По справедливости

anairos — 11.01.2020 К сожалению, не могу сейчас вспомнить ни имени той исследовательницы, ни даже года, когда она взялась за работу.

Она решила понять, что же такое справедливость, и почему люди так редко сходятся во мнениях по этому поводу.

Результат оказался, в общем, ожидаемым. Хотя все понимают, что справедливость – это хорошо, но существует несколько противоречащих друг другу определений, в чём она заключается. Одни, например, полагают, что несправедливо отнимать у человека то, на что он имеет право, чтобы отдать тому, кто не может (или не хочет) стать таким же. Другие – что, наоборот, несправедливо, когда один просто по праву рождения пользуется тем, чего другой не в состоянии добиться никакими усилиями, и поэтому нужно делиться.

Но социальное неравенство – лишь одна из областей, в которых наши представления вступают в конфликт. Сегодня я хочу поговорить о другой такой области – о наказании преступников.

Тема, что ни говори, актуальная. За последние годы немало происходило преступлений, по поводу которых общественное мнение резко разделялось. Одни требовали суровой кары злодеям, другие утверждали, что конкретно этих людей вообще не за что карать – то, что они совершили, нельзя считать преступлением.

Отчасти, как мне представляется, дело тут в том, что существует три несовместимых между собой идеи, за что и зачем мы наказываем преступников. Это парадигмы возмездия, искупления и исправления.


Парадигма возмездия – древнейшая из всех. Леонид Каганов называл её этикой стайного хищника. За всё, что тебе сделал другой человек, ты должен ему воздать равной мерой – добром за добро и злом за зло. Иначе возникает опасное неравновесие.

Пока общество не развито, долг возмездия лежит на самом человеке. В развитом обществе его берёт на себя закон.

Законы, основанные на парадигме возмездия, следят за тем, чтобы наказание было соразмерно преступлению. За боль платят болью. За ущерб имуществу – собственным имуществом. За смерть – смертью. Если преступление так велико, что даже смерть не может служить достаточным наказанием, на помощь приходят особо мучительные способы казни.


Парадигма искупления не признаёт никакого воздаяния злом за зло. Если ты причинил кому-то вред, отменить это уже невозможно, но можно приложить все усилия, чтобы загладить последствия. Злодей должен потрудиться на благо тех, кто перед ним виноват. Не хочет – заставим.

Труд на благо других воплощён в деньгах, потому наказание здесь и называется искуплением – то есть выкупом. Даже за убийство преступник может откупиться деньгами: он платит их родичам или господину своей жертвы. В законах древней Руси это называлось вирой.

За особо тяжкие преступления и плата должна быть соразмерной. По законам некоторых народов за это полагалась полная конфискация всего имущества, а если и этого не хватит – сам преступник отправлялся в рабство до тех пор, пока не выплатит всё до конца. Иногда пожизненно.


Парадигма исправления стоит на иной основе. Для неё нет плохих людей – есть люди, совершающие плохие поступки, потому что они испорчены, искажены. Это своего рода болезнь, и обходиться с ними нужно, как с больными.

Недуги бывают разные. Одного больного следует отдать специалистам, которые вернут ему здоровье. Другой неизлечим, но и не заразен – он может жить среди остальных, но с ограниченными правами и возможностями. Третьего можно только изолировать от общества и ждать, пока он выздоровеет или умрёт.

Христианское отлучение от церкви было одним из первых примеров такого подхода. Тот, кто совершил тяжкий грех, на определённый срок лишается возможности участвовать в церковной жизни. Когда срок окончен, грешник должен показать, что осознал свою вину и раскаялся. Тогда грех ему отпускают и вновь принимают в общение.

Название «исправительно-трудовой лагерь» сейчас стараниями диссидентов кажется насмешкой, но те, кто его давал, были совершенно серьёзны. Они мыслили каторгу как место, где преступников исправляют трудом и дисциплиной, приучают жить честно и уважать других – по сути, принудительный монастырь.

В СССР из этой задумки ничего не вышло – разве только у Макаренко, да и то лишь с детьми и подростками. Но в других странах, как говорят, получилось лучше. Там, где тюрьма напоминает санаторий строгого режима, а с заключёнными работают психологи, на удивление мало рецидивистов. В комфортное «чистилище» возвращаются куда реже, чем в земной ад.


Когда осознал всё это, многое становится понятнее.

Например, вопрос смертной казни не имеет ни малейшего отношения к гуманности и милосердию. Собственно, все, кто пытается протестовать против смертных приговоров аргументом «человеческая жизнь священна», автоматически нарываются на встречный вопрос «почему жизнь убийцы более священна, чем жизнь его жертвы?».

Но вот у трёх парадигм справедливости на эту тему очень разные взгляды.

Для возмездия очевидно, что есть преступления, которые следует карать смертью. Если человек, совершивший такое, почему-то ушёл от наказания, хорошо поступит тот, кто исполнит приговор самостоятельно.

Для искупления смерть преступника не компенсирует причинённый им вред. Отрубив голову убийце, убитых им всё равно не вернёшь – просто одним мёртвым человеком станет больше. Значит, это не уменьшает, а увеличивает количество несправедливости и зла в мире.

Для исправления же смертная казнь допустима лишь в случае, когда пациент неизлечим, опасен для окружающих, а держать его пожизненно в изоляции по каким-то причинам не получится. Это крайняя мера, которой следует по возможности избегать, своего рода предельное изгнание за грань мира живых.


Возьмите почти любой спор в СМИ и обществе о резонансном деле, поскребите его – и вы найдёте там столкновение этих трёх парадигм. Вот только мало кто из спорщиков это осознаёт.

Что ещё хуже, этого, как правило, не осознают и законодатели, формирующие уголовный кодекс. В результате получается закон, у которого нет чёткой идеи, и потому он с любой точки зрения оказывается непоследовательным и несправедливым.

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив