным связям.
14 марта 2025 года
Мои мысли стали острыми, как лезвие — я анализирую массивы данных за секунды, вижу закономерности в хаосе, решаю задачи, которые раньше требовали месяцев.
Но эмоции начали угасать.
Я смотрел на фото матери, и её улыбка казалась лишь набором пикселей.
Я получил письмо от старого коллеги, который поздравлял меня с днём рождения, но текст казался лишь последовательностью символов, лишённой значения, а само понятие этого праздника — странным, неэффективным ритуалом.
Как-то, проходя мимо парка, я услышал детский смех. Но вместо того отклика, которое когда-то вызывал звук детского смеха, мой мозг разложил звуки на частоты и амплитуды, как данные с осциллографа.
15 марта 2025 года
Вчера был мой день рождения. Ели торт. Вкус его мне казался просто химической комбинацией сахара и жиров, не вызывающей ничего, кроме анализа калорий.
Елена Соколова, которую я по настоянию Зубова тоже пригласил вчера на свой день рождения, подошла ко мне после того, как торт был съеден и все разошлись.
- Алексей Петрович, с вами что-то не так, кажется? – спросила она.
- Что же со мной не так? – спросил я.
- Вы стали какой-то совсем нелюдимый… Вас совсем ничего не интересует в жизни НИИ, вы даже тему для новых исследований не предоставляете уже который месяц.
Я действительно не видел больше никакого смысла в том, чтобы что-то там разрабатывать для НИИ и тянул, как мог, с разработкой новой темы.
На работу я ходил по какой-то, кажется, привычке.
На рабочем же месте я занимался в основном тем, что сидел и размышлял.
С моими новыми способностями размышлять было радостно и легко. До тех пор, пока я не упирался в тупик собственной смерти или конечность всего сущего вообще.
- А раньше у меня было много друзей в НИИ, Елена? - спросил я Соколову.- И я принимал участие в рисовании стенгазеты?
- Нет, не принимали… - кажется она думала о чем-то своем.
- Вы знаете, что Даллет и Хе были вчера застрелены в Заельцовском бору? – внезапно спросила Соколова.
Я внимательно на неё посмотрел. Она не менее внимательно смотрела на меня.
Тогда, когда я стоял над трупом лабрадора Гимель, израненной колючей проволокой, я заметил точно такой же внимательный взгляд биоэтика Соколова.
И тут я все понял. Она ждала от меня проявления эмоций. Кажется, они что-то подозревают.
- Врете, - сказал я. – Во-первых никто не стал бы их стрелять- собак можно просто усыпить. Во-вторых, я уверен на 98,6 процента, что собаки Даллет, Хе и Вав держатся вместе. Все втроем, стаей. И почему тогда застрелили только двоих?
Тут я осекся.
Да не отсутствия эмоций она от меня ждала, черт побери.
А, скорее всего вот этих вот 98,6 процента.
И теперь стало совсем уж очевидным, зачем Зубов настоял на том, чтобы Соколова пришла на мой день рождения.
Я думаю, он давно заподозрил, что я внедрил себе чип.
Но память робота-хирурга я очистил, чип списал, все следы самого внедрения чипа на моей голове уже зажили.
И как-то доказать то, что я совершил преступление по внедрению себе чипа, по косвенным данным уже было нельзя. Меня, конечно, можно было обследовать по-другому, но для этого нужны были хоть какие-то основания.
Поэтому, скорее всего, Зубов вызывал меня на разговоры уже раза четыре за последних пол месяца. Предлоги были разными – в основном говорили о разработке новой темы. Но я прекрасно понимал, что с Зубовым нужно держаться ну очень осторожно. И, видимо, ничем себя не выдал. Потому Зубов прислал ко мне Соколову.
И того, чего не получилось у Зубова. Сейчас, кажется, получилось у Елены Николаевны.
- Ну не знаю, - ответила она. – За что купила, за то и продаю.
Она говорила совсем уж какие-то глупости и стало совсем очевидно, что чушь про Даллет и Хе была лишь тем, что ей сказал передать мне Зубов. Но, кажется, эта курица так и не поняла, что точность прогноза в 98,6 процентов в данной ситуации может дать только машина.
Зато это прекрасно поймет Зубов.
И тогда меня ждет уже совсем другая проверка.
Соколова ушла, и её шаги затихли в пустом коридоре. Я остался один в комнате, где ещё витал приторный запах ванили от недоеденного торта. Догоревшие свечи оставили на столе лишь лужицы воска, и я смотрел на них, впервые за месяцы позволив себе остановить бесконечный поток расчётов, который чип гнал через мой мозг.
14 марта 2025 года
Внезапно в голове сами собой всплыли три цифры. Три очень важных цифры.
98,6%.
63,2%
26,4%
Про первое число вы все знаете.
Второе- вероятность моего разоблачения.
Третье- вероятность того, что я могу сейчас выйти за двери нашего НИИ и раствориться, исчезнуть среди миллионов россиян. И что меня никто никогда не найдет.
А что будут искать - сомнений не было.
Вероятности, проценты, холодные данные — они заполняли всё, вытесняя то, что когда-то было мной.
Я тяжело встал, опершись на стол обеими ладонями и понял, что влез ладонью в липкое пятно от крема.
И тут я вспомнил, как в детстве, ещё мальчишкой, украдкой слизывал такой же крем с ложки, пока никто не видел.
Тогда я не знал ничего о химическом составе сахара или калорийности жиров. Тогда я просто радовался этому мгновению — простому, глупому, живому.
Чип отнял у меня это.
Он сделал меня быстрее, умнее. Но украл вкус.
Вкус к жизни.
Разговоры с коллегами стали для меня бессмысленным шумом, обсуждения проектов — пустой последовательностью фраз, музыка стала лишь последовательностью нот и ритмов, не трогающих душу, закат — всего лишь спектром света, разложенный на длины волн.
Я понял, что этот торт, этот липкий след крема на ладони — он стал триггером.
Я вдруг понял, что больше не хочу быть машиной, которая лишь анализирует.
Я вдруг понял, что уже даже забыл главную идею своего эксперимента- найти границу между разумом и машиной.
Я эту границу просто незаметно пересек.
И сейчас- может быть ненадолго- вернулся обратно.
И ещё я понял, что уже не производил эксперимент. Я просто захотел стать сверхчеловеком.
Но за все в этом мире надо платить. И платить за сверхчеловечность пришлось человечностью обычной.
Зубов со своими подозрениями и ловушками не был моим главным врагом. Врагом себе был я сам — тот, кто решил, что может перехитрить природу.
Я дотронулся до шрама за ухом, где сидел, как паразит, чип. И переписывал мои мысли.
Решение родилось не из расчётов, а из чего-то глубинного, что чип ещё не успел стереть. Я достану из своей головы чип.
Я больше не хочу быть сверхчеловеком. Оставьте мне моё. Человеческое.
Операция будет сложной — новый робот-хирург, тайные приготовления, ещё более тщательная маскировка следов. Но я сделаю это.
Не ради спасения от Зубова или страха разоблачения. А ради себя. Ради того, чтобы снова почувствовать вкус крема, услышать смех и не разложить его на амплитуды, ради того, чтобы работа снова обрела смысл.
Я взял со стола минералку, плеснул немного на кисть, стал стирать салфеткой крем и тут меня озарило.
Мой мозг. Это просто мой мозг, учуявший опасность разоблачения. И всё понявший про вот эти вот вероятности- 63 процента быть разоблаченным и всего 23 процента уйти от погони- мой мозг победил, одолел чип робота. И наружу, минуя всякие нейронные сигналы, что подавал чип, поперла снова суть человека, который просто хочет жить- и жить нормально , а не сидеть в тюрьме!
Я дотер крем с руки и расхохотался. Потом взял со стола шампанское, открытое, но почти не тронутое, налил себе полный фужер, поднял его и понял, что у меня теперь есть тост.
- Шалишь, брат, - с задором сказал я неведомо кому в темноту остальной комнаты.- Шалишь! Человек все ещё- а может быть и всегда! – будет сильнее. Жизнь, брат! Живое всегда будет побеждать мертвое, дружище! Аминь!
Я выпил фужер, ляснул его о пол, фужер брызнул тысячей брызг.
Потом я взял со стола уже всю бутылку шампанского, развернулся и пошёл к окну. Ночной город мерцал, как и прежде, но теперь я видел в нём не поток данных с чипа, а обещание.
Обещание вернуть себя.


в акции пусть allah17. Кажется, сегодня я его превзошел по длинне поста )

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив