Поездка по Русскому Северу летом 2022г. Часть VIII. Валаам. Интерьеры
architectstyle — 19.06.2023
Как я уже писал ранее, Спасо-Преображенский собор состоит из двух церквей: нижней и верхней. Первая освящена во имя Сергия и Германа, валаамских чудотворцев, вторая — во имя Преображения Господня. Мы сначала отправились в нижнюю.
Понимая, что с нашей экскурсоводшей каши не сваришь даже из концентрата, я опять принялся исследовать открывшееся пространство по своему разумению. И вот что из этого вышло.
Интерьеры церкви выдержаны в византийском стиле: сочетание помпезности и строгости — да, если сильно захотеть, то можно совместить несовместимое и впихнуть невпихуемое. У византийцев получалось, у их последователей в Болгарии, Сербии и России — тоже. Правда не всегда, но такова селяви. Росписи нижней церкви так же были выдержаны в любимой византийской цветовой гамме: красный, пурпурный, белый, оттенки голубого и коричневого. К сожалению, они не сохранились.
Лично меня удивило отсутствие мозаик — это очень по византийски, а в России мозаика в те годы переживала настоящий ренессанс. Уже во всю применялся русский метод обратного набора мозаики, а по богатству оттенков смальты русской мозаики не было и нет равных — чтобы убедиться достаточно съездить в Питер и посетить Казанский и Исаакиевский Собор и, особенно, Спас-на-Крови. Однако, по какой-то причине от мозаик на Валааме отказались.
Однако, и так хорошо получилось. Даже в нынешнем состоянии белёные своды и однорядный византийский иконостас производят сильное впечатление.
При ближайшем рассмотрении мой пристрастный взгляд обнаружил и некоторые недостатки, а, конкретно, резьбу. Резьба по дереву — излюбленный декоративный приём и у православных, и у католиков. Видимо, Никейско-Халкедонское исповедание как-то на это влияет. Собственно, я ничего против не имею — дерево материал живой, тёплый и, одновременно, и величественный и домашний. Проблемы монастыря я тоже понимаю — время самая дорогая вещь на свете. Оно куда дороже и денег, и даже крови — Пётр Великий не даст соврать. Но хочется всё же именно живого, а в соборе вся резьба выполнена на лазерном станке. Сложная, прихотливая, элегантная, но не живая. Видимо, есть всё же что-то в руках, вооружённых стамеской, резцом и шихтелем, что самому сложному станку недоступно. Может быть душа? Вот видите, и я в мистику и метафизику ударился. Genius loci что ли влияет? Не знаю.
Но хватит придираться — храм производит сильное впечатление, резьбу, со временем, заменят, а росписи восстановят. Может быть, даже мозаики выполнят — в Питере это искусство не потеряно, чтобы в этом убедиться достаточно спуститься в Питерское метро. А, может быть, дело в том, что интерьер ещё молодой, не намоленный, позвольте уж мне так выразиться. Мистика, но что-то в этом, безусловно, есть.
А пока давайте посмотрим на разные укромные уголки храма во имя Чудотворцев Валаамских Сергия и Германа. Кстати, на счёт титула «чудотворцы» я вполне серьёзен — у Ладоги такой характер, что унести с её гладей или хлябей ноги можно, иной раз, только чудом.
И, вдруг, меня, как под дых ударило! Слоняясь по храму я обнаружил истинное чудо — настоящую муравленую печь! Такую же как в сказках, легендах и памятниках древнерусской литературы, а потрогать руками живую историю — оно дорогого стоит.
Для молодых и креативных — муравленная печь, это не печь расписанная муралом, хотя и то и другое слово имеют общие корни и происходят от названия венецианского острова Мурано. Там, если кому неизвестно, делали и делают до сих пор цветное стекло. И смальту для мозаик тоже. И муралы с острова Мурано, в отличии от современных — это мозаики. А то, что теперь зовут муралом, извините, фрески. И смотрите, не перепутайте.
Муравленная же печь должна быть облицована изразцом, да не простым, а глазурованным, т.е. облитым стеклянной глазурью. И первый глазурованный изразец после захвата Константинополя крестоносцами сделали в Европе на острове Мурано, откуда и название в русском языке. Хотя, есть и другая версия — мол, муравленная от слова «муровать», т.е. облицовывать. Может и так — не филолог.
А вот печь покажу:
Эта печь облицована владимирским изразцом, для которого характерна зелёная или голубовато-зелёная монохромная цветовая гамма и растительный или анималистический узор, хотя нередко встречаются и их сочетания.
Вообще, искусство печного изразца в России до сих пор, ни смотря ни на что весьма богато. Живут и здравствуют несколько школ и стилей. Про Владимирский я уже рассказал и, думаю, стоит упомянут ещё два древнейших направления: Суздальский и Ярославский изразец.
Суздальский изразец бывает либо монохромным, как правило, цвета терракоты, либо цветные на белом фоне. Узоры могут быть самыми разнообразным: растительными, анималистическими, смешанными, мифологическим и даже жанровыми. Изобразительная манера суздальского изразца перекликается с таковой на суздальской же керамике.
Теперь поговорим о Ярославском. Он вырос, как из Гоголевской шинели русская литература, из древнего домонгольского Владимиро-Суздальского стиля. Изначально тоже был терракотовым, а потом приобрёл белый или голубовато-зеленоватый, с преобладанием голубого, фон. Кстати, к терракоте Ярославский стиль вернулся в XIX веке. Только терракота там стала фоном, на котором располагались традиционные голубые, синие, зелёные и жёлтые растительные узоры.
А ведь есть ещё Московская и Санкт-Петербургская школы изразца, есть Гжель... Если обо всех рассказать, то, наверное, на кандидатскую потянет. Так что не буду, а собравшись с силами в прохладе нижнего храма проследую в верхней, а там всё будет совсем по-другому. Иной мир. Не шучу.
Наверху нас ждал не падший во прах Рим Второй, а Рим Третий во всём своём европеизированном блеске и славе. Империя, над которой никогда не заходит Солнце. Никто не знал, что к моменту окончания строительства жить ей оставалось ровно двадцать лет...
Именно такое впечатление и появляется, стоит вам оказаться в верхней церкви Спасо-Преображенского Собора. Монументально. Даже несколько помпезно, но, главное, исполнено имперского величия и блеска. И это хорошо!
Архитектура, знаете ли, тоже мощный инструмент идеологического воздействия и когда-то это хорошо понимали. Культовое строительство во времена господства неорусского стиля внушало подданным даже не мысль, а нутряное убеждение в величии и незыблемости государственного порядка, собственной ничтожности и, одновременно, величия. Подавляя и возвышая. Подавляя, как обычную личность-единицу, и возвышая, как часть могущественной общности. Это, знаете ли, так по-византийски... Как там у Державина?
Я связь миров, повсюду сущих,
Я крайня степень вещества;
Я средоточие живущих,
Черта начальна божества;
Я телом в прахе истлеваю,
Умом громам повелеваю,
Я царь — я раб — я червь — я бог!
Но, будучи я столь чудесен, Отколе происшел? —
безвестен; А сам собой я быть не мог.
Вот на это наглядная агитация и работает. До сих пор. А пока давайте посмотрим.
Кстати, на настенную живопись не обратили внимания? Если нет, то зря — она весьма примечательная! Эдакое царство академизма в живописи. Не знаю, можно ли быть святее папы римского, но, как оказалось, академичнее Академии Художеств — запросто!
Налево посмотришь — Брюллова с Рембрандтом увидишь, направо — Рафаэля с Тицианом, прямо посмотришь — и вовсе свальный грех: Доре забрался на Рубенса и Ге погоняет. И всё это тщательно, со старанием впихнуто в рамки правосланого канона.
Признаться, наткнувшись в православном храме на такой густопсовый немецкий романтизм я прибалдел — даже «Полёт валькирии» в голове зазвучал, причём с видеорядом не из фильма «Апокалипсис сегодня», а именно классические оперные декорации представились. Слуховые и визуальные галлюцинации, да. И ведь на солнечный или тепловой удар не спишешь — в храме прохладно и легко дышится.
Пришлось совершить святотатство — достать смартфон в Храме Божием и залезть в этот ваш богомерзкий интернет. А там умные люди вона чего пишут:
«Исследования, проведенные в архиве Ново-Валаамского монастыря, дают возможность разделить все композиции настенных росписей на три группы:
1. Композиции, ориентированные на известные картины и росписи русских художников – Васнецова, Бруни, Сорокина, Верещагина, Кошелева и т.д. В значительной мере использованы росписи храма Христа Спасителя.
2. Авторские копии классических картин известных западноевропейских художников (Рафаэля, Рубенса, Тициана и т.д.).
3. Отдельную группу составляют композиции – интерпретации с картин немецких романтиков, среди которых выделяются фамилии трех мастеров, наиболее часто цитируемых валаамскими художниками, – Бернхард Плокхорст, Генрих Гофман и Эрнст Циммерман.
Появление на стенах валаамского храма композиций с картин немецких художников кажется наиболее удивительным фактом по следующим причинам: архитектура храма, построенного в 1890 г., ориентирована на византийский стиль. Автор проекта интерьеров архитектор Н. Д. Прокофьев в своих записях о творческой деятельности указывает, что нижний храм собора отделан в византийском стиле, верхний – в русском (иконостас выполнен по типу 5-ярусных русских резных иконостасов XVII в.) [1]. Во многих других элементах храма собора – в орнаментах, сплошной ковровой росписи, золоченых фонах – подчеркнуто стремление художников приблизиться к византийским и древнерусским корням в общей стилистике храма. Кроме того, росписи выполнены в основном монастырскими мастерами, среди которых были как ученики валаамской живописной школы, так и бывшие студенты Императорской академии художеств (например, иеромонахи Алипий и Лука, Владимир Бондаренко, Дмитрий Смирнов, Филипп Носухин и т.д.)4. Невольно возникает вопрос: каким образом на стенах храма, выстроенного в русско-византийском стиле, появились композиции с картин немецких романтиков? Ответ, очевидно, связан с личностью обер-прокурора Синода Константина Победоносцева, занимавшего эту должность в период строительства валаамского собора (с 1880 по 1905 г.)5. Леонид Успенский в книге «Богословие иконы» отмечает, что Победоносцев «постоянно заказывал немецкому книготорговцу Гроте в Петербурге печатные образцы западных художественных произведений, которые и рассылал по монастырям как руководство в писании икон, отдавая особое предпочтение искусству дюссельдорфских Назарян» [7, с. 372] Кроме того, по выражению Георгия Флоровского, «Победоносцев верил в прочность патриархального быта, в растительную мудрость народной стихии и не доверял личной инициативе» [8].»
Ну, слава Богу — значит, галлюцинациями я ещё не страдаю. Стало быть, это Победоносцев, который «над Россией простёр совиные крыла», как засело в памяти со школьной скамьи, виноват. Но всё равно необычненько до холодка где-то во внутренностях, да. Осторожнее, господа-товарищи министры, надо быть с использованием служебного положения в личных целях, а то с потомками и родимчик получиться может.
И тем не менее, немецкого романтизма среди росписей храма в количествах. Смотрите сами:
Музычки немецкой вам в ленту. Навевает, знаете ли...
В приведённом выше источнике написано ещё много умных вещей и в т.ч. следующее: «В заключение следует перечислить те произведения немецких романтиков, которые были перенесены на стены валаамского Спасо-Преображенского собора практически без изменений. С картин Гофмана выполнены следующие росписи: «Моление о чаше» в алтаре храма, «Христос и богатый юноша» на северном потолке под хорами, «Проповедь Христа на Генисаретском озере» на северной стене перед иконостасом, «Христос среди учителей» и «Поклонение волхвов» на северной стене, «Нагорная проповедь» на северной стене над хорами. Копиями с картин Плокхорста являются росписи «Христос в доме Марфы и Марии» на втором северном столбе, «Благословение детей» на четвертом северном столбе, «Христос и грешник» на западной стене, «Христос и самарянка» на северном потолке под хорами, «Спасение на водах» на втором южном столбе. Композиции с картин Циммермана находятся в основном на южной стене четверика: «Уверение Фомы» и «Христос среди рыбаков». Кроме того, встречаются и другие, менее известные в настоящее время имена зарубежных авторов, репродукции с произведений которых использовались валаамскими художниками – они находятся в архиве Ново-Валаамского монастыря в Финляндии.»
Из меня знаток так себе и много я не нашёл, так что не судите строго. Как не нашёл среди настенных росписей, хоть специально искал, картину Врубеля, которую он, по легенде, написал будучи студентом Академии Художеств, сосланным на Валаам на пленэры и, заодно, привлечённым к росписи храма. Это была распостранённая практика, на самом деле, и многие русские художники таскали свои мольберты по скалам Валаама, будучи студентами. А легенду оставим на совести телевизионщиков и нашей экскурсоводятельницы.
Но в поисках наиболее демонического святого (именно по этому признаку я искал творчество Врубеля) я просто поразился как удалось художникам совместить православный канон и академическую школу. Даже мысль закралась, а с чем, собственно, боролись передвижники-то? Судите сами:
|
|
</> |
В каких ситуациях стоит изучить китайский язык 
... и я понимаю, что я пролетаю 
Русский след 
... совсем-совсем извращения (13) 
Рамат ха-Надив, Зихрон Яков, кибуц Мааган Михаэль, март 2024 
Фотограф Gianluca Grisenti 
Праздник роз (окончание) 
Позирование в шубе. 
Старинные особняки ч.3 
