Постапокалипсис

inkogniton — 09.10.2023 Позавчерашнее утро началось, кажется, сто лет назад. Дни путаются, непонятно это еще тот день или уже следующий. После утреннего обстрела позавчера до самого вечера было тихо. Тишина была звенящая и немного пугающая. Новости сыпались как из рога изобилия -- погибшие, раненые, взятые в плен, зверства, ужасы, слезы, крики. Я читала новости урывками, только чтобы знать что происходит -- ровно столько, чтобы быть в курсе и при этом не выйти из хрупкого состояния относительного спокойствия. Телефон не замолкал -- вы в порядке? как у вас? а у вас? с вами-то как? Мы пересчитывались словно в детской считалке -- тут все на месте, тут у всех хорошо, тут страшно, но держатся, выдыхаем, все на месте. Вечером Ыкл решил пойти прогуляться, всё спрашивал справимся ли мы, я послушала звенящую тишину, нарушаемую время от времени рыком пролетающих вертолетов, и кивнула. Чадо и девица счастливо погрузились в просмотр мультфильма, когда вдруг опять завыла сирена. Мы рванули в бомбоубежище, девица гордо восседала у меня на руках и регулировала поток людей -- не бегите слишком быстро! -- сообщала она очередным пробегающим, -- споткнетесь и упадете! Она показывала на свою, уже почти зажившую коленку, и объясняла на личном примере: как я! я слишком, просто слишком, быстро бежала, упала и ужасно разбила коленку! Потом, -- пустилась она в воспоминания, -- я очень горько плакала!

В убежище были всё те же, люди приветствовали друг друга словно мы все давние и старые друзья. Смолкла сирена, смолкли взрывы, мы подождали положенные десять минут и пошли домой. Как вы? -- Ыкл посылал сообщение за сообщением. Всё в порядке, -- кратко отвечала я. Пришло время укладывать спать. День был насыщенный, девица не противилась, легла в кровать и практически немедленно заснула. Ыкл должен был вернуться с минуты на минуту, чадо нырнула в скайп, где бурно делилась впечатлениями дня со своей украинской подругой. Я сидела, стараясь не смотреть новости, и просто дышала. Я почти расслабилась, когда снова завыла сирена. Чадо, -- крикнула я в сторону комнаты, -- побежали! Я достала спящую девицу и мы побежали в убежище. Все чинно приветствовали друг друга, улыбались и что-то говорили. От того, что говорили все разом и разное, создавалось ощущение мерного гула, в котором не разберешь отдельных слов, зато чувствуешь интонации. Сонная девица лежала у меня на коленях, моргала и оглядывалась по сторонам, пытаясь понять что происходит. Опять сирена? -- спросила она отчаянно тихо, -- мы опять играем в прятки? Смолкла сирена, за ней смолкли взрывы, мы вышли на воздух и побрели в сторону квартиры. Девица оглянулась по сторонам: пока мы тут бегали с сиренами, -- необыкновенно философски констатировала она, -- наступила ночь.

Сирена оглушительно завыла в третий раз ровно тогда, когда Ыкл перешагнул порог дома. Он оперативно забрал у меня девицу и мы, уже привычно, побежали в убежище. По дороге встретили необыкновенно рыжего отца необыкновенно рыжего небольшого семейства. В руках его была большая сумка, из которой выглядывал туристический коврик и большой термос.

-- А вы, смотрю, подготовились, -- рассмеялась я.
-- Да вот я вообще думал, -- неловко начал необыкновенно рыжий господин, -- может, сюда спальники принести, невозможно же всю ночь бегать.
-- Вы сюда надолго? -- осторожно начала я.
-- Именно сюда на два месяца, -- начал он, -- потом планировали снимать квартиру в соседнем городе. Сейчас, -- задумчиво продолжал он, -- я уже и не знаю.
-- Хотите уехать? -- я спрашивала и боялась услышать ответ.
-- Как это уехать? -- распрямил он спину, взгляд стал уверенным и твердым, -- это теперь мой дом, куда я поеду? Особенно, когда тут такое. А вдруг, -- продолжал спокойно, -- нужна моя помощь.

-- Где ты был? -- я, наконец, нашла в толпе Ыкла.
-- Сходил в синагогу, посмотреть как они там. Они вышли на связь с синагогой из одного поселения на юге, -- вздохнул Ыкл, -- там так. Один погиб, второй умер от инфаркта, а двое пропали. Это нам раввин сказал, который на связь вышел. Сказал, что сидит в убежище и больше ничего не знает.

Смолкли сирена и взрывы, все кивнули друг другу словно старым и верным друзьям, и разбрелись по квартирам. Там и тут люди останавливались и всё продолжали разговор, начатый в убежище две сирены назад.

-- Я тоже хочу погулять, -- решительно начала я, перешагнув порог.
-- Иди гулять, конечно, -- одобрительно кивнул Ыкл, -- значит так, слушай сюда: во всех домах сейчас открыты все двери, даже в тех, которые запираются на кодовые замки. Если вдруг начнется сирена, -- напутствовал меня Ыкл, -- забегай в любой, там обязательно есть общее убежище, туда и забегай.
-- Хорошо, -- согласно кивала я.
-- Ты точно будешь забегать? -- укоризненно смотрел на меня Ыкл, -- не будешь лениться?
-- Не буду, -- отчаянно кивала я головой, стоя по стойке смирно, словно на пионерской присяге, -- я надеюсь, -- вздохнула я, -- что они сделают перерыв хотя бы на час! -- я выразительно посмотрела в потолок, -- мне погулять надо, алё!
-- Ну уж нет, -- рассмеялся Ыкл, -- пусть лучше сейчас, ночью я спать хочу!

Я шла по улицам города и меня не покидало ощущение постапокалипсиса. На улицах не было никого -- ни людей, ни животных, ни машин. На центральной улице ярко сияли зевы распахнутых магазинов, в которых, кроме продавца, не было никого. На центральной улице, где, обычно, движение не останавливается ни в какое время, было пусто. Можно было переходить на красный свет, да что там, можно было танцевать самбу прямо посреди совершенно пустой, обычно не продыхающей от машин и автобусов, дороги. В окнах горел свет, двери всех зданий были широко распахнуты, чтобы, если что, тот самый единственный одинокий путник мог нырнуть туда немедленно, не задумываясь куда бежать. Я шла мимо работающих совершенно пустых магазинов, реклама переливалась всеми цветами радуги как всегда, магазины были открыты как всегда, как всегда на улице стояли огромные холодильники с мороженым, как всегда светофоры сменялись с красного на зеленый и обратно, но ничего из этого не было нужно никому. Улица была пустынна и тиха. Казалось, если прислушаться, можно услышать жужжание кондиционеров.

Телефон не смолкал ни на секунду. Мне писали из Лондона, Украины, Америки и Канады. Мне писали все те, которые только что проснулись или отвлеклись и прочитали новости. Мне писали даже те, кто не писал давным-давно, неловко просили прощения за то, что тревожат, и заверяли, что только хотят знать, что я всё еще существую.

Я присела на скамейку в небольшом сквере, где обычно выгуливают собак. Я была там совершенно одна -- ни собак, ни людей. Я ответила И., который, сидя в Лондоне, пытался прорваться сквозь остальные звонки и выдохнула. Мы говорили почти час, я делилась впечатлениями дня, я кратко пересказывала новости и ловила себя на том, что не могу больше об этом думать. Мы почти закончили разговор, когда на площадке появился господин с собакой. Я часто встречаю его на этой площадке, мы чинно киваем друг другу, улыбаемся и идем каждый по своим делам. Господин стоял, терпеливо ждал пока собака закончит свои дела. Собака закончила аккурат тогда, когда я положила трубку.

-- Прости, -- подошел ко мне господин и улыбнулся неловко, -- не хочу мешать, хочу только спросить всё ли нормально и не нужна ли помощь?
-- Всё нормально, -- утвердительно кивнула я, -- спасибо, всё хорошо. А тебе, -- встрепенулась я вдруг, -- тебе что-то надо?
-- Да что мне может быть надо, -- смеясь, махнул он рукой, -- чтобы всё тихо было надо, чтобы с собакой можно погулять, чтобы я пришел сюда, а тут, к примеру, ты сидишь.

Я шла домой, прислушиваясь к тишине, когда вдруг поняла, что тишины, на самом деле, нет. Из-за плотно задернутых окон доносились голоса, смех, слышалось звяканье посуды, слышалось всё то, что невозможно услышать за ревом машин и громкими уличными разговорами.

-- ИК вызвали в армию, -- встретил меня Ыкл на пороге, -- я написал спросить как дела, он сказал: всё нормально, собираюсь на войну, только что вызвали.

Мы долго говорили, обсуждали новости, обсуждали план действий, перемежая это черным юмором, смеясь отчаянно и зло. Ночь прошла спокойно, за ней, почти так же спокойно, прошел вчерашний день.

-- Я не могу больше, -- выдыхала в трубку ОШ, -- я не могу ни видеть это, ни читать! Ты видела что они делают с девочками?! Звери, боже, какие звери! -- отчаянно выдыхала она в трубку, -- я их ненавижу, не-на-ви-жу, всех ненавижу!

Мы долго говорили, она искала способа успокоиться, она не хотела ненавидеть всех, но получалось плохо. Я успокаивала как могла, у меня почему-то тряслись плечевые мышцы, я пыталась унять дрожь, но получалось плохо. Мы закончили разговор, я налила себе большую чашку крепкого кофе, я пила кофе, дышала и пыталась упорядочить сумбур, творящийся в мыслях. Ближе к полудню нам вернули дитя и внезапно появилось ощущение силы -- всё, теперь мы все вместе, теперь хоть что. Я продолжала уговаривать И. приехать к нам с юга, он категорически отказывался и всё потешался надо мной -- я, говорил, понимаю, что ты и железный купол вместе значительно лучше, чем просто железный купол, но мы тут привыкли, всё будет хорошо, не дождутся.

Я играла с девочками, читала им книги и учила девицу прыгать на одной ноге.

-- А сирены еще будут? -- с горящими глазами спрашивала девица. В убежище она пользовалась необыкновенным успехом, ее развлекали все, кто только мог дотянуться, ей хотелось еще и еще.

И только вечером, прочитав прекрасный и жесткий текст того самого, которого я столько времени искала, я вдруг расплакалась. Я написала ему:

По официально опубликованным данным у нас уже более шестисот погибших. Не знаю сколько мирных погибли в Газе. И хочется полыхать праведным гневом и ненавидеть всех огульно, а вдруг легче станет, но не получается. У меня два близких друга были в университете -- Эмиль и Руфа. Оба арабы, один христианин, второй мусульманин. Оба собирались стать экспертами криминалистами. У меня в студенческую пору денег не было порой настолько, что в холодильнике только бутылка колы, а в морозилке самые дешевые замороженные шницели, которые я ела по половинке. Гордая была, не хотела у родителей просить. Как-то раз пришли они ко мне в гости, посидели, пошли к холодильнику, открыли, потом вдруг встали и начали спешно собираться -- мол, прости, у нас дела, мы совсем забыли. Вернулись через пару часов -- в руках огромные сетки, доверху набитые всякими яствами. Начали доставать -- овощи, фрукты, лепешки еще горячие, мисочки с салатами, мисочки с мясом, мисочки с какими-то овощными рагу. Мы, говорят, пока по делам ездили, заехали на арабский рынок, купили всего понемногу. Посидели мы, поболтали, они встали, собрались уходить. Я начала спешно паковать остатки, они посмотрели на меня как на чиканутую -- это тебе, говорят! Мне ужасно неудобно было, не надо, говорю, я не нуждающаяся, у меня всё нормально. Они переглянулись и давай хохотать -- при чем тут нуждающаяся?! Такой подарок поужинать с такой девушкой! Это, говорят, ты нам подарок сделала, и не расплатиться за него никак. Я их потом от погромов прятала, когда, после дикого количества терактов, вдруг встали крепкие парни и решили в универе арабов бить -- и что, что они никакого отношения не имеют, арабы же! На полу им расстелила, они просили прощения, что мне приходится с чужими мужиками в одной комнате спать. Черт, опять плачу.

После долго сидела, пытаясь взять себя в руки. День стремительно перешел в вечер, мы уложили девочек, я пошла погулять, надеясь на то, что увижу жизнь. Но улицы по-прежнему напоминали постапокалипсис. Магазины, как и вчера, призывно сияли своими ярко-освещенными зевами, но в них никого не было. Я вспомнила, что мне надо купить несколько вещей и зашла в нашу любимую круглосуточно открытую лавку. Я неспешно выбирала продукты, я шла к кассе, бережно неся всё это в руках, боясь уронить хрупкую конструкцию. Я смотрела в пол, не ожидая увидеть никого, кроме продавцов. Однако у кассы стояло несколько человек. Это ты нам принесла, -- подмигнул мне господин продавец, сосредоточенно надувающий огромные шарики, в честь чьего-то дня рождения, -- ты зашла, а за тобой, -- он довольно закатил глаза, -- вдруг целая толпа. Даже шарики, -- он потряс очередным шариком, -- попросили! Живем! -- улыбнулся он, и подмигнул опять.

Я неспешно брела домой по пустынной улице, вдыхала вечернюю прохладу и думала что я могу еще сделать. Я дошла до дома, мы почти легли спать, когда опять завыла сирена.

-- Ты бери дитя, -- скомандовала я Ыклу, -- я возьму девицу, она чуть легче.

Девочки уже спали, им не хотелось ни пряток, ни рисовать, ни даже смеяться среди толпы людей, оказывающих непрестанное внимание. Девица горько заплакала и сообщила, что готова играть в прятки завтра, а сегодня -- только спать. Ночь, сейчас ночь, -- всхлипывала девица, -- ночью в прятки не играют!

Сирена замолкла, кончились взрывы, мы побрели домой.

Ночь была тихой и спокойной. Утром же меня ждал необыкновенный сюрприз, словно подгаданный к этому времени. Моя любимая Таня antrum прислала мне божественный шарф -- яркий и сумасшедший, такой, как я и моя жизнь. Я смотрю на котов, раскрашенных во все на свете цвета, и точно знаю -- всё будет просто прекрасно. Обязано быть.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив