Рейды ICE против иммигрантов и «бунт против ловцов рабов» 1854 года в Вустере

Конкретнее, «бунт против ловцов рабов» 1854 года в Вустере вспоминается из-за сообщения в СМИ от 22 января. Согласно отчету, «транспортный отдел государственных школ Вустера разослал служебную записку, в которой водителям автобусов предписывалось отказываться пускать агентов иммиграционной и таможенной полиции, которые могут ждать на автобусных остановках».

В памятке для водителей автобусов говорится: «Недавно было распространено уведомление о возможном присутствии агентов ICE (Иммиграционной и таможенной полиции) на автобусных остановках. Если вам известно о наличии агентов на остановке, НЕ выпускайте ни одного ученика из автобуса и немедленно свяжитесь с транспортным офисом.»

21 января начальница школы Вустера Рэйчел Монаррес разослала письмо, в котором утверждалось, что «Мы не спросим об иммиграционном статусе семей» и «Мы не будем координировать свои действия с ICE».

Конечно, нельзя рассчитывать на то, что должностные лица школ Вустера будут придерживаться своих позиций. Губернатор Массачусетса, демократ Мора Хили, уже капитулировала перед гнусной кампанией Трампа.

Тем не менее, возрождение революционных демократических традиций Америки среди масс людей в Массачусетсе и других местах неизбежно. Попытка навязать авторитарное правление в интересах горстки олигархов рано или поздно столкнется с массовым сопротивлением.

В этом контексте, кажется, полезно вспомнить события 1854 года более подробно.

Плакат от 24 апреля 1851 года, предупреждающий небелых Бостона

Инцидент в Вустере произошел в рамках более широкого конфликта между тем, что было известно как «власть рабовладельцев» на Юге, и ее северными и федеральными правительственными сообщниками, а также растущим народным сопротивлением рабству и Закону о беглых рабах в частности.

Как отметил историк Джеймс Макферсон, "По всем вопросам, кроме одного, южане довоенного периода выступали за права штата и слабое федеральное правительство. Исключением был закон о беглых рабах 1850 года, который давал национальному правительству больше полномочий, чем любой другой закон, принятый Конгрессом. («Боевой клич свободы: эпоха гражданской войны»)"

Закон о беглых рабах, часть жалкого Компромисса 1850 года, принятый Сенатом 27-12 и Палатой представителей 109-76 и подписанный президентом Миллардом Филлмором 18 сентября 1850 года, как объясняет Макферсон, возлагал бремя доказывания на захваченных чернокожих, но не давал им никаких юридических полномочий доказывать свою свободу. Вместо этого истец мог привести предполагаемого беглеца к федеральному комиссару (новый офис, созданный законом), чтобы доказать право собственности с помощью аффидевита из суда рабовладельческого штата или показаний белых свидетелей.

Если комиссар принимал решение против истца, он получал гонорар в размере пяти долларов; если в пользу — десять долларов. Это положение, якобы оправданное бумажной работой, необходимой для задержания беглеца на Юге, стало печально известным среди аболиционистов как взятка для комиссаров. Закон 1850 года также требовал от маршалов и заместителей США помогать рабовладельцам захватывать их собственность и штрафовал их на 1000 долларов, если они отказывались. Он уполномочивал маршалов приказывать гражданам на месте для оказания помощи в захвате беглеца и налагал суровые уголовные наказания на любого, кто укрывал беглеца или препятствовал его поимке. Расходы на поимку и возвращение раба должно было нести федеральное казначейство.

Сопротивление чернокожих и аболиционистов позорно известному акту привело к многочисленным стычкам в Бостоне с администрациями Филмора (1850–1853) и Франклина Пирса (1853–1857) из-за беглых рабов. К ним относятся случаи Уильяма и Эллен Крафт, которых успешно защитили антирабовладельческие силы в 1850 году и посадили на корабль в Англию; Шадраха, которого группа чернокожих спасла от федеральных маршалов и доставила по подземной железной дороге (сеть аболицонистов)  в Канаду в 1851 году; и 17-летний Томас Симс, которого схватили и вернули в рабство, также в 1851 году. Протесты и массовые акции в защиту схваченных рабов происходили во многих других местах, включая известные Сиракузы, штат Нью-Йорк, в 1851 году и Милуоки в 1854 году.

Самое крупное и насильственное противостояние, которое, очевидно, помогло разжечь народную ярость, вспыхнувшую в октябре 1854 года во время бунта против ловцов рабов в Вустере, произошло в Бостоне в связи с судьбой, как отмечалось выше, беглого раба Энтони Бернса. Его арест в мае 1854 года побудил аболиционистские силы в Массачусетсе к действиям. Местный антирабовладельческий комитет бдительности организовал встречу в Фанел-холле (известном своей связью с Американской революцией), на которой было постановлено, что «сопротивление тиранам есть повиновение Богу».

На этой встрече, как отмечает историк Бренда Уайнэппл в книге «Белая жара», голос лидера аболиционистов Теодора Паркера «раздался в переполненном и душном зале. «Я люблю мир. Но есть средство, и есть цель; Свобода — это цель, и иногда мир — не средство для ее достижения».

Макферсон рассказывает, что, подкрепляя слова действием, группа аболиционистов двух рас во главе с тридцатилетним священником-унитарианцем (религия, признающая все религии как единую) Томасом Уэнтвортом Хиггинсоном попыталась спасти Бернса, напав на здание суда с топорами, револьверами и тараном. Хиггинсон и чернокожий мужчина прорвались через дверь, но были отброшены назад помощниками маршалов, когда раздался выстрел, и один из помощников упал замертво.

(Генри Дэвид Торо впоследствии похвалил Хиггинсона как «единственного представителя Гарвардского Phi Beta Kappa, унитарианского священника владеющего семи языками, который возглавил штурмовой отряд против федерального бастиона с тараном в руках», в то время как Ральф Уолдо Эмерсон отметил в своем журнале в ответ на попытку Хиггинсона: «Свобода агрессивна».)

Макферсон продолжает: После обращения за помощью президент Пирс приказал нескольким ротам морской пехоты, кавалерии и артиллерии отправиться в Бостон, где они присоединились к ополчению штата и местной полиции, чтобы поддерживать мир, пока федеральный комиссар определял судьбу Бернса. «Понести любые расходы», — телеграфировал Пирс окружному прокурору в Бостоне, «чтобы обеспечить исполнение закона». … 2 июня войска провели Бернса к пристани по улицам, заполненным угрюмыми янки, стоящими перед зданиями, задрапированными в черное, с американским флагом, висящим вверх ногами, и церковными колоколами, звонящими панихиду по свободе в колыбели Американской революции. За 100 000 долларов (что эквивалентно, возможно, двум миллионам долларов 1987 года) администрация Пирса поддержала величие закона.

Другой историк замечает, что "По всему штату [Массачусетс] звонили церковные колокола, а на деревенских лужайках сжигали изображения президента Пирса и комиссара США. В городе [Бостоне] пятьдесят тысяч зрителей шикали и кричали: «Позор!» … «Это была самая грустная неделя, которую я когда-либо прожил», — сказал [аболиционист] Уэнделл Филлипс. «Тогда я не мог думать об общем деле, настолько грустными [были] умоляющие глаза жертвы". («Опережая свое время – Эбби Келли и политика антирабовладения», Дороти Стерлинг)

В своей книге «Белый жар», в которой рассказывается об отношениях Хиггинсона и поэтессы Эмили Дикинсон, которые были в переписке и литературными компаньонами, Уайнэппл пишет, что первый вернулся в Вустер, где он жил,

утешая себя тем, что провал спасения вызовет возмущение среди колеблющихся антирабовладельцев. Так и произошло. «Однажды мы легли спать старомодными, консервативными, вигами Союза компромиссов», – сказал текстильный фабрикант Амос Адамс Лоуренс, – «а проснулись совершенно безумными аболиционистами». Борьба с рабством теперь превратилась в вооруженное восстание. «Антирабовладение в Массачусетсе сильно отличается от антирабовладения в Нью-Йорке или Пенсильвании», – с тревогой заметил один гражданин; «это фанатизм и радикализм». Но Хиггинсон был доволен. «Эта атака была великим делом для свободы и отзовется эхом по всей стране», — сказал он матери.

Эпизод, произошедший примерно четыре месяца спустя в Вустере, был сформирован не только непосредственными событиями в Бостоне, какими бы захватывающими и яростными они ни были. История и характер этого небольшого города имели некоторое отношение к интенсивности событий октября 1854 года.

Проволочные заводы Икабода Уошберна, в конечном итоге крупнейшие в США, около 1830 года (Музей Вустера)

В Вустере была молодая и беспокойная рабочая сила, созданная благодаря развитию — в частности, во второй четверти XIX века — хлопчатобумажных, шерстяных и бумажных фабрик, обувных фабрик, механических мастерских, литейных и каретных заводов. Между 1790 и 1860 годами население города выросло с 2100 до 25 000 человек, увеличившись в 12 раз. 1840-е годы стали свидетелями значительного экономического подъема, а также вовлечения местных рабочих в движение за 10-часовой рабочий день. Первый профсоюз, Союз литейщиков (квалифицированных рабочих, ответственных за создание форм, используемых при литье металла в литейных цехах), появился в следующем десятилетии. «Тысячи людей устремились из сельской местности, чтобы воспользоваться новыми возможностями. Фабрики и доходные дома выросли как будто за одну ночь». (Музей Вустера) Фабрики и заводы также привлекали иммигрантов из-за рубежа и Канады, в основном ирландцев, шотландцев, франко-канадцев, немцев и шведов до Гражданской войны.

Однако, как отмечает историк Джесси М. Родрик, Вустер был известен не только своим производством. Рост города способствовал богатой культурной жизни, и у него были экономические средства для строительства залов, отелей и различных учреждений, необходимых для приглашения ораторов и проведения мероприятий. … Округ Вустер, по сути, был единственным округом свободной земли в Массачусетсе и одним из трех округов свободной земли на всем Северо-Востоке. В 1854 году здесь была сформирована Республиканская партия Массачусетса. Политическая оппозиция этих партий расширению рабства в сочетании с радикальной агитацией аболиционистов заставила одного наблюдателя заметить, что Вустер был известен как одно из самых антирабовладельческих сообществ в Америке.

Присутствие Хиггинсона в Вустере и его роль как в бунте Бернса в июне 1854 года, так и в последовавших за ним событиях в октябре были не случайны. Он стал пастором «ревностно антирабовладельческой» церкви Вустера в 1852 году, был привлечен аболиционистскими настроениями города и, в свою очередь, углубил их. Позже он был одним из Тайной шестерки, которая финансировала рейд Джона Брауна в 1859 году на Харперс-Ферри, Вирджиния (ныне Западная Вирджиния).

Вустер также был домом для Эбби Келли Фостер, квакерши и неутомимой противницы рабства. Она могла быть пацифисткой, но не пассивной. «Наша революция, а не реформа. Мы обдумываем полное уничтожение нынешнего Национального правительства и Союза», — заявила она в речи 1857 года. Келли Фостер была твердой сторонницей равенства всех людей, независимо от цвета кожи или пола. Ее биограф предполагает, что она «вероятно, проехала больше миль в фермерских фургонах, дилижансах и поездах, провела больше часов на платформе, чем любой другой оратор, выступавший против рабства [включая компанию Фредерика Дугласа]», по всему Северу, от Массачусетса до Мичигана.

Лидер аболиционистов Уильям Ллойд Гаррисон назвал Келли Фостер «самой упорной, самой самоотверженной, самой энергичной, самой достойной» из людей и «моральной Жанной д'Арк мира». Хотя она была «непротивленкой», она с трудом сдерживала свое восхищение Джоном Брауном и его попыткой спровоцировать восстание рабов в 1859 году. «Джон Браун сознательно верил в правомерность использования меча», — пояснила она. «Все, что мы можем сказать людям, это «Противостойте рабству всей своей душой и силой и используйте такие средства, которые вы можете сознательно и эффективно принять». Хиггинсон, Келли Фостер и их единомышленники, в свою очередь, были частью широкого политического культурного движения, достигшего своего пика в предреволюционное десятилетие 1850-х годов, движения, чьи художественные философские выражения литературный критик Ф.О. Маттиссен в совокупности назвал «Американский Ренессанс»:

В полувеке 1850-55 гг. появились «Представители людей» [Ральфа Уолдо Эмерсона] (1850), «Алая буква» [Натаниэля Готорна] (1850), «Дом о семи фронтонах» [Готорна] (1851), «Моби Дик» [Германа Мелвилла] (1851), «Пьер» [Мелвилла] (1852), «Уолден» [Генри Дэвида Торо] (1854) и «Листья травы» [Уолта Уитмена] (1855). Вы можете изучить всю остальную американскую литературу, но не сможете собрать группу книг, равных этим по жизненной силе воображения. (Американское Возрождение: Искусство и творчество в эпоху Эмерсона и Уитмена)

Маттиссен также мог бы упомянуть чрезвычайно популярную, хотя и не столь эстетически возвышенную, «Хижину дяди Тома» (1852) Гарриет Бичер-Стоу, а также почти полностью неизвестные тогда произведения талантливой Эмили Дикинсон, впоследствии подруги Хиггинсона, которая работала в безвестности в 1850-х годах и, по сути, опубликовала всего 10 стихотворений при жизни.

Эбби Келли Фостер, ок. 1846

Событием, которое глубоко потрясло и возмутило все антирабовладельческие силы в 1854 году, стало принятие Конгрессом Закона Канзас-Небраска, разработанного сенатором-демократом Стивеном А. Дугласом. Как пояснил WSWS, этот акт

отменил Миссурийский компромисс 1820 года, который запрещал прием рабовладельческих штатов выше линии широты 36° 30’. Акт признал территории Канзаса и Небраски и позволил жителям голосовать за установление рабства в соответствии с доктриной «народного суверенитета». Это решение привело к тому, что стало известно как «Кровоточащий Канзас», гражданской войне перед Гражданской войной, в которой сторонники рабства пытались терроризировать антирабовладельческое большинство на территории Канзаса, но столкнулись с яростным сопротивлением со стороны аболиционистов, включая Джона Брауна.

Аболиционисты в Массачусетсе, замечает Wineapple, ответили на насилие в поддержку рабства в Канзасе:

В Вустере, например, друг Хиггинсона Эли Тайер (человек, больше хвастающийся, чем действующий, как позже заметил Хиггинсон) мог основать Компанию помощи эмигрантам Новой Англии, чтобы снабжать направляющихся в Канзас поселенцев едой и одеждой, рекламируя территорию как хорошее место для жизни, но Теодор Паркер отправлял им винтовки и шестизарядные револьверы в коробках с надписью «Библии».

Эти различные факторы и течения, взятые вместе, объясняют, как вышло, что, когда маршал США Бутман прибыл в Вустер 28 октября 1854 года, сцена была готова для жестокого противостояния. Чиновник, о котором идет речь, очевидно, охотился за беглым рабом Уильямом Дженкинсом, который теперь работал парикмахером в центральном городе Массачусетса. Но хищник быстро стал добычей.

Новостной репортаж, опубликованный 31 октября в Worcester Daily Spy (названный в честь издания времен Войны за независимость, посвященного бдительности в отношении британцев), дает самое живое изложение фактов. Мы будем полагаться на его предположительно очевидцев.

«В Вустере большое волнение! Похититель почти похищен!! СОЮЗ ПОД УГРОЗОЙ», — гласил заголовок статьи.

«В субботу вечером [28 октября]», — начиналась статья, — «печально известный похититель Эса О. Бутман из Бостона, который покрыл свое имя позором, взяв на себя руководство похищением [беглых рабов] Шадраха, Симмса и Бернса на свободной земле Массачусетса, прибыл в этот город и принял груз в Американском доме трезвости».

Репортер Spy объяснил, что местный антирабовладельческий комитет бдительности был уведомлен на следующий день «о присутствии похитителя» членом бостонского комитета бдительности.

Сразу же были выпущены листовки, предупреждающие цветное население об опасности, а планы и цели негодяя стали главной темой разговоров по всему городу. Было установлено, что он [Бутман] консультировался с одним из полицейских города, и что связь с другими местами поддерживалась по телеграфу. Он также советовался с двумя или тремя юристами того же толка, что и он сам, которые оскорбили сообщество, пройдя с ним по улицам рука об руку.

Отряд Маршала с Энтони Бернсом двигался по Стейт-стрит в Бостоне в июне 1854 года

Силы комитета бдительности выставили часовых вокруг отеля Бутмана, но никаких беспорядков не было, за исключением, возможно, случайного звонка в колокольчик дома, который привлек хозяина к двери, достаточно долго, чтобы провести переговоры с посторонними или обменяться любезностями. Ближе к утру, во время одной из таких бесед между хозяином и населением, Бутман, который не осмелился уйти на покой, начал немного волноваться и вытащил пистолет из кармана, угрожая смертью и уничтожением своим противникам.

Этот безрассудный поступок привел к аресту Бутмана по обвинению в ношении скрытого оружия и его взятию под стражу.

Утром [понедельник, 30 октября] новость об аресте распространилась по городу, и сотни людей оставили свои обычные занятия, чтобы мельком увидеть человека, столь отмеченного в анналах бесчеловечности и преступлений. В обычный час открытия суда Бутман был доставлен. … После краткого слушания … по просьбе адвоката заключенного дело продолжалось в течение двух недель. … Толпа все это время увеличивалась. Зал суда был переполнен людьми, и снаружи собралось довольно много людей. Свободно использовалась подстрекательская лексика, и выкрики насмешек, и громкие возгласы, такие как «выведите похитителя», «убейте негодяя» и т. д., были нередки.

Мистер Бутман умолял о помощи городского маршала Бейкера, и этот джентльмен, из жалости к его плачевному состоянию, предложил ему свою личную комнату в качестве убежища в северо-восточном углу здания. Толпа выразила значительное возмущение против маршала Бейкера, и этот офицер вышел на ступеньки, чтобы увещевать против беспорядков, но, по-видимому, безрезультатно. Вскоре после этого мистер Бейкер вышел из дома по какому-то делу, оставив нескольких полицейских на дежурстве у входа, но не успел он этого сделать, как дверь его кабинета открыла передовая часть банды из шести или семи цветных мужчин, которые все ворвались внутрь, и один из них нанес Бутману удар по его ящику знаний, который сбил его на землю. Маршал Бейкер в этот момент вернулся в свою комнату, схватил нападавшего на мистера Бутмана и пленил.

Бутмана и цветного мужчину затем заперли в кабинете маршала вместе, а одного или двух граждан поставили на стражу внутри, в то время как маршал снова вышел, чтобы успокоить волнение и присмотреть за толпой. Пока он был занят исполнением своего долга, как хранитель общественного порядка, снаружи послышался крик, и вскоре было обнаружено, что чернокожий, нападавший на Бутмана сбежал через окно, отпрыгнув на расстояние около десяти или двенадцати футов (3-3,5 метра), на тротуар.

В конце концов, было решено проводить Бутмана на железнодорожную станцию. Однако многие из сопровождающей толпы из примерно 600 человек продолжали попытки атаковать и ударить объект ненависти. Местные аболиционисты, включая Стивена С. Фостера (мужа Эбби Келли Фостер) и Хиггинсона, не желая видеть Бутмана убитым на месте, предоставили эскорт.

На всем протяжении маршрута цветные мужчины и другие предпринимали безуспешные попытки вырвать Бутмана из рук его эскорта, но они отчаянно оборонялись и с помощью нескольких полицейских Вустера и других граждан им удалось с помощью больших усилий частично сдержать толпу. Однако время от времени яйцо разбивалось о лицо и голову беглеца, и как раз на углу улиц Трамбулл и Фронт-стрит, мощный негр сумел нанести сокрушительный удар за левым ухом Бутмана, от которого тот пошатнулся, как пьяный. …

Возбуждение все время нарастало, и к тому времени, как толпа достигла депо Западной железной дороги, собралось более тысячи человек. Затем выяснилось, что вагоны уехали, и тут возникла неожиданная дилемма. Были высказаны различные предложения по избавлению от похитителя. Некоторые говорили «убить его» и избавить его от страданий, в то время как другие советовали уехать на по рельсам или на специальном паровозе из города.

Бутмана тем временем «складировали» в отхожем месте депо, все еще подвергая опасности свою жизнь, пока нанимали конный экипаж. Наконец, Фостер вышел вперед и заявил толпе, что мистер Бутман торжественно обещал, что он уедет и никогда больше не приедет в Вустер, если его сейчас оставят в покое. Он [Фостер] сказал, что такое обещание было победой, одержанной ради свободы, и он надеется, что никто не омрачит триумф никакими дальнейшими актами насилия.

Это, «казалось, отчасти успокоило возбужденную толпу», но даже после этого, как только открылась задняя дверь, с помощью которой защитники Бутмана надеялись доставить его в фургон, на мистера Бутмана снова набросилась группа разъяренных негров, и он получил еще один сильный удар по голове и один или два пинка сзади; но его, наконец, затащили в фургон. Лошадь оказалась норовистой и не хотела тронуться с места; и поскольку задержки становились опасными, по приказу маршала был доставлен экипаж, и в него втолкнули бедного, жалкого, униженного, опустившегося и дрожащего белого беглеца, а преподобный мистер Хиггинсон сел рядом с ним.

«Мы верим», — заключила газета, — «что Бутман сдержит свое слово «никогда больше не возвращаться в Вустер». Если он не уважает свое слово, как говорят некоторые, мы надеемся, что физический страх побудит его держаться на расстоянии».

Это была последняя попытка обеспечить соблюдение Закона о беглых рабах в штате Массачусетс. Вторая американская революция, Гражданская война, разразилась шесть с половиной лет спустя. Около 13 000 солдат из Массачусетса погибли в кровавом конфликте, 8 процентов от числа завербованных, включая многих солдат полностью черного 54 Массачусетского пехотного полка, и еще тысячи были ранены.

«Помни, что для нас», — однажды написал Хиггинсон другу, которого рабство волновало меньше, чем его, — «борьба с рабством — это дело смертельной серьезности, которое сегодня стоит нам репутации, а завтра может стоить нам жизни». Эти традиции и чувства будут возрождены в наше время в других условиях и с другими целями, но с той же глубиной ненависти к несправедливости и готовности приносить жертвы.

Статья на английском https://www.wsws.org/en/articles/2025/02/10/ohhx-f10.html