Пятый дом. Продолжение 27

Декрет
Свекровь сшила мне платье для пуза, я все просила покороче по тогдашней моде, а она ворчала, что я буду похожа в нем на беременную девочку из детского сада. Но свой день рождения на 6 месяце я праздновала в ресторане в платье, которое шила на выпускной, и даже мужики меня наперебой приглашали танцевать к неудовольствию мужа. Терпеть он этого не мог всегда. В 6 месяцев беременность заметить можно было, только приглядевшись, зато в последние два месяца я стала поправляться на килограмм в неделю и раздулась как дирижабль. Пришлось свекрови наскоро шить мне новое платье. Из своего старого габардинового плаща. Очень симпатично получилось.
Новый год встречали у нас, мама запекла гуся в духовке, наделали салатов, торт испекли. Свекру гусь очень понравился, и он даже добавки попросил, хотя обычно ел очень мало. Свекровь ревновала, потому что считала, что лучше ее никто не готовит, и это правда, но в общем очень мило встретили 1971 год. Я только грозилась, что вот возьму и начну рожать и испорчу всем праздник. По моим расчетам я должна была где-то в начале января родить. И наверное была права.
Всю зиму был гололед, сапоги были старые, за мамой донашивала, и скользкие, застегнуть сама я их не могла. Я вообще ног своих не видела в последний месяц беременности. К нам часто приезжал Вовка тогда, они с Митей водили меня гулять, причем Митя несся куда-то вперед, а Вовка застегивал мне сапоги, держал под руку, чтобы не упала. Половина моей папуасской шевелюры вылезла, волосы висели сосульками, я была вся желтая и надоела себе в этом виде ужасно. Но мама утешала меня, что после родов женщины расцветают зато.
Началась сессия. Я сидела у окна, зубрила лекции и ждала мужа, который предпочитал готовиться к экзаменам в институте. Под окнами каждый день гулял дед с клюкой, руки-ноги у него тряслись, но он отмеривал шаги туда-сюда, туда-сюда, час за часом, изредка отдыхая на лавочке. Его заводили в дом только пообедать и на ночь. Может, их там сто человек жило в квартире и тесно было. Может, просто надоел всем. Я поднимала глаза от лекций, чтобы повторить прочитанное, смотрела на трясущегося деда… он был катализатором моей тоски и ожидания. Туда-сюда, туда-сюда… Потом густели сумерки, перед самой темнотой они становились сиреневыми, и снег был сиреневым. На какой-то короткий миг чуть опустившееся за горизонт солнце делало все вокруг сказочным и неземным, даже убогие хрущевки.
Митя с трудом сдал часть зачетов. Больше всего он боялся высшей математики. Зачем-то ее ввели в мединституте, самые азы. А он был в контрах с преподавателем. Это был очередной Влас Алексеевич. У него всегда находился такой Влас, в каждом институте и на каждой работе. Но только один всегда. Причины вражды были разные. Школьный биолог Влас неправильно преподавал генетику. Математик как-то оскорбительно выразился о евреях. И хотя никаких особо нежных чувств к евреям Митя не питал, отец его всегда говорил, что национальность у него дромадер, а мать и вовсе была русской. Обычно он не был злопамятным, эмоции легко менялись непонятно от чего. Я считала его человеком сложным и пыталась понять причину его настроений.
Но зачет надо было сдать. Мы засели осваивать интегралы. Я тогда не понимала, что есть другой склад ума, чисто гуманитарный, нематематический, и чуть не сочла его отстающим, как те, с кем я в школе занималась в качестве нагрузки. Но тупым он вовсе не был. Любой сложности кроссворд отгадывал до последней клеточки. Прекрасно знал историю, разбирался в живописи и не только. Я-то все на среднем уровне могла постичь, на троечку хотя бы, без особых талантов и склонностей к чему-то. В общем, зачет он завалил. И даже к экзаменам его не допустили. Он же был и так на птичьих правах, кандидат, вольнослушатель. И никакая пятка ему не помогла, если она и существовала на самом деле. Но вроде да, говорят, долго ее там как учебное пособие еще использовали.
Родители его были мало сказать в гневе. Первый раз в жизни свекор воспользовался своими связями, и так ему отплатить! Они прогнали его с глаз долой. Думаете, я поминала Митьке его усиленные занятия допоздна, пыталась выяснить, чем он на самом деле занимался все это время в институте? Ничего подобного. Я жалела его и утешала, он и так был в шоке. И пыталась оправдать его перед родителями. Безуспешно. Мои родители тоже его жалели, и считали, что его слишком суровы, что он еще ребенок и успеет выучиться. Но все это мало утешало Митьку. Он безумно любил своего отца и гордился им. В каждый разговор он вставлял фразу – а мой батя… Он как ребенок был уверен, что разрыв этот навсегда и навеки, и что больше он своего отца не увидит. Я уверяла его, что вот родится ребенок, и все наладится. И конечно так и вышло.
Я сдала сессию нормально. Вернее, готова была к экзаменам как никогда, но отметки были в среднем на уровне четверки. Преподаватели, видимо, считали, что такая сильно беременная студентка не может конечно ничего знать, и мучить ее незачем. И ставили хор. даже не слушая, что я отвечаю, а иногда и не давая ответить.
Срок родить мне поставили 17 января. Они автоматом всем ставили на неделю минимум позже, чтобы не переплатить декретные. С нового года они каждый раз говорили мне в консультации, что скорее всего этот мой визит последний. И очень удивлялись, что я все не рожала. Думаю, если бы я работала и мне платили декретные – давно отправили бы на стимуляцию. Но я была студенткой, и им было плевать, что я перехаживаю. А я и вовсе не понимала, чем это грозит. Я сдавала сессию. После каждого сданного экзамена я раздумывала, готовиться ли к следующему. И решала на всякий случай готовиться. 17 января я сдала какой-то жуткий экзамен, чуть ли не сопромат, и решила все же к следующему не готовиться, хватит. Устала, и вряд ли дохожу до 22. И оказалась права. 22 января я сдавала другой экзамен - рожала Машу.

Это я в день, когда забеременела) После субботника в честь столетия Ленина, на котором нас с подругой кто-то сфотографировал. Больше я такой стройной не буду никогда. И волос половина останется. Маша, ты у меня всю красоту отняла)
|
</> |