О воле в природе, или Почему магия не физика

anairos — 23.12.2019 Физика началась с Аристотеля.

Этот древний грек одним из первых осознал, что если мы хотим понять природу, её лучше описывать без участия богов и духов – как поле игры сил, действующих сообразно установленному порядку. Да и слово «физика» пошло от него же.

Много веков спустя за дело взялись Галилей и его единомышленники. Они пустили в мир идею, что законы природы можно записать в виде уравнений. А эти уравнения, в свою очередь, можно вывести и проверить, измеряя разные величины во время экспериментов.

Новый метод оказался настолько эффективен, что не прошло и полутысячи лет со времен Галилея, как мир изменился до неузнаваемости.

Впечатлились все. Даже богословы. Даже представители религиозной оппозиции – маги и оккультисты. Собственно, они в первую очередь. С момента первого триумфа науки теории магов стали поразительной мешаниной религиозных и научных понятий. Причём чем дальше, тем больше становилось научных слов и тем меньше религиозных.

Особенно, конечно, старались те, кто пытался вписать магию в существующую систему представлений. Наука должна быть похожей на физику – таково было всеобщее убеждение, которое многие разделяют и сейчас. Значит, если мы хотим сделать магию наукой, там должны появиться свои силы, свои законы, а в идеале – и уравнения. Уравнения математической магии, да.

Так у нас появились животный магнетизм, одическая сила, торсионные поля, энергоинформационные матрицы, квантовое поле и многое, многое другое. А будет ещё больше, потому что господство науки продолжается, значит, и попытки оккультистов стать более научными тоже останутся с нами ещё долго.

Надо сказать, правда, что термины-то они заимствуют охотно, а вот метод перенимать не торопятся. И не случайно: метод физики, такой могущественный, когда с его помощью изучают вещественный мир, в применении к миру невещественному не даёт ничего. То есть вообще ничего.

Даже в психологии, где, казалось бы, поставлено столько опытов и получено столько интереснейших результатов, на самом деле всё не так радужно. Что и как измерять – непонятно: приборы могут наблюдать только за мозгом, а не за мыслями и эмоциями. Больше половины опытов невозможно повторить: результаты будут совершенно другими. Ожидания и мировоззрение экспериментатора оказывают сильное влияние на подопытных.

Да и сами подопытные, как оказалось, в лаборатории ведут себя совсем не так, как в жизни, а в опросах и вовсе врут напропалую. Даже в анонимных.

Я полагаю, это потому, что метод физики, с его уравнениями, полученными при помощи измерений, годится только для объектов. Как только в деле оказывается хоть один активно действующий субъект – тут же вся стройная математика летит к Зенону, и оказывается, что Ахилл не то что никогда не догонит черепаху, а вообще не станет за ней гнаться. Ему просто незачем.

Хоффман со своим сознательным реализмом показал, что в принципе можно построить математическую модель субъекта, а через неё показать, как в восприятии рождается материальный мир. Но его модель слишком уж абстрактна. С её помощью не сделать никаких предсказаний, не разработать никаких технологий. А значит – она бесполезна, и представляет только теоретический интерес. Просто как прецедент жизнеспособного идеализма.

Для описания субъектов и их поведения нужен другой язык, на математику не похожий.

И вот тут мы вспоминаем, что магия изначально – прикладная часть религии.

Почему религиозные теории, построенные на мифах, жизнеспособны, стройны и позволяют хотя бы иногда воспитывать чудотворцев, а наукообразные теории оккультистов производят такое жалкое впечатление?

Потому что в мире магии действует не сила, а воля.

Сила всегда движется в одну и ту же сторону. Она подчиняется закону причин и следствий: одно действие вызывает другое. Вещи толкают друг друга, передавая энергию изменений при помощи разнообразных сил. Квантовая физика уточняет: вещи – это фермионы, а силы – это бозоны (в основном виртуальные).

Воля – совсем другое дело. Для неё причина действий либо в ней самой – делаю, потому что так захотелось – либо в будущем: делаю, чтобы потом получилось вот так. Даже если её вынудили действовать, внешняя сила только провоцирует ответ, но не может повлиять на то, каким он будет. Ткнув пальцем спящего зверя, вы не знаете, что он сделает: то ли набросится на вас, то ли убежит в страхе, то ли почешется и продолжит спать.

Физики, кстати, признают в природе произвол только первого типа, да и то в основном в квантовом мире. Они называют его случайностью. А любые намёки на целенаправленность там, где нет живых существ, вызывают у них аллергию и резкое словоотделение.

Но маги – я говорю сейчас не только о тех, кто сам называет себя этим словом – знают, что мир наполнен волей, существующей под множеством масок и действующей множеством способов.

Когда нужно описывать действие воли, это лучше всего удаётся в виде мифа – истории о похождениях условных персон. Потому что где воля, там и сознание.

Эта мысль, кстати, настолько очевидна, что просто обязана была приходить в голову десяткам мыслителей. И всё же она почему-то не встречалась мне почти ни у кого. Даже у Шопенгауэра, который поставил волю во главу угла своей картины мира. Может, я просто невнимательно читал?

Сознание вообще бесполезно без воли. Какой смысл сознавать происходящее, если нет не только возможности, но и стремления как-то на него повлиять? Разве только йоги и буддисты ценят такое бескачественное молчаливое присутствие и считают его высшим видом существования.

А воля без сознания не имеет цели. Оно даёт ей самое главное – обратную связь, возможность увидеть, что получается, и вовремя скорректировать курс действий.

Тут только нужно сделать одно уточнение. Воля невозможна без сознания, но при этом сознание, когда оно направлено на саму волю, делает бесполезным и то, и другое. Пока человек действует, думая о цели, он эффективен. Как только он начинает рефлексировать о собственных действиях и желаниях, он делается бесполезнее сороконожки из притчи.

Это, кстати, одна из причин, по которым не работает позитивная визуализация. Стоит начать сосредоточенно думать, как же сильно ты чего-то хочешь, как воля замыкается сама на себя, и уже не может заставить тебя даже сдвинуться с места – только всё сильнее и сильнее хотеть.

Но это уже отдельная тема для разговора, а мы вернёмся к нашим мифам.

Миф, как говорил Лосев, есть «в словах выраженная чудесная история личности». Переворачивая эту фразу по законам диалектики, он же получил, что миф – это «развёрнутое магическое имя».

Иначе тут никак. Можно сколько угодно описывать какую-то личность, использовать все доступные прилагательные, сравнительные и превосходные степени, но всё это будут лишь слова. Покажите эту же личность в действии, продемонстрируйте, какие решения она принимает, когда нужно сделать выбор, как поступает, когда всё поставлено на карту – вот тогда мы действительно начнём про неё что-то понимать.

Поэтому мифы и показывают богов и героев в исключительных ситуациях. Мы видим их сражения, ссоры, любовь и ненависть, созидательные и разрушительные подвиги, бурные эмоции, страдания и даже гибель. Смерть, в конце концов, есть величайшее приключение, и то, как личность ведёт себя в этот миг, говорит нам о ней чуть ли не больше, чем всё остальное.

Причем, если мёртвый человек перестаёт быть человеком, становясь чем-то другим, то для бога «мёртвый» – всего лишь одна из характеристик. Осирис – мёртвый бог, так же как Зевс – могучий бог, а Один – хитроумный бог. Смерть не делает его недоступным, а, наоборот, добавляет ему новые смыслы и силы, которых у живых богов быть не может.

Имя бога, его облик и родословная, его атрибуты и похождения – всё это представление, которое помогает нам понять его волю.

У мифов тоже есть своя «математика». Все они строятся на основе одних и тех же символов и образов. Я не буду сейчас подробно их описывать, поскольку Пропп сделал это раньше и лучше.

Но об одном напомнить стоит.

Мы привыкли к знакам, значение которых определено. Вот это – буква «А». Вот это – символ интеграла. А вот это – знак «Не влезай, убьёт».

Символы мифа устроены иначе. Они не похожи на ящички, в которых лежат раз и навсегда однозначные смыслы. Скорее они напоминают точки притяжения для ассоциаций.

Как великолепно сформулировал Виктор Мараховский, у символов нет Истинных значений. Это у истинных значений есть символы. Смыслы составляют настоящую основу мифа. Образы лишь придают им форму.

Невозможно сказать, например, что обозначает змей. Он может обозначать что угодно – но в то же время все его смыслы связаны ассоциациями. Бессмертие, смерть, возрождение, пожирание, небо, преисподняя, вода, огонь, исцеление и болезнь... Все эти темы связаны образом змея, и все выводятся из этого образа.

Поэтому и история, рассказанная символами, может иметь множество прочтений – иногда даже противоположных. Все они будут правильными, и все будут описывать реальный опыт людей, соприкоснувшихся с этой истиной.

Учёные пока ещё плохо умеют работать с языком мифических символов. Он слишком отличается от того, к которому они привыкли со времен Галилея и Ньютона.

Но если когда-нибудь у нас и будет общепризнанная, научная магическая система, она будет построена только на такой основе.

Сохранено