Родинка

otrageniya — 24.08.2019 Когда мне было шесть лет, бабушка играла со мной в Ивана-царевича и Бабу-Ягу. Я, конечно, был за Ивана-царевича, а она лохматила седые волосы, брала в руки веник и оборонялась, когда я нападал. Моим оружием была пластмассовая сабля, а у неё, кроме веника, в арсенале имелась щекотка. Легко догадаться, кто чаще всего проигрывал.

Лёжа на диване, обессилевший от смеха, я бросал на ковёр саблю, давая понять, что игра окончена, и начинал забрасывать бабушку вопросами:

- Ба, а кто с Бабой-Ягой живёт? Только кот и домовой?

- Ба, а леший в лесу водится? А ещё кто?

- Ба, а Кощей Бессмертный – всехний царь?..

Она обстоятельно отвечала, рассказывала сказку за сказкой, и эти жутковатые народные предания я слушал с наслаждением, чувствуя, как по коже бегут мурашки.

Однажды я спросил:

- Ба, а как Бабу-Ягу узнать, если в лесу заблудишься?

Бабушка задумалась и сказала: - По родинке.

- По родинке? – удивился я. – Это как?

И она начала рассказывать.

- Баба-Яга у нас кто? Баба-Яга у нас ведьма, Тош, самая настоящая ведьма. А у каждой ведьмы на лице обязательно есть родинка. Большая такая, с волоском. И кем бы ведьма ни обернулась, кем бы ни перекинулась, всегда ты эту родинку разглядишь. Это их чёрт отметил так, чтобы они друг друга узнавать могли. Из простых людей кто об этом знает, тот молчит. А я вот тебе говорю, чтобы не лез, к кому не надо.

Я молчал, потрясённо обдумывая услышанное. Потом из меня посыпались вопросы:

- А если она в кошку обернётся, родинку тоже будет видно? А в собаку? А если в нашу дворничиху, тёть Машу?? А если несколько людей сразу с родинками, они все тоже колдуны и ведьмы?

Бабушка отвечала утвердительно. Потом она включила мне мультики и ушла готовить обед, а я лежал на диване и думал. Помню, как одна мысль засела в моей голове: Баба-Яга может быть где угодно вокруг меня, даже в городе.

***

Сейчас мне двадцать шесть, и я давно живу отдельно, однако слова бабушки врезались в память на всю жизнь. Обращая внимание на человека, я в первую очередь окидываю беглым взглядом его лицо на предмет родинок. Мало у кого лица «чистые». Если родинок несколько, и все мелкие, я не напрягаюсь.

А вот большие встречаются редко. И знаете, что я заметил? Лица, где присутствует та самая родинка, сами по себе недобрые, так что этих людей я избегаю. Совпадение? Как знать… В любом случае, я рад, что в нашем офисе их нет.

***

Белые полосы в жизни чередуются с чёрными. В течение одной из них меня выбросило из уютной съёмной квартиры в центре города и забросило в хрущёвку на его окраине. Интуиция сразу подсказала, что ничего хорошего меня там не ждёт, и была права: район отличался повышенной концентрацией гопоты… и злобствующих старух.

Поначалу первые беспокоили меня больше – до тех пор, пока, выходя из подъезда, я не бросил взгляд на скамейку с ним рядом, где обычно проводили время бабки. Их было четверо, и на лице каждой из них красовалась родинка. Большая, с торчащим из неё волоском.

«Вот это ты попал, Антон!» - подумал я.

Старухи брезгливо осматривали меня и перешёптывались. На тот момент я прожил в новой квартире всего пару дней и не сомневался, что скоро найду место получше, так что с новыми соседями не знакомился и не здоровался.

Я достал телефон и, сделав вид, что набираю номер, прошёл мимо бабок, но подойти к своей «Мицубиси» не успел.

- Тоша?.. Тоша Самойленко?

Подняв глаза от экрана, я увидел… Да, это совершенно точно была моя бывшая одноклассница – Иринка Гладышева. Я узнал её даже через восемь лет после окончания школы, несмотря на короткую стрижку и выступающий вперёд, резко очерченный животик.

- Ирка! Какими судьбами?

Она улыбнулась и слегка растерянно взглянула на меня снизу вверх.

- Я тут живу, в этом доме… А ты? Навещал кого-то? Господи, сколько лет не виделись, и первое, что я делаю - задаю глупый вопрос!.. Извини. Как ты сам? В порядке? Как здоровье, работа, личная жизнь?..

Я махнул рукой:

- Что в порядке, то в порядке - что не в порядке, то наладится. Ты же знаешь, я оптимист. А вопрос не глупый. Мы теперь с тобой соседи, значит. Хочешь, заходи вечерком, посидим. (тут я вспомнил про её живот) Если… В смысле… А ты…?

Она угадала мой вопрос с полуфразы.

- Нет, я не замужем, и живу одна, - Хотя это было сказано спокойным тоном, в Иркиных глазах появилось отсутствующее выражение, и я сделал правильный вывод: эту тему лучше не поднимать. – Обязательно зайду. Давай сегодня в семь?

- Отлично! – я кивнул, и мы попрощались.

В семь – значит, в семь.

***

По дороге домой я заскочил в продуктовый на той же улице и купил торт к чаю, справедливо рассудив, что пить Иринка не будет. А ровно в семь вечера выяснилось, что к чаю мы купили два одинаковых торта.

Мы сидели на кухне, вспоминая добрые старые деньки. Потом разговор плавно перетёк в настоящее.

- Ну, и как ты здесь живёшь? – спросил я, обводя рукой стены. Она жила в моём подъезде на пятом этаже. – Крыша не протекает?

- Нет, сосед сверху не заливает, - засмеялась она. Ирка всегда отличалась хорошим чувством юмора.

- Повезло тебе с ним, - отозвался я в том же тоне. – А те, что снизу, не беспокоят?

«Бабки… Старые ведьмы с родинками тебя не беспокоят?» - мысленно уточнил я, но вслух, конечно, этого говорить не стал.

Иринка промолчала, но я заметил, как сдвинулись к переносице её тонкие брови. Она мелодично размешивала чай, позвякивая ложечкой о стенки чашки. Я ждал. Возникла неловкая пауза.

- А ты к нам надолго? То есть… Ты долго здесь жить будешь? – Спросила она, наконец. – Ты только не подумай, что я выгоняю. Просто у нас такой дом… негостеприимный.

- Да у вас весь район такой, - я вздохнул. – Нет, я застрял, Ириш. Месяца на три, как минимум. На работе сейчас завал, на поиски другого варианта просто нет времени.

На её лице проступило огорчение.

- Ладно, - решилась она и отодвинула чашку. – Нет, больше чаю не надо, спасибо… Слушай меня внимательно и, пожалуйста, отнесись ко всему, что я сейчас тебе расскажу, серьёзно… В этом доме мало кто задерживается надолго. Ты занял единственную квартиру, которая тут вообще сдаётся, и до тебя в ней сменилось двадцать или тридцать жильцов. За год. Можешь себе такое представить?

Я покачал головой.

- Что с ней не так? – спросил я прямо.

- С квартирой всё в полном порядке, - усмехнулась она. – Это всё соседи. Вернее, соседки. Старые карги, чтоб им… Ох, чего я людям желаю-то? Прости Господи… Ладно, - ещё раз повторила она. – Тош, я не хочу вдаваться в подробности. Ты решишь, что протекает уже не та, что наверху, а моя собственная крыша. Скажу тебе одно: здесь приживаются только те, кто ладит с Климовой, Якубовской, Никитиной и Позняк.

- Это кто? – Но на самом деле я почти не удивился, потому что подозревал нечто в этом роде. Четыре фамилии, четыре старухи на скамейке у подъезда. Как выяснилось дальше, я не ошибся.

- Обрати внимание на лавочку около подъезда, когда поедешь завтра на работу. Они все там… Всегда. – Помолчав, Ирка добавила: - Знаешь, я и сама подумываю съехать отсюда… Боюсь (она указала на живот) за него.

Я встал и заходил по кухне. Ситуация нравилась мне всё меньше и меньше. Наконец, я остановился перед Иркой и скрестил на груди руки.

- Теперь, - сказал я, – ты, как честный человек, просто обязана рассказать мне о них подробно. Что у вас тут происходит? Они что, убивают каждую ночь по одному жильцу? Жалуются в ЖЭК и в милицию? Звонят влиятельным родственничкам, чтобы те отбирали у вас квартиры? Давай, Ириш, рассказывай, не тяни. Обещаю, что в дурку тебя после этого не заберут.

Она нервно рассмеялась.

- Если бы я знала, в чём дело! Нет, ничего из этого. Но… Я не знаю, что и думать. Возможно… Ты веришь в то, что человека можно сглазить, Тош? Абсурд, правда? Я не верю. Верю в Бога, но не суеверная. Не тёмная деревенщина! Даже не знаю, с чего начать, как рассказывать о том, что у нас тут творится, какие слова подобрать… Настолько это всё крутится за пределами реальности.

- Начни с той квартиры, где мы сейчас с тобой сидим, - посоветовал я. – Всё-таки мне тут жить. Надо же знать, на что подписался.

- Да, ты прав, - кивнула она, посерьёзнев. – Кстати, я ни разу сюда не заходила. Так что вижу её у тебя в гостях впервые. Уютная квартирка… Никогда бы не заподозрила, что здесь повесилось шесть человек.

Я пожалел, что не прихватил в магазине ничего спиртного. Я просто молчал, глупо глядя на неё, в ожидании продолжения.

- Дольше двух недель никто не выдерживает, - говорила, между тем, Ирка. – Те, кто может сбежать, бегут. С вещами или без вещей – неважно. Никто не знает, что за чертовщина тут творится. В милиции молчат. Забирают трупы и молчат. Соседи тоже молчат, наша «четвёрка» гасит все разговоры. Это их рук дело, но как доказать? Чем?

- Ты уверена, что дело не в самой квартире, а в них? – поинтересовался я уныло, чисто ради проформы. И так понятно было, что в них…

Ирка думала так же, поэтому только пожала плечами.

- Если бы не другие случаи, я бы засомневалась, это верно. Но сейчас всё это стало слишком явным.

«Другие случаи?!»

- Другие случаи?.. – как можно более безразличным тоном спросил я.

Ирка стала рассказывать, и по мере её рассказа я не только проникался им, но и чувствовал: чёрная полоса в моей жизни закончится не скоро.

***

Этот дом и в самом деле жил своей жизнью. Пропавшие и отравленные кошки и собаки, разбитые машины тех жильцов, которые бездумно парковали их на тротуаре и детской площадке – или тех, чья сигнализация выла по ночам. Практически все автовладельцы в этом доме рано или поздно попадали в аварию. Мотоциклисты разбивались. Скандальные тётки («а ещё те, кто считает себя лучше других – ну, ты понимаешь, спутниковые антенны, евроремонт, натяжные потолки») не вылезали из районной больницы. Подростки ни в доме, ни во дворе не появлялись совсем. Так же, как и бомжи. И бродячие животные. В районе дом считался «пропащим» или «чумным», и его обходили стороной.

- Но больше всего меня впечатлило другое… - сказала Ирка, закончив перечислять ужасы. – В соседнем подъезде с мамой жила девочка лет пятнадцати. Знаешь, тихая, из отличниц. Однажды осенью она возвращалась домой, и по пути на неё напали какие-то подонки… Изнасиловали. Она даже матери не сказала, пока живот не стал расти… Её мама приходила ко мне, плакала - мы дружили… А потом… Когда эти ведьмы заметили, началось: «ребёнка без отца нагуляла», «шалава подзаборная», «аборт иди делай, пока не поздно»… Доводили бедную до слёз, она из квартиры выходить боялась. Мы хотели её летом в деревню к моей тётке отправить. Не успели… Не дожила. Утонула как-то ночью в своей же ванне… Мать сразу после этого продала квартиру и уехала. А у меня эта история в голове засела. Я всё думаю: вдруг я следующая?.. Я ведь сюда заселилась одна года три назад. И живу одна – его (она снова показала на живот) отца никто никогда не видел. Если честно, Тош, мне было страшно приводить его сюда. Боялась, что _они_ и с ним что-нибудь сделают… Боялась… Пока не разошлись наши пути-дорожки.

…На этом – далеко за полночь – наше чаепитие и закончилось. Если бы не Иринкин живот, я бы напросился к ней на ночь. Даже не потому, что она мне нравилась (хотя когда-то, да и чего скрывать, сейчас тоже нравилась), а просто, чтобы не оставаться здесь одному и не оставлять в одиночестве её.

Но не решился. Сделикатничал. О чём той же ночью и пожалел.

***

Проводив Иринку на пятый этаж, я некоторое время стоял и курил на лестничной площадке, стряхивая пепел за перила. Часы показывали половину второго. Я решил спускаться: пора было спать. Подошвы моих тапок едва шелестели по лестнице, но кому-то не спалось – за дверью четвёртого этажа я услышал лязг цепочки, и оттуда показалось лицо с родинкой. Одна из _них_ оглядела меня с ног до головы и, поджав губы, захлопнула дверь.

Я грустно усмехнулся. Судя по Иркиным рассказам, это был плохой признак.

В постели я проворочался ещё с полчаса, пока, в конце концов, не заснул. Сон был тяжёлым и невнятным. Мне казалось, что по квартире кто-то бродит, и деревянные половицы прогибаются под его шагами. Потом меня, видимо, разбил сонный паралич – уже под утро я почувствовал, как что-то забралось на грудь и нещадно давит, сжимает в тисках мои рёбра. Я едва мог дышать – и, как ни старался, не мог проснуться.

- Прочь отсюда! – Может, мне показалось, а может, я и вправду услышал эти слова, выдохнутые с ненавистью прямо мне в ухо.

Тяжесть с груди исчезла. Я по-прежнему не мог пошевелиться и открыть глаза, но хотя бы вздохнуть – уже благо. Я лежал и снова слушал звуки. Если верить им, кто-то проволок по полу верёвку и, закинув её на лампу, долго шуршал в темноте: затягивал верёвочный узел.

Как бы то ни было, я пережил эту ночь - и невыспавшимся, полностью разбитым встретил рассвет.

Первое, что я сделал с утра, – это поехал в церковь и купил освящённый батюшкой крестик на серебряной цепочке. Через час я вернулся и купил ещё один.

***

В этот злополучный день я замотался допоздна, и, когда вернулся, уже поздно было идти к Иринке – она наверняка уже спала. Крестик я надел на шею, попутно обругав себя за то, что не догадался попросить освящённой водицы – обрызгать тут всё, включая дверь. Так или иначе, больше мне на грудь ночью никто не садился, хотя сквозь сон я слышал те же подозрительные звуки, что и вчера.

Свою бывшую одноклассницу я не застал дома и на следующее утро. На мой трезвон из соседней двери выглянула женщина лет тридцати-тридцати пяти.

- А Ира на медосмотр уехала, - охотно сказала она, узнав, кто я и зачем пришёл. – Если надо ей что-нибудь передать, можете оставить, я передам.

Родинки у неё не было, но я не привык доверяться в таких вещах чужим людям, поэтому просто сказал, что зайду ещё раз вечером, и побежал вниз. Почему я тогда не взял у соседки номер Иркиного мобильного? Наверное, по той же причине, что и не купил святой воды. Как и у любого мужчины, в мою голову больше одной мысли за раз не помещается.

А может, фаталисты правы, и нет смысла идти против судьбы, строить из себя супергероя, который может одной рукой бороться со злом, а другой - управлять компанией, попутно разыгрывая с компьютером партию в шахматы.

Какая теперь-то разница…

***

Вечером она зашла ко мне сама. Я подходил к двери с неясным предчувствием беды, но на самом деле беду нельзя предвидеть заранее. Её можно только ощутить, когда всё уже случилось.

Иринка плакала, стоя на пороге и уткнувшись лицом в мою офисную рубашку.

- Они… они… - повторяла она, как заведённая, и не могла остановиться. Я быстро втащил её внутрь и, закрыв входную дверь, провёл на кухню. Так же быстро и молча заварил крепкий сладкий чай. Женщин такой чай успокаивает лучше, чем бесполезные утешения.

Полчашки спустя, она уже была в состоянии нормально говорить между всхлипами.

- Я только вернулась домой, и она… Якубовская… Тут как тут, стоит на пороге. Говорит: «Ирина Викторовна, коробок спичек не одолжите?» Я: «Конечно, заходите». А она… Спички взяла, я даже опомниться не успела!.. Руку свою мне на живот кладёт и говорит: «Жалко ребёнка, безотцовщиной родится, нельзя так» - и ушла! Я боюсь, Тош! Теперь с нами… со мной и с малышом… обязательно что-то плохое случится. Я чувствую это!..

- Не каркай. Ничего не случится, - прикрикнул я на Ирку, и она удивлённо замолчала. – Сиди тут. Я сейчас.

Я ушёл в комнату, взял там крестик с цепочкой, вернулся и повесил ей на шею:

- Носи. Всё будет хорошо.

Но в глубине души я знал: не будет. Мы опоздали. И она, с надеждой державшая крестик в ладонях, тоже это понимала.

***

Прошло что-то около недели. Теперь у меня был Иркин номер, и мы созванивались или перебрасывались сообщениями, если я был занят, каждый вечер. Пока у неё всё было хорошо – ни Якубовская, ни другие ведьмы ей не досаждали. В душе, тем не менее, росла тревога.

…Позвонив как-то в очередной раз, я наткнулся на отключённый телефон, а вечером - на пустую Иркину квартиру с тёмными окнами. Тут я уже не ждал и не трезвонил зря. Сразу позвонил в соседскую дверь.

- А, это Вы! – радостно сказала соседка. – А Иру сегодня в роддом увезли. Поедете навещать? У меня и адресочек на тумбочке специально для Вас лежит.

Я сказал, что поеду, хоть мне и стало не по себе от взгляда соседки – та, по всей видимости, решила, что я и есть отец ребёнка, что именно меня Ирка так долго ото всех скрывала. Ну, и ладно. Почему меня вообще должно волновать её мнение?

«Надо же, - думал я, выруливая через пятнадцать минут на ведущую в направлении роддома дорогу, - а я даже не спросил у Иринки, на каком она месяце. Как-то не до этого было. Цветов купить, что ли? Но я же не отец… А если она неправильно меня поймёт? Кхм. Почему я всегда попадаю в такие глупые ситуации?»

Цветы я так и не купил. Они и не понадобились.

- К кому? – спросила медсестра-регистраторша.

- К Гладышевой… - сказал я и добавил: - Ирине.

- Муж?

- Брат, - соврал я и покраснел.

- Сто пятьдесят рублей, - сказала регистраторша. Я не понял и стоял, как дурак, вопросительно глядя на неё. – Мужчина, думайте быстрее, если хотите успеть до закрытия. Будете платить или нет?

- А… Буду, - я достал кошелёк и отсчитал требуемую сумму. Ничего себе у них тут порядки!

- За бахилы ещё пятьдесят рублей, если свои не принесли, - сказала регистраторша.

Я поднял голову и увидел у неё над бровью большую родинку с торчащим из неё волоском.

***

Ирка лежала в двухместной палате, отвернувшись лицом к стене. Крестик, который я неделю назад повесил ей на шею, валялся на полу рядом с кроватью.

Я кашлянул. Она даже не повернулась.

- Привет, Ир, - сказал я. – Извини, я не знал, что ты… что тебе, ну… Уже время.

- Время умирать… - прошептала она. Я подошёл и присел на кровать.

- Эй… Э-э-эй, ты чего плачешь-то? Что случилось? И где твой…

- Он умер, - спокойным, отстранённым тоном сказала Ирка, но для меня это прозвучало, как гром. – Старая сука убила его прямо у меня в животе.

Я не стал её расспрашивать, убеждать в чём-то. Поднялся, вышел, нашёл дежурную по родильному отделению и задал ей один-единственный вопрос: как умер ребёнок?

- Пуповина вокруг шеи обмоталась, - вздохнула медсестра. – Так иногда бывает.

Так иногда бывает, это правда. Только обычно это вовремя диагностируют и в течение родов стремятся предотвратить удушение. Я знал это, потому что в своё время так родился сам, и бабушка не раз об этом говорила.

…Я не стал возвращаться в Иркину палату – сейчас это бесполезно. Надо ехать домой, хотя домом это проклятое, кишащее ведьмами место назвать сложно. Но я всё равно завёл мотор и поехал – и пока я ехал, в моей голове зрел План.

***

Вы не спите по ночам, старые ведьмы? Вы приходите нас убивать? Ну, так сегодня ночью я тоже не буду спать. Мы поменяемся местами: из жертвы я стану охотником. Из охотниц вы превратитесь в добычу.

Специфика офисной работы, к сожалению, не подразумевает обладание оружием. Достать его в ночном городе без _знакомств_ тоже затруднительно. Но Ирка говорила, в квартире до меня проживало много людей, и некоторые из них забывали увозить с собой вещи. Может, мне повезёт найти оружие где-нибудь в тех шкафчиках/тумбочках, куда я даже не заглядывал?

Я лихорадочно выдвигал ящик за ящиком, начав с ванной комнаты. Маникюрные ножницы… Отлично, пригодятся для взлома замков. Теперь кухня: два тупых ножа. Это вряд ли пригодится. Хотя… С валяющейся тут же точилкой для ножей – возможно. Складываем всё на стол. Где-то в комнате я видел на стене аптечку, в которой… О-о-о! Скальпель, и довольно острый. В комплекте с точилкой для ножей – то, что доктор прописал.

От усталости или от напряжения сегодняшнего дня я мысленно всё прокручивал и прокручивал слова бабушки, которые запомнил на всю жизнь: «…у каждой ведьмы на лице обязательно есть родинка. Большая такая, с волоском. И кем бы ведьма ни обернулась, кем бы ни перекинулась, всегда ты эту родинку разглядишь. Это их чёрт отметил так, чтобы они друг друга узнавать могли…»

А может, эта отметка и вовсе не отметка, а, например, вместилище их колдовской силы? Интересная мысль.

«Ну, ты даёшь, Антон! Колдовской силы!..» - хохотнул внутренний голос, но я упрямо мотнул головой. Я не убийца, и не смогу всадить скальпель им в сердце, даже при том, что они действительно старые ведьмы. Но сделать такую малость – лишить их родинки – да, на это я способен. Проверю… свою теорию. Почему бы и нет? Они этого заслуживают.

***

Большая стрелка на часах приближалась к трём, когда я подошёл к двери Якубовской на четвёртом этаже. Замок поддался с лёгкостью. Ещё полминуты ушло на то, чтобы с помощью ножниц сбросить цепочку, и я, как профессиональный взломщик, проник в обиталище ведьмы.

Неожиданно из темноты с диким мявом выскочила чёрная кошка. Сверкнув на меня глазами, она одним скачком выбралась за дверь и убежала. Несколько мгновений я стоял неподвижно, приходя в себя. Сердце бешено колотилось.

Квартира Якубовской была однокомнатной. Дверь в комнату не запиралась и даже не закрывалась, и я беспрепятственно подошёл к её кровати. К тому времени мои глаза уже привыкли к темноте, и во мраке я различал под одеялом её тушу. Она дышала так тихо и медленно, что мне показалось: я опоздал, и она умерла. Пришлось нагнуться и прислушаться. Да, она была жива.

Я не стал подражать киношным злодеям и героям, которые слишком много болтают перед тем, как расстрелять друг друга. Я сказал всё, что хотел, мысленно, примерился – и аккуратно отхватил родинку над её губой.

Я ждал, что она проснётся и закричит, но этого не произошло. Якубовская всё так же лежала, скрестив на груди руки, и дышала тихо и равномерно. Кровь залила её губы, щёку, подушку, но она не просыпалась.

«Кошка!» - вдруг осенило меня. Ну, конечно, душа ведьмы – если у них вообще есть душа – может оборачиваться кем угодно, чтобы бродить по чужим квартирам. Всё оказалось куда лучше, чем я предполагал. Когда ты вернёшься в своё тело, тебя ждёт большой сюрприз, сука!

Я повернулся и вышел вон.

***

Я порадовался, что Иринка рассказывала мне, кто где живёт – теми вечерами, когда мы говорили по телефону. Иначе как бы я теперь за ночь нашёл их всех?

Климова и Никитина жили на втором этаже. Дверь направо и дверь по центру. Позняк – на первом, дверь налево.

От Якубовской я отправился к Никитиной. На этот раз всё было по-другому. Меня ждали.

Я не подумал о том, что кошка могла предупредить обо мне своих товарок. Но это мне не помешало. Сегодня ночью я был мстителем, а когда и кто мог помешать мстителю свершить правосудие, да ещё и во имя справедливости?

Никитина распахнула дверь, как только я просунул в замок ножнички. Кажется, она собиралась завопить. Или ударить меня. Или проклясть. Я никогда этого не узнаю, потому что я оказался быстрее и схватил её за горло. Мой указательный палец касался жирной уродливой родинки на её подбородке. Пока тощая ведьма пыталась протолкнуть в лёгкие глоток воздуха, я немножко порезал её скальпелем, и коричневый кусочек плоти с колдовской силой упал на коврик перед дверью. А я продолжал душить Никитину, пока она, залитая кровью, не потеряла сознание. Я был вынужден это сделать.

Правда, пощупать пульс, чтобы убедиться в её живости, я не успел. Потому что сзади подкралась Климова.

Она хотела всадить мне в спину нож. Надо признаться, у неё это почти получилось. Уловив движение в тусклом свете лампочки, я обернулся и получил нож в область левой ключицы. Это случилось так быстро, что я даже не почувствовал боли. Мазок стали – и чёрная рукоятка торчит из моего плеча. Удивительно.

Старая ведьма под номером три неподвижно замерла передо мной и ждала, пока я упаду.

Я не упал. Зачем мне было падать, если мишень сама стояла и ждала моих действий? Родинка ярко алела на её переносице. Я улыбнулся и взмахнул скальпелем.

***

Позняк сидела и ждала меня взаперти, как седая, мерзко хихикающая крыса.

- Я вызвала полицию! – сказала она торжествующе, когда я стал открывать замок ножницами. – Они приедут через пять минут! Слышишь? Через пять минут!..

По рукоятке ножа стекала кровь, мешая мне сосредоточиться. Но я по-прежнему не чувствовал боли. Это было хорошо.

«Что мне полиция? – подумал я отстранённо. Страха я не испытывал. – Ей нужно было приехать сюда намного раньше. А теперь я сам как полицейский… Как Декстер».

Она просунула со своей стороны ключ в замок и крепко держала его. Я вздохнул. Проклятая кошка! Дверь придётся выбивать.

Когда я встал, в голове зашумело. Я услышал, как глухими толчками бьётся моё сердце, и кровь пульсирует по венам, находя выход в той точке, откуда торчал нож. Ничего, я справлюсь. Я – положительный герой, а они всегда добиваются своего.

Даже если при этом умирают.

Дверь поддалась с третьего раза – при этом Позняк с воплем вылетела на кухню и сидела там, грозя мне карами в лице милиции-полиции, судом и Бог знает чем ещё. Я вышиб и эту дверь – уже легче, с первого раза. Я загнал старуху в угол и пытался заставить её стоять спокойно, чтобы срезать с кончика её длинного носа бесцветную родинку, больше похожую на бородавку.

А она никак не желала стоять спокойно. Она ухватилась за рукоятку ножа и выдернула его из меня. На мгновение мне показалось, что вокруг вспыхнули и погасли звёзды. Запоздалая боль почти заставила меня потерять сознание.

Последняя старая ведьма снова всадила в меня нож. Ещё раз. Ещё… К счастью, пока она была занята, я сосредоточился – может быть, в последний раз, - и вместо родинки отрубил её нос целиком. Она завопила, зажимая лицо руками, а я стоял, прислонясь к стенке, и чувствовал боль и слабость. Ноги держать отказывались, пришлось медленно сползти на пол, в сидячее положение.

За окном я услышал вой сирен: полиция или скорая? Неважно…

Совсем некстати вспомнилась медсестра-регистраторша с родинкой над бровью и все остальные ведьмы, которых я успел встретить за свою недолгую жизнь.

Клонило в сон…

«Если выживу, - подумал я, - всех вас найду и обезврежу, одну за другой. Честное слово».

…А потом наступил

Конец.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив