РАССЛЕДОВАНИЕ В БРАЙТОНЕ. ФИНАЛ
roman_rostovcev — 25.12.2023
Постоянные читатели моих рассказов хорошо знакомы с привычкой Шерлока Хомса раскрывать тонкости своего дедуктивного метода лишь после окончания расследования. Этот ритуал хорошо известен всем верным почитателям моего скромного таланта. Парадоксальные, но безошибочные выводы великого сыщика кажутся очевидными и даже банальными лишь после его скрупулёзных разъяснений, и ни я, ни большинство моих читателей, как правило, не были способны их предвосхитить до самого финала. Так случилось и в этот раз.
— Скажите, Шерлок, как Вы догадались, что Зимин покончил с собой? Ведь все улики указывали на убийство, лишь слегка замаскированное под самоубийство.
— Это элементарно, дорогой друг, — ответил мне Шерлок, попыхивая своей неразлучной трубкой. — Если Вы помните, Эйке был убит ударом в правый висок. Следовательно, с большой долей вероятности, его убийца был левшой, как и Зимин. С убитым он находился в чрезвычайно конфликтных отношениях, связанных с не возвратом крупного долга. Это обстоятельство уже само по себе дало основание мне включить в число подозреваемых в убийстве Эйке именно Авдея Саввича Зимина.
— Удивительно, что я сам об этом не подумал! — воскликнул я, поражаясь столь очевидному и простому выводу, тем не менее не пришедшему мне в голову.
— Далее, сделав вывод о том, что Эйке не грабил Зимина, не покидал Брайтон и не отвозил улик в свою лондонскую квартиру, я попытался понять, кто именно мог эти улики так удачно скомпоновать. Как Вы помните, предполагаемому убийце пришлось бы ради сбора такого комплекта улик обшаривать весь дом Зимина, хотя никакой ценности похищенные из дома предметы не представляли. Всё их назначение сводилось к тому, чтобы выставить Эйке убийцей, только и всего.
— И Вы решили, что самым очевидным подозреваемым в фабрикации улик является сам Зимин?
— Этот вывод напрашивается сам собой. Зимин решил подбросить Эйке портсигар, поскольку этот предмет безусловно принадлежал ему. Но портсигар мог быть банально вытащен из кармана пальто карманником. Поэтому Зимин добавляет иконку, свидетельствующую о том, что убийца был в его доме. И, наконец, материалы своего иска к «НАШИМ», чтобы дать полиции мотив. При этом, он вдобавок намекает на причастность «НАШИХ» в своей предсмертной записке и выкладывает на видное место экземпляры этих журналов. Это создаёт видимость завуалированной угрозы остальным кредиторам журнала.
— А блестящее разоблачение Степановой? Этот отпечаток пальца на портсигаре действительно оставила русская актриса, когда отвозила улики на квартиру Эйке?
— Не думаю, Ватсон. Отпечаток пальца на портсигаре я оставил сам, левым мизинцем, чтобы создать у Степановой впечатление, что у нас есть доказательство её причастности к делу. Здесь я просто сделал смелую догадку: ведь Степанова была любовницей Зимина, естественно, что он обратился к ней. А для самой Степановой получение страховой суммы было делом не только выгоды, но даже жизни и смерти: вряд ли революционеры простили бы ей потерю такого куша!
— Блестящий анализ, Холмс! И при этом совершенно очевидные выводы, — не смог сдержать я своего искреннего восхищения.
— Передав Степановой улики, Зимин оставляет в квартире «следы» недавнего пребывания некого гостя, передвигая кресло от журнального столика к стене. Картина преступления готова, осталось лишь сделать последний выстрел.
— А как же следы от горящей сигары на сорочке и груди Зимина?
— Их сделал сам Зимин. Ему нужно было замаскировать ожог от пороховых газов, доктор. Но поскольку даже этого было достаточно для облапошивания наивного Лейстреда, Зимин просит Степанову позвонить мне.
— Видимо, Зимин действительно был давним поклонником Вашего таланта, — задумчиво произнёс я.
— Скорее Вашего, дорогой доктор. Вспомните, что Зимин сам перевёл для «НАШИХ» Ваш рассказ о загадке Торского моста. В этом рассказе я тоже расследую самоубийство, замаскированное под убийство. Из него Зимин и почерпнул идею для своего собственного трюка.
— Но как тогда объяснить яростное сопротивление «товарища Кахи» на Калверт-роуд? Этого кавказского боевика смог утихомирить только бронеавтомобиль!
— Видите ли, Ватсон, российские революционеры зачастую оказывают услуги обеим сторонам: и полиции, и революционерам. Когда мы явились к Эпштейну с расспросами, он без колебаний сдал нам своих товарищей по редакции. Однако сразу после нашего ухода Эпштейн известил «товарища Каху» о предстоящем визите полиции в квартиру Эйке. Для нас же Эпштейн заранее выдумал историю о визите «товарища Кахи» к нему за ключом от этой квартиры.
— Но зачем, Холмс?
— Товарищи не могли бы поставить в вину Эпштейну, что он навёл полицию на квартиру Эйке. Ведь он их честно и заблаговременно обо всём предупредил. А мы бы не смогли ни в чём обвинить Эпштейна, если бы застали «товарища Каху» прямо в квартире. Ведь со слов Эпштейна, Каха уже и сам собирался с визитом на Калверт-роуд. В результате «товарищ Каха» срочно явился на квартиру, чтобы до предстоящего обыска забрать из неё оружие, бомбы, или нелегальную литературу. Да и мало ли что может храниться на явке революционеров! Завидев констеблей Хопкинса, Каха открыл по ним ураганный огонь, что вполне объяснимо: у русских революционеров не принято сдаваться полиции живыми.
— Каков же мерзавец этот Эпштейн! Удивительная низость с его стороны послать нас прямо под пули. К счастью во время осады никто не пострадал...
— Вы забыли о том, что преступником был тяжело ранен инспектор Хопкинс! Врачи до сих пор борются за его жизнь. А ведь Хопкинс не забыл о Вас при взрыве «бомбы» в ювелирной мастерской! Помните, мы с Вами расследовали дело о краже в доках и нарвались на грабителя, бросившего нам под ноги свёрток с зажженным фитилём? Инспектор не знал о том, что это была просто дымовая шашка и рискнул жизнью ради Вашего спасения. Так что и Вы не забывайте о Хопкинсе, дорогой друг!
Сам Шерлок Холмс никогда не забывал оказанных ему услуг, не раз справедливо упрекая меня в такой позорной забывчивости!
Post scriptum
Спустя несколько дней окончательного закрытия дела о самоубийстве русского купца, в особое отделение королевской клиники на Чаринг-кросс поступил новый пациент. Это был Рафаил Эпштейн, русский общественный деятель, издатель популярного журнала и старый каторжанин времен русского царя Александра III. Достойного старца избили в районе лондонских доков какие-то совершенно неизвестные мне хулиганы. Отцу русской демократии они сломали ногу, руку и два ребра, подкараулив его поздним вечером после лекции на тему «Революционная этика и мораль», данной Эпштейном в портовом профсоюзном клубе . Чтобы облегчить страдания несчастного, я вколол ему двойную дозу морфия, причем совершенно безвозмездно.
Ибо, как говорится, отвечай добром на добро, и количество добра в мире удвоится.
КОНЕЦ
|
|
</> |
Блюз концерты в Санкт-Петербурге и поэзия городских улиц 
Хозяин кладбища. 
Домашнее-вечернее\\Коммуникативное 
О парке львов "Тайган". Дополнения от комментаторов 
Артек — всё мимо... 
Почему птицы поют по утрам 
Калининград, ставший центром туризма. 
Головное электросудно проекта «Москва 2.0» спущено на воду на верфи Emperium в 
Культурный четверг 
