Bigger — современные технологии для людей с ослабленным зрением 
Нашествие китайской фантастики Лю Цысиня 
Natural 
"Возвращение с конвоирования судов" 
Что рассказал ИИ о театре абсурда «Глобус»? 
О триумфе «зетников» Путин снова всех переиграл? 
"Лёд тронулся": США депортируют украинских беженцев, а Германия и Польша 
Про ужины
17.09.2025 —
"РОМАН С ОДНИМ ГОРОДОМ" (4)
"РОМАН С ОДНИМ ГОРОДОМ" (5)
evrica-taurica — 21.09.2025
6 ЛЮБОВЬ к городу
Любовь к городу, город как персонаж романа…
Интересно рассмотреть эту тему в европейской литературе
Сразу на память приходят Дублин как микрокосм мира в «Улиссе» Джойса,
монохромно-нуаровый «Петербург» Андрея Белого и то, как прославил деревья и особняки Ньюпорта Торнтон Уайлдер в своём романе «Теофил Норт».
Название прозаической вещи Алюновой – «Роман с городом» - несколько необычно, но для нашего времени не уникально.
Так, например, называется бестселлер (2017) об истории Вены:
Жан ле Кар. Роман с городом. ВЕНА
Или программа радио Санкт-Петербурга:
Каждый будний день в 13:30 на Эльдорадио слушайте программу "Роман с городом" с Ольгой Шмелёвой!
"Роман с городом" – это настоящий роман с Санкт-Петербургом, который приоткроет вам завесы многих тайн нашего города! В каждом выпуске Ольга Шмелёва делится со слушателями исключительными, малоизвестными сведениями и фактами из истории и жизни Северной столицы.
Разного рода журналистские и поэтические очерки нередко живописуют особую эйфорию автора от встречи с Петербургом, Венецией, Прагой (тройка несомненных лидеров сердечной привязанности) и другими городами и весями.
Но как художественное произведение опус Алюновой единственный, кто так поименован.
И всё же «роман с городом» в яркой форме беллетризованных воспоминаний уже существовал. Это книга «ПРАЗДНИК, КОТОРЫЙ ВСЕГДА С ТОБОЙ», рассказывающая о любви автора, Эрнеста Хемингуэя, к Парижу.
Эпиграф: «Если тебе повезло и ты в молодости жил в Париже, то, где бы ты ни был потом, он до конца дней твоих останется с тобой, потому что Париж - это праздник, который всегда с тобой».
Хемингуэй живописует артистический Париж 20-х годов прошлого века, насыщая повествование живыми, яркими деталями, погружая читателя в атмосферу парижских улиц, бульваров, кафе, ипподромов, видимых сквозь оптику ностальгических воспоминаний.
И с этим произведением, оказывается, у нашей судакской поэтессы много общего.
Писательство, богема, полуголодная жизнь, «потерянное поколение»…
Собственно, если конкретными тегами обозначить тематику «Праздника…» и «Романа…», выделив общие для обоих произведений темы, подтверждение будет наглядным. Синим цветом вписаны аналогии.
Хемингуэй: писательство, богема, писатели, литературная техника, художники, моральное превосходство, «кодекс Хэмингуэя», нравственная высота, голод, еда, «lost generation», развлечения, алкоголь, выпивка, интимная жизнь, самоубийство, «Париж-любовь навсегда», парижская писательская колония, Европа, полилингвистика (английский-французский), адюльтер, воспоминания, безденежье, проблема заработка, психушка, ментальные аномалии, виски, азарт, скачки, лошади, кофе, таланты и бездарности, КАФЕ и рестораны, литературное соперничество, книги, молодость, любовь, ирония, эротика, обаяние города, прогулки по городу, автобиографичность, топонимика и платеография
Алюнова: писательство, богема, писатели, литературная техника, художники, кодекс «хомо новус», нравственная высота, голод, еда, поколение «лихих 90-х», развлечения, алкоголь, выпивка, интимная жизнь, самоубийство, «Судак – моя странная любовь», судакская окололитературная тусовка, спонтанный полилингвизм (русский-английский, «ангельский», латынь), карнавал, адюльтер, воспоминания, философские поиски, безденежье, проблема заработка, трансцендентальная медитация, загадка времени, сновидения, психушка, ментальные аномалии, фантазия, поэзия, полёты, Атлантида, ангелы, смех, поколение 90-х, мышление, кофе, будущее, таланты и бездарности, КАФЕ и рестораны, литературное соперничество, книги, молодость, любовь, ирония, эротика, эзотерика, иномирие, обаяние города, прогулки по городу, автобиографичность, топонимика и платеография
Американец восторгается европейской столицей, живущая в Крыму уроженка Сибири пытается полюбить курортный городок и его обитателей.
Занятна характеристика, которую иностранец Мортен даёт судакским аборигенам:
“There is very interesting country here: the clever man is very clever, the stupid man is very stupid”
Что касается стиля, то, кажется, нет более контрастных манер письма, чем у американского классика и известной в узких кругах крымчанки.
Упорство лесоруба Эрнеста, выбраковывающего одну за другой фразы в потных усилиях найти единственно верное «естественное» слово, – и изысканно-небрежные импромтю Алюновой, её точные поэтические «бонмо», смикшированные с аморфными сюрреалистическими наплывами.
Но вот «принцип айсберга», этот знаменитый параграф писательского кредо Хемингуэя, у Алюновой также в почёте. За смыслом каждого из высказываний читателю надлежит нырять в глубины, а в судакском случае ещё и с герменевтическим аквалангом.
Парижское влияние незримо касается судакской реальности: так, Энн Икс встречает в кафе чарлину маму, сидящую в позе «Любительницы абсента». А улетать от хандры Татьяна наловчилась в столицу Франции:
Я рыба-моль летящая в Париж
Я ре-бемоль посадок вертолётных
Конечно, масштаб писательских фигур нобелевского лауреата и малоизвестной писательницы несопоставим, но это не мешает нам провести некоторые параллели.
Хемингуэй с 1921 по 1926 год жил в Париже. Соответственно, Эрнесту (1899-1961) в описываемое время 22-27 лет. Нашей Татьяне Витальевне (Энн Икс Лимановой) в «Романе…» – 32-33. (Маркёры – фраза про встречу Года Шимпанзе, то есть 1992-го, и темпераментное восклицание «Мне целых тридцать три!»
Для обоих это время – некая грань биографии, у Х. – жизнь в исторический промежуток между двумя мировыми войнами, для ТА – выживание в переломный период «перестройки». Жизнь впроголодь у обоих.
Но голод голоду рознь. В трудные дни здоровяк Хэм, вынужденно экономя, ограничивается чашкой кофе со сливками и дешёвыми мексиканскими устрицами (вместо особенных плоских, дорогих), запивая трапезу недорогим бордосским или «шатонеф дю пап» . Рацион же Энн Икс также прихотлив, но менее питателен: рагу из воздушного змея и ШОКоладьи с артиШОКами. Юля готовит яичницу на пальмовом масле, а Ева Цвета за неимением лучшего ограничивается поеданием счастливого трамвайного билетика на завтрак.
И тут наблюдаем два подхода: добросовестное перечисление поглощаемой французской снеди (список занял бы пару страниц) у американца и алюновский фантазийно-ироничный образчик меню.
В «Празднике…» есть глава «На выучке у голода», которая начинается так:
«Когда в Париже живёшь впроголодь, есть хочется особенно сильно, потому что в витринах всех булочных выставлены всевозможные вкусные вещи, а люди едят за столиками прямо на тротуаре, и ты видишь еду и вдыхаешь её запах».
Голодный писатель минует кварталы завлекательных кафе и пытается отвлечь мысли созерцанием картин в Люксембургском музее. Голод обостряет чувствительность:
«…картины становятся яснее, проникновеннее и прекраснее, когда сосёт под ложечкой и живот подвело от голода. Пока я голодал, я научился гораздо лучше понимать Сезанна и по-настоящему постиг, как он создавал свои пейзажи».
А наша хронически недоедающая судакская героиня пытается вымолвить что-то остроумное, самоироничное: «слышно было, как её пустой желудок подпевает подзаборным петухам».
И с пониманием смотрит на выцветающие краски неба: «в закате упал гемоглобин»
А в «малой прозе» под названием «Конспект двухнедельного бреда» ТА отпускает элегантную шутку по поводу скудного меню: «В тот вечер подавался чёрный юмор к бледному кофе».
Поэтическое описание желудочных проблем вроде вышеуказанного позволяет читателю оценить стоическую самоиронию поэтессы, которая и покинула сей мир так рано из-за болезни желудка, вызванной недоеданием.
Важно, что общее в сравниваемых произведениях – автор-литератор, представитель художественной богемы; в обоих случаях важен «речевой пейзаж» - словесное кружево проговариваемых реплик. Каждый писатель, открывший рот для произнесения какой-либо фразы, уже видит её увековеченной в книге (тираж такой-то), а посему «слово – не воробей, слово – ЖАР-ПТИЦА!» И сыплются из уст персонажей яркие характеристики и смелые дефиниции, завораживает парад метафор.
Миф, который создаёт Хемингуэй, полностью укладывается в русло традиционной мифологемы «Увидеть Париж и умереть». В фигуральном смысле, разумеется.
Миф, создаваемый Алюновой, мягко говоря, не вполне служит славе города.
«Возлюбленный» нашей героини глуповат, неказист, своими провинциальными ужимками вызывает неловкость. И даже опасение за свою участь: вон, мужик спьяну морю в любви объяснялся…в шторм… - и был смыт волной на глазах у изумлённых приятелей. Как бы и её признание не обернулось вероломством избранника.
Хемингуэй смакует французские названия: улица кардинала Лемуана, улица Флерюс, площадь Сен-Сюльпис; на его карте местности фигурируют артистические кафе («Клозери де Лила», «Хижина», «Купол») и сеть книжных лавок; парижские набережные и ипподромы, описанные с нежной ностальгией. Говоря о парижских достопримечательностях, Хэм спонтанно переходит на французский.
А вот наша Алюнова: её Terra Fantasia трёхслойна, как и полагается мениппейному опусу. И в среднем земном слое фигурируют переиначенные топонимы - все с насмешкой, с подковыркой: как судакские (улица Лени, Самогонный переулок, площадь Трёх Тараканов), крымские (Максопотамия, Будтобург, Ближняя Саксофония), так и российские (Быландия, Простов).
Но названия родных заведений общепита – кафе «Снежинка» и ресторана «Нефертити» - Алюнова не выворачивает наизнанку; и придуманные наименования заграничных местностей звучат возвышенно: Вединия, Ангелия, Влодроп, Феерифилд, Флайландия.
*
Читала ли книгочейка Алюнова хемингуэевский «Праздник…»? С большой вероятностью – да, и скорее всего, ещё в 70-х. Потому что в восьмидесятые и последующие девяностые в стране наладилась поставка особо пряной интеллектуальной пищи, и тогда в поле внимания читающей интеллигенции оказались не только романы и повести, но и – в значительной мере – дотоле бывшая в андеграунде рок-поэзия.
Влияние которой на стилистику письма Татьяны Алюновой интересно проследить.
*
Продолжение воспоследует
Сохранено
|
|
</> |
Оставить комментарий
Популярные посты:
rivka381">
rivka381
Замаскированная "запретная" технология XIX века.
Замаскированная "запретная" технология XIX века.
Предыдущие записи блогера :
Архив записей в блогах:
Фото ЯндексФотки. Моя Ольга думает, что у меня шизофрения. Но я так не думаю, я не думаю, что я шизофреник. Не думаю, есть проблема - шизофрении нет. Всё идет из детства, в том числе и моя фобия, и честно говоря, будучи уже взрослым человеком, жить с ней не стало легче. Всё своё ...
"Арабская весна" началась с Туниса. Но если кто думает, что народ восстал против диктатора Бен Али, он ошибается. Больше всего ненавидели не его, а вот эту женщину. Это парикмахерша, Лейла Трабелси. В 1992 г. президент Бен Али женился на ней. Она - человек из народа, бедная семья, а ...
Похоже, вскоре Илья Яшин снова зайдет в свой блог в "Живом Журнале", чтобы удалить несколько компрометирующих постов. Аккурат после празднования нового, 2008-го года оппозиционер написал , что не считает тему наркотиков табу. Конечно, помня о вчерашней истории с Михаилом Касьяновым ...
Сегодня у меня уникальный, я бы сказала, эксклюзивный контент.:) Порывшись в сети, я нигде не нашла целиком "Дивана Тамарита" в переводе Музы Павловой. Думаю, это закономерно, потому что после появления "Дивана" в переводе Анатолия Михайловича Гелескула издавать этот подстрочник было ...
Десять принципов современной демократии 1. Если у демократических сил нет поддержки, смело дорисовывайте нужный результат за счет голосов диаспоры (принцип Майи Санду) 2. Если побеждает оппонент, всегда можно отменить результаты выборов, заявив, что существует высокая вероятность ...
