Радость быть Дживсом

magman67 — 18.05.2025 Чему Вудхауз научил меня о жизни

Стивен Фрай, The Sunday Times сегодня.

Я бы сказал, что определяющей характеристикой П. Г. Вудхауза был его профессионализм, и это могло бы показаться довольно скучным. Сам человек, который знал, чего ждут от авторов, привык извиняться за детство, которое было «таким же нормальным, как рисовый пудинг», и за жизнь, которая состояла не более чем из «сидения перед пишущей машинкой и небольшого количества ругательств». Но спустя 50 лет после его смерти в возрасте 93 лет, с рукописью на коленях, его репутация взлетает так же высоко, как и прежде.




Продукт такого усердия и усилий, почти сотня книг, превзошла любой намек на медлительность или прозаичность, которые могла бы предложить эта железная дисциплина и преданное усердие. Действительно, с его жизни и до наших дней он и его произведения были более чем восхищены, они были почитаемы: «Величайший из ныне живущих прозаиков», «глава моей профессии», «лучший писатель английского языка из ныне живущих», «мастер английской прозы». Если вы никогда не читали Вудхауза, вас можно простить за то, что вы моргнули в недоумении от таких панегириков, которые расточали «простому» комическому писателю такие гранды, как (соответственно) Комптон Маккензи, Ивлин Во, Хилэр Беллок и Сьюзан Хилл.



Почему столь экстравагантная похвала юмористу? И тому, чья среда была средой межвоенного периода клубов и сельских поместий, населенных болтливыми глупыми ослами в гетрах и моноклях?

Правда, на первый взгляд, мир Вудхауза кажется застрявшим во времени — времени, которое, как мы вполне могли бы подумать, уже истекло. Его властные тетки, суровые дворецкие с глазами цвета крыжовника, неодобрительные дядюшки, спортивные молодые девушки, аккуратные молодые люди, которые швыряют булочки в клубных столовых, но краснеют и заикаются в присутствии противоположного пола, — все это можно считать доказательством того, что человек застрял в постоянном детстве, взгляд, подтвержденный Джорджем Оруэллом primus inter pares. (Правильная ли это фраза, Дживс? «Совершенно верно, сэр. Хотя общепринятый английский эквивалент „первый среди равных“, возможно, тоже сойдет». Спасибо, Дживс.) Как отметили многие, Вудхауз так и не вырос, создав свой мир и мировоззрение, как выразился Во, «Эдемом до падения».




Верная пишущая машинка Вудхауза Royal щелкала и клацала с эпохи Эдварда вплоть до 1970-х годов, и всё же во всем его каноне целое столетие экзистенциальной социальной и технологической трансформации более или менее игнорируется. Вудхаузовский пузырь времени и места может включать такси и двухместные автомобили, граммофоны, телеграммы и телефоны, но, например, не упоминается ни одна из двух потрясших землю мировых войн, которые разразились прямо в середине его долгой карьеры.

Землевладельцам разрешено ворчать о подоходном налоге. Кабинет министров, епископов и магистратов, одного нелепого фашистского лидера и горстки ярых коммунистов из Уголка ораторов дозволены роли напыщенных, суетливых любителей испортить веселья. Но темные тучи истории и социальные, расовые и сексуальные потрясения никогда не нависают над синими небесами рая Вудхауза до грехопадения. Кровати предназначены для того, чтобы прятаться под ними и расставлять ловушки, полиция существует для того, чтобы с них снимали каски.

Итак, у нас есть мир глупых людей, ведущих себя глупо, мир фарсов, разыгрываемых в фэнтезийных мирах. Так к чему же эти хвалебные песни, к чему всё это поклонение Вудхаузу? Одно слово. Язык. Необычайное и благословенное чудо прозы Вудхауза делает любую критику, положительную или отрицательную, абсолютно бессильной и откровенно глупой. Поместить его творения под микроскоп литературной критики было бы, как заметила статья в Punch, — всё равно что «засунуть лопату в суфле».

Все, что вам нужно сделать, это погрузиться в суфле для преданного обожания, чтобы иметь смысл. Когда Хью Лори и я имели честь, и ужасающую ответственность, быть приглашенными сыграть Берти Вустера и Дживса в серии телевизионных адаптаций, мы осознавали величайшую проблему. Художественное произведение держится на трёх столпах: история, персонаж и язык. Сюжеты Вудхауза великолепно проработаны, его персонажи запоминающиеся и изысканно выписаны - но именно язык отличает его как гения, которым он был.

Если мы достаточно компетентны, то все мы, кто участвует в телевизионной версии, могли бы внести определенный вклад в передачу смысла сюжетов и раскрыть также значительную часть характера личностей, которые их оживляют. Однако язык живет и дышит в своей письменной, печатной форме. Это, как сказала однажды леди Брэкнелл Оскара Уайльда о невежестве, «как нежный экзотический фрукт: прикоснись к нему, и цветение исчезнет».

Пример служит лучше, чем описание. Вудхаузу свойственны переносные эпитеты: «Я зажег довольную сигарету» или «Я угрюмо наколол вилкой яйца и бекон».

Характерны также возвышенно-гиперболические сравнения: «Родерик Спод. Здоровенный парень с маленькими усиками и таким взглядом, который может открыть устрицу на расстоянии шестидесяти шагов» или «У станционного смотрителя густые викторианские усы, придающие впечатление, что он выращен под стеклом».

Вот мысли Берти о суровой Гонории Глоссоп: «Гонория, видите ли, одна из тех крепких, динамичных девушек с мускулатурой полусреднего веса и смехом, похожим на эскадрон кавалерии, атакующий по жестяному мосту. Ужасное зрелище, с которым приходится сталкиваться за завтраком». А вот Берти и Дживс обсуждают молодого человека по имени Сирил Бассингтон-Бассингтон: «Я никогда о нём не слышал. А вы когда-нибудь слышали о нём, Дживс?»

«Мне знакома фамилия Бассингтон-Бассингтон, сэр. Существует три ветви семьи Бассингтон-Бассингтон — Шропширские Бассингтон-Бассингтоны, Хэмпширские Бассингтон-Бассингтоны и Кентские Бассингтон-Бассингтоны».

«Кажется, Англия довольно хорошо обеспечена Бассингтон-Бассингтонами».

«Вполне терпимо, сэр». «Вероятности внезапной нехватки не будет, вот что я имею в виду?»

Такой обмен всегда будет работать лучше всего на странице. Он может быть забавным, если его преподнести как драматический диалог, но ни один актер не сравнится с актерами, которых мы носим в голове.

И в этом-то и суть: одна из великолепных привилегий чтения П. Г. Вудхауза заключается в том, что он заставляет нас чувствовать себя лучше, потому что мы получаем чувство личного удовлетворения от взаимно созданного смеха. Каждая запятая, каждое «сэр», каждое «что?» — это то, что мы заставляем работать в процессе чтения. Если у вас иммунитет к такому письму, вы годитесь, используя одну из любимых шекспировских цитат Вудхауза, только для измен, уловок и трофеев. Вы не анализируете такое солнечное совершенство, вы просто нежитесь в его тепле и великолепии. Как и Дживс, Вудхауз стоит особняком, и анализ бесполезен.

Где бы ни собирались любители Вудхауза, они спорят, являются ли истории о Дживсе, Бландингс или Псмите величайшими достижениями Вудхауза. Группа, конечно, знает, что такие вопросы столь же бессмысленны, как и размышления о том, лучше ли Бог поработал с Альпами, Андами или Скалистыми горами.

Без Вудхауза я не уверен, что был бы хотя бы десятой частью того, кем я являюсь сегодня, — что бы это ни было. В подростковом возрасте его произведения укрепили во мне безграничные возможности языка. Его ритмы, тропы, трюки и манеры глубоко во мне.

Но, более того, он научил меня, как и всех нас, чему-то важному о добродушии. Действительно достаточно быть кротким, быть мягким, быть забавным, быть добрым. Иногда он насмехался над собой, потому что знал, что большая часть его читателей вышла из тюрем и больниц. Рискуя показаться сентенциозным, разве не правда, что все мы, большую часть своей жизни, больны или заключены, все мы нуждаемся в этом замечательном целительном духе, этом бальзаме для раненых умов?

На следующей неделе я буду чествовать Вудхауза в славном Wilton's Music Hall в Лондоне. Если вы не можете присоединиться ко мне, возьмите книгу с полки и побалуйте себя солнечным светом, смехом и утешением блестящей и доброй души.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив