Раритет - существительное неодушевленное

goodpeople — 01.05.2017 Сегодня прочитала в The Village интересную статью с интервью трех столетних женщин: Петербурженки 1917 года рождения.
И подумала, что пока им не исполнилось столько лет, никто и не думал брать у них интервью, интересоваться событиями их жизни в далекой юности и молодости. Вот выразительное фото оттуда.



Когда я нахожу в домашних бумагах старые письма довоенной поры, или поздравительные открытки какого-нибудь 1894 года, или путевой дневник дедушки, я с трепетом читаю эти реликвии, для меня это живая, реальная история, написанная людьми моей крови. И мне так жаль, что нет уже никого, кто мог бы пролить свет на непонятные моменты или факты их биографий.

Но вот парадокс: ни разу при жизни моих бабушек и дедушек я не попросила их рассказать о событиях их детства и молодости. А ведь могла бы, последняя моя бабушка умерла, когда мне было уже 23.

Более того, все, что я знаю о детстве и молодости своих родителей – из каких-то их разговоров с друзьями. Ни разу я не села с ними за стол с тетрадкой и не попросила их: а расскажите мне все-все о себе со всеми подробностями. И я так примерно знала, казалось мне. И мне все время было некогда, настоящее сжирало мое время и мой мозг и вытесняло этот вопрос на какой-нибудь десятый план.

Так я и не знаю, почему моя бабушка в 20 лет запечатлена на фото с короткой стрижкой, лихо повязанной косынкой и с папиросой в зубах. Я помню ее многочисленные мундштуки в своем детстве, ни одна женщина в моем окружении не курила, кроме бабушкиной же сестры, и я видела, что обе они были людьми с совершенно свободной волей, я это чувствовала. Но так и не удосужилась выяснить, кто их родители, где их косы и что это был за семейный уклад, в котором девочкам не полагались платья с рукавами «фонарик», а полагались папиросы.
Но тогда бабушка была моим настоящим, данностью, и никаких вопросов не вызывала. Зато сейчас у меня много к ней вопросов.

Это я к тому, что прошлое тоже имеет выдержку, как и коньяк. Чем оно дальше, тем ценнее и любопытнее для нас. Любая вещь, которой 100 лет, имеет для нас совершенно другое духовное наполнение, чем такая же, но купленная недавно.

Но почему? Почему стул, которые наши прадеды купили в какой-нибудь провинциальной мебельной мануфактуре купца Петрухина, теперь уже не рядовой предмет ширпотреба того времени, а артефакт, раритет и ценное свидетельство. И мы смотрим на него абсолютно другими глазами, чем на стул, который купили вчера в мебельном салоне, хотя он, объективно, ничем не хуже.

Какая-нибудь фитюлька, которой 500 лет, может просто подавить нас своей исторической ценностью, оставаясь по сути фитюлькой. Я примерно знаю, почему, но все равно, это удивительно.

Люди уходят, а мифы о них растут и интригуют нас. И вещи этих людей растут и выходят за рамки просто вещей. Они тоже становятся мифом.

Кстати, можно уже сейчас учесть это обстоятельство, и объяснить детям, почему мы не выбрасываем этот дебильный бабушкин шкаф со скрипучими дверцами и старый сервант эпохи брежневского застоя)

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив