Планомерность против товарности

В "Критике Готской программы" Маркс сам дает для этого некоторые аргументы:

"В обществе, основанном на началах коллективизма, на общем владении средствами производства, производители не обменивают своих продуктов; столь же мало труд, затраченный на производство продуктов, проявляется здесь как стоимость этих продуктов, как некое присущее им вещественное свойство, потому что теперь, в противоположность капиталистическому обществу, индивидуальный труд уже не окольным путем, а непосредственно существует как составная часть совокупного труда. Выражение “трудовой доход”, неприемлемое и в настоящее время из-за своей двусмысленности, теряет таким образом всякий смысл.

<...>Здесь, очевидно, господствует тот же принцип, который регулирует обмен товаров, поскольку последний есть обмен равных стоимостей. Содержание и форма здесь изменились, потому что при изменившихся обстоятельствах никто не может дать ничего, кроме своего труда, и потому что, с другой стороны, в собственность отдельных лиц не может перейти ничто, кроме индивидуальных предметов потребления. Но что касается распределения последних между отдельными производителями, то здесь господствует тот же принцип, что и при обмене товарными эквивалентами: известное количество труда в одной форме обменивается на равное количество труда в другой.

Поэтому равное право здесь по принципу все еще является правом буржуазным, хотя принцип и практика здесь уже не противоречат друг другу, тогда как при товарообмене обмен эквивалентами существует лишь в среднем, а не в каждом отдельном случае. Несмотря на этот прогресс, это равное право в одном отношении все еще ограничено буржуазными рамками. Право производителей пропорционально доставляемому ими труду; равенство состоит в том, что измерение производится равной мерой — трудом." К. Маркс. Критика Готской программы.

Увы, такой равной меры достичь не удалось. Но не потому что не удалось найти формулу объективного измерения количества труда (как думает некоторое количество левых), а потому что сама задача распределения труда с этим принципом фундаментально несовместима.

Чтобы понять, как связана планомерность хозяйства и товарность, требуется вернуться к вопросу товарной формы, которую принимают продукты труда при капиталистическом производстве. Напомню, что общество капиталистического товарного производства — это общество свободных производителей. Так как производители свободны, то они сами распоряжаются тем, что имеют: своим средствами производства или своей рабочей силой. При этом они производят потребительные стоимости не для собственного потребления, а для обмена на другие потребительные стоимости.

Разделение труда свободных производителей означает, что каждый производит что-то одно, а потребляет множество другого. Они, однако, должны действовать согласованно, производя необходимый обществу продукт, чтобы не тратить своих сил и ресурсов зазря на товары, которые не найдут спроса. Для этого им необходимо решить задачу наилучшего распределения производительных сил (капитала и рабочей силы) по разным сферам, отраслям, предприятиям.

Каждый свободный производитель связан с другими только через рынок — через процесс обмена результатами своего труда. В этих условиях предметы обмена принимают стоимостную форму: пропорции их обмена, выражаемые в ценах, начинают передавать от одного производителя другому сигналы о пропорциях общественных потребностей. Дисбалансы, то есть отклонения цен, регулируют потоки: там, где выше норма прибыли — туда течет капитал; где больше зарплата — туда течет рабочая сила.

Каждый свободный производитель действует в собственных интересах, направляя свои усилия или свои ресурсы туда, где выше его вознаграждение. Но посредством цен частные интересы отдельных товаропроизводителей (а пролетарий выступает тоже товаропроизводителем — он производит товар "рабочая сила") оказываются стихийно согласованы с общественными потребностями в расширенном воспроизводстве.

Однако такой стихийный характер товарного способа координации порождает множество проблем (непроизводительные потери на конкурентную борьбу, кризисы перепроизводства, пузыри и банкротства, монополизация, концентрация капитала, империализм и т.п.), список которых широко известен и на который сейчас не стоит тратить время.

Что же мешает отказаться от товарного способа распределения труда, из-за которого общественные отношения вокруг товаров, созданные людьми, отчуждаются от них и получают над ними внешнюю власть? Почему нельзя перейти к согласованному пропорциональному распределению общественных сил в удовлетворении общественных потребностей?

Первым препятствием, которое приходит в голову, является неравномерное распределение информации о том, какие ресурсы в распоряжении общества есть, какие потребности у общества есть, как они соотносятся между собой, и как они соотносятся с разными наличными в распоряжении общества ресурсами. Тут мы сталкиваемся с калькуляционным аргументом: чтобы узнать предпочтения и возможности свободных производителей, эти производители должны их как-то проявить в своем поведении, причем таким способом, при котором они заинтересованы проявить их без искажений (без занижения своих возможностей или без завышения своих потребностей). А ведь пока сохраняется разделение труда, каждый частный производитель заинтересован потратить своих сил поменьше, а от общественного результата взять долю побольше... У нас нет способа собрать эти данные без рынка, на котором каждый действует в собственных интересах и в рамках совершаемого выбора невольно раскрывает информацию о своих реальных предпочтениях или реальных возможностях — какова бы ни была форма рынка (хоть электронный аукцион второй цены, хоть колебания спроса и предложения на маркетплейсе).

Но я предлагаю сосредоточиться на втором препятствии. Предположим, что мы в точности знаем потребности и возможности каждого производителя. Мы можем составить исчерпывающее представление об общественной потребности, и дальше на основании этой информации мы захотим оптимальным образом распределить средства производства, и, конечно, рабочую силу. Однако владельцами этой самой рабочей силы являются свободные производители. Как мы можем сохранить их свободу, но в то же время добиться, чтобы их труд был распределен нужным обществу образом, то есть соответствовал общественным, а не их индивидуальным интересам?

Если посмотреть назад, в прошлое, то мы видим, что в рабовладельческом обществе рабочая сила распределялась в привязке к собственности на самого человека, а принуждение было насильственным — труд под угрозой наказания или смерти. В крепостническом обществе рабочая сила распределялась в привязке к земле, т.е. к средству воспроизводства самого работника: будучи заинтересован в увеличении собственного потребления, он прилагал больше усилий к ее обработке и был "согласен" отдавать часть произведенного в обмен на свою безопасность и право ей пользоваться. В капиталистическом обществе рабочая сила распределяется самим работником согласно уровню зарплат: работник выступает собственником своей рабочей силы и сам выбирает, где ее продавать — а цены на рынке его в этом направляют.

Давайте взглянем, какие формы распределения труда существовали в СССР.

Во-первых, это насильственно-принудительная форма: труд заключенных или военнопленных. Это малоэффективный, низкопроизводительный труд, который никогда не играл значимой роли. На базе такого способа невозможно создать современной экономики.

Во-вторых, это ресурсно-прикрепительная форма: труд колхозников или промысловых артелей. Здесь работник получает во владение определенные средства производства, попадает от них в зависимость и оказывается несвободен в выборе сферы приложения своего труда. Управлять распределением такого труда можно только либо посредством насильственного прикрепления работника к какому-то ресурсу, либо... через их экономическую привлекательность, например налоговыми послаблениями и "ножницами цен", то есть по сути через товарные стимулы.

В-третьих, зарплатно-наемная форма: труд рабочих и служащих. Здесь человек выступает свободным продавцом своей рабочей силы, и потому распределение возможно только через предложение ему лучших условий на этот его товар — через зарплату, то есть некоторое право доступа к предметам потребления. Такой способ требует развитой сферы товарного потребления (чтобы зарплата была привлекательна) и отражения дефицитности разной рабочей силы в неравенстве зарплат (чтобы компенсировать несоответствие предпочтений людей и общественных потребностей). Мы видим, что в этом случае распределение все еще опосредуется товарной формой рабочей силы и предметов потребления: их пропорции обмена устанавливаются такими, чтобы передавать полезный сигнал.

Наконец, есть и еще одна особая форма: энтузиастически-всеобщая, когда наблюдается полное совпадение личных интересов и общественных. Это тот работник, который "строит храм", так как сам будет в нем молиться. Такая форма развивается, когда человек непосредственно потребляет то, что производит для всего общества. Например, тяжелая работа на стройках социализма подразумевала, что люди строят не отдельное предприятие, а социализм — свободное общество без эксплуатации, в котором они хотят жить сами и в котором будут жить их дети. Такое потребление максимально нетоварное, оно представляет собой уже часть всеобщего труда. Но оно возможно не во всех сферах — так может производиться только то, что не подлежит отчуждению от самого работника: социальный прогресс, культурное достояние, экологическое благополучие, общественная безопасность. В применении к созданию отдельных предприятий или товаров в таком режиме может работать только мобилизационная экономика: как только мы считаем, что "социализм построен", то связь индивидуальных усилий с собственными потребностями разрывается. И общество возвращается к вопросу — какими средствами распределять труд.

Итак, планомерность может снять товарность в одном из двух случаев.

Первый случай — если предпочтения людей по своей деятельности полностью соответствуют общественным потребностям. В этом случае людям достаточно иметь общий план, и каждый будет иметь в нем место в соответствии с личным интересом и получать прямое обеспечение по своим потребностям без всякой зарплаты или рынка товаров.

Второй случай — если между предпочтениями людей и потребностями общества в их способностях есть несоответствие или противоречие. В этом случае нужен какой-то механизм распределения труда: либо насильственный, когда мы игнорируем волю человека, либо добровольный, когда мы создаем наличные условия, при которых человек, действуя в собственных интересах, будет реализовывать общественный план.

Для этого общественные потребности должны быть опосредованы чем-то, что создаст зависимость уровня потребления человека от места и результативности приложения его рабочей силы. Таким мостиком становится товарная форма потребительных стоимостей: зарплаты, отражающие пропорции потребностей в рабочей силе, и цены товаров, отражающие пропорции потребностей в товарах. То есть распределение труда при планомерном производстве направляется, хотя и не стихийно, но тоже через внешние стимулы.

Если должное напряжение создать не удается, то возникает потребность прибегать к ограничениям свободы, например вводить сроки отработки по распределению. Чтобы внешние стимулы работали, требуется зарплатное неравенство (неравная оплата за равный труд) и развитая сфера товарного производства (чтобы поддерживать ценность высокой зарплаты). Это как раз то, к чему пришел СССР в программе, которую пересказывал Алексей Сафронов в последнем ролике: без рыночных стимулов и свободы распоряжения своей рабочей силой работники отказывались прилагать усилия на рабочем месте или идти работать в приоритетные отрасли, где их труд был более востребован. К слову, руководители предприятий ровно так же отказывались максимально эффективно распоряжаться своими производственными ресурсами, что привело к идеям возврата хозрасчета, распоряжения прибылью, свободы цен — то есть товарным формам распределения.

В плановой экономике само производство управляется планомерно, сознательно, но каждый отдельный производитель действует при этом по-прежнему стихийно, ориентируясь на свои частные интересы и рыночные сигналы — те же самые товарные формы. Он остается отчужден от создаваемых им отношений и слепо подчинен им.

Получается, планомерность требует либо отказа от свободы, либо сохранения товарности, либо полного тождества личных предпочтений и общественных потребностей.

То, что планомерность отлично уживается с товарностью, мы наблюдаем на примере капиталистических экономик. Там государство получает возможность купировать кризисы или корректировать приоритеты по своему желанию, прибегая к разным формам воздействия на производителей через рыночные инструменты: государственный заказ, целевые программы и кредиты, налоговую политику и т.п. Успехи в этой области часто приравнивают к социализму, не прибегая к аргументам, каким именно образом они обеспечивают коммунистическое строительство — выход за пределы капиталистического товарного производства.

Планомерность не отменяет закон стоимости — закон, по которому рыночные механизмы отражают в стоимостях товаров реальные потребности общества в распределении труда для соблюдения законов расширенного воспроизводства. Пока сохраняются зарплаты — сохраняется рынок труда (работники свободны решать, куда идти, и своими решениями дают сигналы о равновесной зарплате). Пока сохраняются цены товаров — сохраняется рынок товаров (потребители свободны решать, как тратить деньги, и своими покупками дают сигналы о равновесной цене).

Ведь если цена продукта не отражает дефицитности ресурсов, которые необходимы для его производства, то мы ничего не узнаем о его реальной востребованности (готовы ли люди трудиться достаточно ради его потребления), а без этого не сможем распределить оптимальное количество труда на его производство. А если отражает — то она не будет отличаться от того, что рассчитывает рынок, то есть по факту любой плановый орган станет лишним звеном или средством улучшения работы рынка, то есть он будет со своей планомерностью не преодолевать закон стоимости и товарность, а помогать им реализоваться.

Реальный разрыв в "товарности" возможен, когда цены на продукты никак не связаны с размерами зарплат работников, которые их производят. Но такое состояние приведет к дисбалансам в распределении капитала и потере информации о предпочтениях потребителей — ровно к тем же проблемам, с которыми столкнулся СССР, двигаясь по этому пути.

Однако все это — не критика идеи повышения планомерности управления общественным производством, а критика идеи, что планомерность сама по себе позволяет товарность преодолеть. До тех пор, пока человек остается поставщиком рабочей силы, то есть инструментом общества — составной частью производительных сил, а не исключительно их распорядителем, — любое распределение труда будет принимать внешнюю по отношению к его воле форму, и товарные способы, основанные на его свободе, останутся прогрессивнее любых форм насилия, эту свободу отвергающих.

Возвращение к прямому распределению человеком своего труда в общественных целях по собственным интересам мы снова находим уже в таких областях, где "производство для себя" совмещается с "результатами для всех" — то есть в сообществах разработки программ с открытым исходным кодом, в волонтерских инициативах, в науке и искусстве. Но там труд уже не подчиняется внешнему распределению и не работает никакая плановая пропорциональность — там человек свободен выбирать, чем он занимается. Зато там процветает планомерность в распоряжении средствами производства: автоматическая оптимизация распределения мощностей дата-центров, орбитальных телескопов, квантовых компьютеров или ускорителей частиц, находящихся в общественном пользовании.https://deminded.livejournal.com/250082.html"