Про черный юмор и сплоченность

inkogniton — 14.10.2023 Война началась неделю назад. Ровно неделю назад мы сидели в бомбоубежище почти три часа без всякого доступа к какой-либо информации. Мы не понимали что происходит, отчаянно смеялись, поддерживали друг друга и ждали момента, когда можно будет прочитать новости и понять что происходит. Страшно не было никому. Когда мы оттуда вышли, на нас обрушился поток информации, который невозможно было переварить. Страха не было, была отчаянная ярость и злость. Мы и сейчас перезваниваемся как в детской считалке каждые несколько часов -- все живы, всё хорошо? Смеетесь? Вот и прекрасно.

-- Ты не знаешь что такое сплотились, -- усмехается Т. -- я тебе сейчас расскажу. У нас в городе есть один господин, главный криминальный авторитет всего юга. Такой авторитет, из-за которого тут местные войны не прекращались несколько лет, он буквально со всеми воевал, чтобы все сферы влияния к рукам прибрать. И вот, -- усмехается Т. -- когда началась война, он поехал на самую границу. Сначала накупил в каком-то дорогом тель-авивском ресторане полную телегу еды, набрал телегу сигарет и поехал.
-- А как его пропустили? -- изумляюсь я.
-- Да господь бог знает как, ты чего меня спрашиваешь? Я-то, -- усмехается она опять, -- откуда знаю. Подожди, -- щелкает она телефоном, -- я тебе сейчас пришлю переписку, сама почитай. О нем, кстати, и в новостях говорили!

Я читаю переписку:

-- К нам сейчас приезжал Шалом Домрани, выгрузил телегу сигарет, такой смешной человек
-- Привез грузовик еды из ресторана
-- Мамой клянусь, вывалил тут всего на полмиллиона шекелей
-- Поймал отряд солдат, сказал им: всё, что вы сейчас скажете чего не хватает, через шесть часов будет здесь
-- Поймал комбата, сказал: никто меня не остановит от того, чтобы дать солдату то, чего ему не хватает
-- Я ему сказал: привези керамические бронежилеты
-- Вытащил шесть керамических пластин из джипа, сказал мне: держи, еще один ящик в дороге, через несколько дней вернусь, привезу сто
-- Мы были в шоке
-- Джип Майбах, джип Бентли, и Сильверадо с тележкой
-- И десять молодчиков с ним в черных рубашках от Босс
-- Запросто вытащил из багажника Бентли шесть керамических пластин
-- Аааааааааа, какой он сумасшедший

Вчера после обеда опять завыла сирена и мы побежали в бомбоубежище. Господин израильтянин лет пятидесяти пяти был облачен в нечто, напоминающее пижаму.

-- Ладно они нас хотят убить, -- бурча сообщал он, -- но бомбить во время полуденного отдыха?! Какая наглость! Я, -- продолжал нарочито-сердито, -- только что налил бокал вина, собирался расслабиться! Нельзя же так!

-- Когда вчера бежали, -- смеется госпожа израильтянка лет тридцати, -- у меня в одной руке бутылка воды, в другой небольшое печенье. Добежали, я стою и думаю: вот мы здесь сейчас на три дня застрянем, будем мое печенье на триста порций делить, по крошечке. Думаю я всё это, -- смеется она, -- и не ем. А вдруг действительно застрянем.
-- Наши разговоры, -- философски сообщаю я, -- никому стороннему рассказывать нельзя. Подумают, что мы сумасшедшие.
-- А мы и есть сумасшедшие! -- отчаянно кивает она головой.

Вышли из убежища, получили доступ к информации. В нашем городе прямое попадание в дом, ранена женщина тридцати лет.

Третью по счету сирену услышала девица. Она уже была в кровати, почти заснула, я заканчивала домашние дела, когда вдруг раздался горький плач девицы: сирена, побежали, сирена! Мне казалось, что девица ослышалась, но выйдя на балкон я отчетливо услышала сирену. Мы схватили девицу и побежали, чадо впереди всех. На руках девица преисполнилась духа и гордости

-- Это я услышала сирену! -- объясняла она всем направляющимся в убежище, -- я сказала: мама! папа! сирена!

Ночь была спокойной, я пошла погулять, на центральной улице было немноголюдно, но не так пусто, как в предыдущие дни. Отчего-то это очень радовало.

-- Вот как там оказались ребята из Шаетет 13? -- удивляюсь я вслух в разговоре с Т.
-- А я тебе расскажу, -- начинает она, -- я не знаю про всех, но прочитала такое. Одна из девушек, которая охраняла этот фестиваль, она офицер, когда это всё началось, она позвонила мужу. Они где-то в центре живут. Сказала, что ранена в руку, сказала, что скорее всего не выживет, сказала поцеловать детей и попрощалась с мужем и с детьми. А этот муж он из той самой Шаетет 13, он позвонил своим, они рванули на фестиваль, некоторых из них убили, но сам этот муж выжил и жену нашел. К тому времени ей прострелили не только руку, но и ногу. Но она была жива, он ее спас.

Читаю параллельно одну и ту же историю от разных ее участников -- журналиста Нира Гонтажа и генерала, бывшего замначальника генштаба, Яира Голана. Яир Голан крайне интересная личность. Военный, заслуживший свое звание не в кабинетах, но на полях, он пытался заниматься политикой, однако несколько лет назад произнес речь, за которую был подвергнут остракизму большой частью общества и окрещен левым предателем. После этого он почти ушел с политической сцены и последние годы о нем почти не говорили.

Нир Гонтаж имеет неоднозначную славу. Он известен тем, что неожиданно звонит, задает провокационные вопросы и печатает после всё без купюр. Он несколько раз пытался взять интервью у Голана, однако тот бросал трубку только заслышав его имя.

В субботнее утро Нира Гонтажа разбудила сирена, он немедленно позвонил сыну Амиру, который был на этом самом фестивале. Амир сообщил, что он среди двухсот человек, которые бегут, в них стреляют, они не знают что делать. Гонтаж сходил с ума. Он сел в машину и на бешеной скорости доехал до юга. Там его остановили и сказали, что дальше не пустят. У меня там сын, орал он, пустите меня! Его развернули и он поехал обратно. Он несколько раз звонил в полицию и армию, он умолял дать ему форму и оружие и пустить его спасать сына, но его никто не слушал. Тем временем, от большой толпы, окружавшей Амира осталось около тридцати человек. Они забежали на апельсиновую плантацию, откуда Амир позвонил отцу и спросил что делать. Большинство убегают отсюда, -- шептал он, -- что мне делать? Нир, который до этого не знал что сказать, в этот момент впервые почувствовал, что может дать ценный совет. Ни в коем случае не беги, -- убеждал он Амира, -- ложись на землю и притворись трупом. И если даже по тебе будут ходить, не издавай ни звука, лежи ничком и делай вид, что ты мертв. Сколько времени нам тут лежать? -- спрашивал Амир со страхом. Готовься к тому, -- жестко, сдерживая слезы, отвечал Нир, -- что придется лежать три дня. Вокруг бардак, ничего не функционирует толком, лежи, не двигайся, ешь апельсины. За три дня не умрешь ни от голода, ни от жажды. Амир потом говорил, что всё время проверял не получил ли он ранения. Конечности затекли, взрыв адреналина, запросто пропустишь момент, когда начнешь истекать кровью. Нир метался -- он звонил в генштаб, в полицию, получая один отказ за другим. Он сходил с ума. Он писал в разные соцсети и умолял сказать ему где находится ближайший к нему солдат в отпуске. Он планировал украсть оружие и ехать спасать сына. Когда он дошел до критической точки, он увидел краем глаза на экране телевизора Яира Голана. Он немедленно позвонил и сказал скороговоркой: это Нир Гонтаж, мне нужна личная помощь, мне надо спасти сына.

Яир Голан проспал начало войны. В семь утра он был еще в своей кровати, когда ему позвонил сын и сообщил, что кажется началась война. Голан надел свою генеральскую форму, ботинки сына, сел в свою личную маленькую Тойоту и поехал на юг. Я знал, говорит он в интервью, что в центральном штабе я буду очередной, путающийся под ногами, генерал. А там, на юге, который я знаю как свою ладонь, я буду нужен. К тому же, -- усмехается он, -- было очевидно, что там, на юге, генеральская форма даст пропуск во все места, куда больше никого не пустят. Он приехал на юг, пришел в другу -- начальнику службы тыла -- и попросил предоставить ему автомат и патроны. Скажите мне, что делать, -- говорил он серьезно, всё еще не понимая масштабов трагедии, -- я всё сделаю. Ему выдали не только оружие, но бронежилет и каску.

Именно тогда ему позвонила сестра и сказала, что там, посреди этого месива, находятся дети ее друзей. Он попросил прислать координаты. Он быстро поехал и извлек трех молодых людей из кустов, где они прятались, боясь высунуться. Он сделал еще несколько спасательных поездок, когда ему позвонил Нир Гонтаж. Пришли мне координаты сына, -- спокойно потребовал Голан. Он мне прислал какую-то карту, -- рассказывает Голан, -- на которой ни черта не понятно. Я сказал ему, что мне нужны координаты от сына, где он точно находится.

Амир шептал в телефон, что у него никак не получается отправить сообщение, на фоне Гонтаж слышал арабскую речь. Приподними руку вверх и немного помаши, -- спокойно инструктировал он, -- маши, пока не отправится. Сообщение, наконец, отправилось.

Голан подъехал к плантациям и уткнулся в забор -- машина там не пройдет. Он позвонил и приказал бежать в его сторону: видите солнце? -- спокойно спрашивал он, -- привстаньте и бегите в сторону солнца, от вас до меня не более пятисот метров. Амир с другом побежали в его сторону. Уже через несколько минут они садились в машину Гонтажа. Тех остальных, -- рассказывал Амир после, -- которые начали бежать, убили почти всех. Хорошо, что ты сказал нам лежать. Амир рассказывал несколько часов подряд, Гонтаж плакал, но просил не прерываться, понимая, что если он не расскажет всего, совершенно всего, то не избежать пост-травматического стресса. Папа, -- сказал Амир перед самым сном, -- я совсем забыл о том, что был фестиваль! Что там была музыка, что там было весело, я вообще, почти полностью, это забыл. А сейчас вспомнил!

В этот день Голан спас несколько десятков человек. Как вы относитесь к тому, -- спрашивают у него, -- что вчера вы были левым предателем, а сегодня вы практически герой-одиночка, спасший страну. Никак, -- усмехается он, -- я делал то, что должен был, чтобы сохранить собственные совесть и честь. Мне не нравится, -- говорит он дальше, -- наша израильская тенденция всё на свете сравнивать с Холокостом. Да, нам нанесли тяжелый удар, да, у нас непростая ситуация, но нет, -- твердо продолжает он, -- никакой это не Холокост и хватит об этом говорить.

Прочитав интервью с ним, заряжаешься огромным оптимизмом, ощущение, словно кто-то, нечеловечески сильный физически и морально, стоят рядом с тобой и командует тебе -- нет причины ныть, нет причины раскисать, делай что должен и поддерживай остальных в этом.

Племянник вернулся с очередных похорон и немедленно пошел в полицию. Ладно, -- смеется он в трубку, -- теперь буду настоящим полицейским, временно, естественно, -- добавляет вдруг, чтобы не было неясных моментов.

Утром опять была сирена, мы вышли из убежища на воздух и бурно делились новостями.

Несколько дней назад Ыкл решил организовать постройку убежищ для бедуинов. Они граждане Израиля, которым помогают меньше других. Он нашел соответствующих представителей, созвонился, создал место, где можно сдавать на убежища, сдал сам и сел ждать, ни на что особенно не надеясь. На следующий день позвонила женщина, представилась и сообщила, что у нее не получается пожертвовать. Они разбирались какое-то время, разобрались, вежливо попрощались и Ыкл пошел смотреть что это за женщина. Женщиной оказалась девяностооднолетняя госпожа, пережившая Берген-Бельзен. Еще через день позвонили представители крупного банка, сообщившие, что с удовольствием подхватят его инициативу и берут на себя построение энного количества бомбоубежищ.

Мне не страшно, нет. Мне больно смотреть на списки погибших, во мне клокочет ярость и злость, но мне не страшно и мне не хочется убивать всех. Мне хочется, чтобы было как можно меньше потерь среди мирного населения. Мне хочется, чтобы наше общество оправилось, выпрямилось и пережило эту трагедию -- не первую в нашей истории. Я сижу и думаю о том, что еще лично я могу сделать. Могу поддерживать всех, кому надо, думаю я. Мой телефон разрывается и днем и ночью. Я слушаю и говорю, больше слушаю. Я делаю всё, что могу, чтобы продолжать жить с самой собой в мире и совести.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив