Почему не работает институт репутации?

anlazz — 23.11.2020 Если кто помнит, что в 1990 годы было очень большое упование на «институт репутации». В том смысле, что тогда казалось очевидным, что откровенно деструктивное поведение должно вызывать отторжение со стороны общества. Дескать, не может политик обманывать избирателей: ведь в этом случае его больше никогда не изберут! Не может продавец торговать очевидным дерьмом: ведь в этом случае у него никто не будет покупать! Не может актер или певец откровенно кривляться со сцены и кое-как нести очевидную чушь: ведь в этом случае его никто не будет слушать! Ну и т.д., и т.п.

Сейчас, разумеется, это звучит не просто наивно – а сверхнаивно. Как что-то из мира, в котором розовые единороги скачут по голубой траве, а благородные эльфы играют на свирелях. Ну, в самом деле: политик не будет обманывать потому, что иначе его больше не выберут! Это даже не уровень детского сада! Но тогда, в конце существования СССР подобные мысли смотрелись вполне рационально, и опирались на вполне рациональный корпус представлений. В который входила, например, т.н. «классическая литература», причем и отечественная, и европейская. Поскольку в этой самой «классике» постоянно муссировалась концепция т.н. «чести»: некоего негласного кодекса правил, якобы, присущих представителям «высших сословий», коих необходимо соблюдать в любом случае. (А при невозможности соблюдения – стреляться или завершать свою жизнь иными способами.) Такой «облегченный» кодекс Бусидо, охватывающий и аристократию, и купечество (по крайней мере, крупное), и политических деятелей.

Проблема тут в том, что в действительности наличие этой самой «чести» в литературных произведениях на 90% определялось литературными же задачами. А именно, необходимостью изображения людей, находящихся в состоянии сильного «внутреннего конфликта». Напомню, что последнее есть базис классической литературы (и искусства вообще), поскольку выступает центральным фактором, вокруг которого строятся произведения. Поэтому ожидать, что описанная там личность пойдет, например, на мошенничество (скажем, подделку векселей или обман доверившегося лица) «без страданий совести» невозможно. (Поскольку иначе не стоило бы писать книгу.) В реальности же в том же 19 столетии – более ранние времена пока опустим – ситуация обстояла намного проще. В том смысле, что главным, ограничивающим обман фактором, выступала опасность судебного преследования. (И если она была невелика, то любой аристократ вряд ли раздумывал о том, как надо действовать.)

Более того, даже в классической литературе прекрасно показывалось, что указанная «честь» распространялась только на представителей высших кругов. В том смысле, что обмануть или унизить представителей «черни» было нормой. (Опять же, во-многом, потому, что возможность последних подать в суд стремились к нулю.) Поэтому пресловутое «общественное мнение» если что и учитывала, то только не отношение к народу. Скорее, наоборот: слишком щепетильно относящийся к «низшим» человек воспринимался наподобие пресловутого «идиота» у Достоевского. (То есть, как находящийся «не совсем в себе».)

Другое дело, что позднесоветские люди – по понятным причинам – с «подлыми» себя не ассоциировали, и поэтому автоматически переносили понятие «чести» на себя. Дескать, не может дворянин обмануть дворянина, а значит, кандидат в депутаты не может обмануть своих избирателей. (Хотя, еще раз отмечу, что «вне» литературных произведений даже дворянин дворянина обманывал довольно часто.) Впрочем, тут сразу же стоит указать, что – помимо указанного «литературного источника» - у позднесоветской уверенности в «институте репутации» был и еще один «корень». А именно: та самая, пресловутая концепция «рукопожатости», которая в настоящее время выступает исключительно предметом насмешек. Но в каком-нибудь 1988 году воспринималась совершенно серьезно.

Напомню, что под «рукопожатостью/нерукопожатостью» следует понимать практику того своеобразного остракизма, который практиковался советской интеллигенцией. Согласно которой человек, «сотрудничавший с системой» - госбезопасностью, партийными органами -«выбрасывался» за пределы доверительного круга отношений. То есть, общение с ним сохранялось, но на минимальном уровне: скажем, по служебным вопросам с ним взаимодействовали, но не более того. Понятно, что было основанием подобной «практики»: как уже не раз говорилось, советская интеллигенция уже в конце 1950 годов получила возможность заниматься низкоотчужденным трудом, для которого любое начальство выступало, скорее, как помеха, нежели как необходимый элемент трудового процесса.

Впрочем, надо сказать точнее: помехой становилось «идеологическое начальство» - то, задачей коего была стимуляция работников. (Руководители «технические» - скажем, начальник отдела или главный инженер – в данную категорию не входили.) (Просто потому, что «низкоотчужденны» работник в стимуляции не нуждался, и она ему, скорее мешала.) Отсюда нетрудно догадаться, что человек, имевший «высокий уровень взаимодействия» с указанными «идеологическими органами», неизбежно отторгался – становился «нерукопожатым». Ну, а поскольку рефлексии этой самой практики «рукопожатости» не существовало, то она начинала восприниматься, как «общественная норма». Коя не зависит от типа производственных отношений и уровня их развития – а значит, может быть перенесена на любое общество в любом времени. (В то время, как в действительности «рукопожатость» была крайне локальным явлением, и вне особого положения советской интеллигенции в 1960-1980 годах никогда не существовала.)

То есть, ведя речь о пресловутой «репутации», позднесоветские люди имели в виду возможность работы или никогда не существовавших механизмов – как пресловутая «честь» позапрошлого столетия из классической литературы. (Не путать с «дворянской честью» времен феодализма.) Или же механизмов, могущих существовать только в крайне экзотических условиях – как интеллигентская «рукопожатость». И, разумеется, в условиях совершенно иного мира – мира классового разделения – говорить о подобных механизмах было просто невозможно. (Еще раз напомню: «не пожимать руки» человеку, связанному со властями можно только тогда, когда общее обеспечения «не пожимающих» от данных властей не зависит. Как, например, было в СССР, где – даже «вылетев со свистом» из родного НИИ - можно было легко устроиться на еще более «хлебное» место. Впрочем, для того, чтобы «вылететь», нужно было очень и очень сильно постараться.)

Ну, а теперь представьте «нерукопожатость» по отношению к бандиту 1990 годов или, хотя бы, к его «шестеркам»? Да тут даже бутылки собирать не получится: прикопают где-нибудь в леске, и дело с концом. Равно, как смешно демонстрировать свою принципиальностью перед пресловутым олигархом. (Даже если раньше он и был «комсомольским вожаком».) Поскольку он – даже если и не станет действовать так, как написано выше – всегда может в ответ на любое обвинение по отношению к его персоне выставить сумму, в десятки раз превосходящую годовой доход среднего обывателя. На которую его во всевозможных СМИ начнут представлять таким «ангелом во плоти», что любому станет неловко обвинять в чем-то этого «святого человека». Ну, а за пределами СМИ любой информационный обмен в указанном положении неизбежно стремиться к нулю. Поскольку, как уже не раз говорилось, подобный мир характеризуется не просто перегруженностью информации, а перегруженностью «агрессивной», работать с которой без интенсивной фильтрации невозможно.

В итоге чего любая личность, «прорвавшаяся наверх» - неважно как: на основании откровенного вранья или, даже, очевидного преступления, вплоть до убийств – автоматически становится «неприступной для критики». (А вот те, кто этой возможности лишен, напротив, лишаются малейшей возможности распространения своей информации.)В указанном положении единственно значимыми взаимодействиями становятся взаимодействия между этими самыми «обладающими могуществом». Но во время этой самой «межэлитарной грызни», обыкновенно, стараются действовать без лишнего шума: в том смысле, что зарвавшегося чиновника если и наказывают, то с минимальной оглаской. (И да, «зарвавшийся» тут означает вовсе не «обманывающий народ» или «обкрадывающий народ», а всего лишь «нарушающий межэлитарный консенсус».)

В общем, можно сказать, что система пришла к тому состоянию, которое она имела в прошлом: в том смысле, что о какой-то «чести» можно весьма условно вести речь только во взаимоотношениях между «лицами/организациями с высоким могуществом»: капиталом, властью. (Но, опять же, очень и очень условно.) В отношении же с «низшими» действует исключительно право силы. Поэтому не стоит надеяться на то, что некий политический или экономический «агент» вдруг решит позаботиться о «своей репутации», и в связи с этим решит вдруг честно взаимодействовать со своими избирателями-покупателями-пользователями. И в действительности гораздо вероятнее дождаться прилета инопланетян, нежели скажем, появления «честного политика».

И да – все это, понятное дело, касается не только, и не столько нашей страны. Поскольку, например, в тех же США эскалация лжи достигла такой величины, что по сравнению с ними «политики РФ» выглядят наивными котятами.

Ну, а о том, какие отсюда следуют выводы, будет сказано уже отдельно…

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив