Отец Антоний – настоящий аскет: спит в сапогах, как Игнатий Брянчанинов...

kalakazo — 24.09.2021 Из утренней почты:


"Дорогой дедулькин!

Высылаю еще один отрывок из воспоминаний хиппи Р.Г., на этот раз снова о церковных чудиках Ивановской епархии второй половины 80-х, славной эпохи архиепископа Амвросия (Щурова):

"Владыка Амвросий встретил меня ласково:

-- А, наконец-то ты появился! Ну, что, куда бы тебя направить? Ты к чему больше склоняешься? Книжки читать любишь?
-- Да.
-- А грибы собирать?
-- Люблю.
-- Ну, тогда, значит, тебе в самый раз к отцу Антонию. Будете там с ним по грибы ходить, да умные разговоры разговаривать. Отец Антоний – настоящий аскет: спит в сапогах, как Игнатий Брянчанинов.

И он направил меня в Ермолино. Ермолино было небольшим сельцом дворов в двадцать, располагавшимся в четырех километрах от одноименной станции, до которой надо было ехать около получаса на поезде.

Станция Ермолино была железнодорожным узлом, через который проходили дороги, соединявшие Иваново с Москвой и Петербургом. Когда-то, должно быть, там был разъезд, и от него все еще сохранялось довольно много железнодорожных колей, не все из которых были действующими. На одном из путей стояло несколько ржавеющих паровозов, на другом – приспособленные под жилье купейные вагоны. На всем лежала печать заброшенности, пахло металлом, и весь этот пейзаж в обрамлении желтой листвы осенних березок вызывал немного "сталкеровские" ассоциации.



Путь в нужное мне село лежал сначала через лес, затем через засеянное кормовым горохом поле, после которого был отрезок старой и не использовавшейся теперь для езды дороги, по сторонам которой росли высокие липы и березы. На околице деревья заканчивались, а дорога становилась единственной деревенской улицей, упиравшейся в невысокую беленую стену церковной ограды. Ближайший к ограде домик, как мне сказала встречная бабуся, и был священника. Я толкнул калитку, прошел во двор, затем в сени,- они не были заперты,- и, наконец, постучался в дверь, ведущую в жилую часть дома, произнося одновременно (я научился этому в Бетании) слова молитвы и с трепетом ожидая появления аскета.

Дверь отворилась, и показался худощавый молодой батюшка – ему было тогда двадцать семь лет – в старом латанном-перелатанном подрясничке неопределенного серо-зеленого цвета, такой же дряхлой засаленной несуразной скуфейке,- один ее клин отличался по цвету от трех остальных,- надвинутой почти до самого носа. Вместо обещанных владыкой сапог – наверное, потому, что тогда было не время сна – на ногах у него были синие суконные домашние тапочки на резиновой подошве. В лице священника была какая-то отрешенность, но глаза из-под скуфейки смотрели на меня внимательно.

Дверь из сеней, как это почти во всех деревенских избах, открывалась в кухню, куда он и пригласил меня пройти. Я объяснил, что меня прислал владыка, а к владыке – старец Наум. О. Антоний предложил мне разделить с ним трапезу, во время которой мы продолжали разговаривать. «Ты, наверное, хочешь на опыте дознать все то, о чем святые отцы писали в книгах о духовной жизни?» - спросил он меня через несколько минут беседы. Я, конечно же, согласился, а про себя подивился его проницательности, равно как и тому, что он, в отличие от всех прежде виденных мною священников, сразу повернул разговор на темы духовной жизни.

Поскольку речь зашла у него о книгах, а я сказал, что люблю их читать, то он завел меня в свою келью,- куда обычно без особой надобности никого не пускал,- показать свою духовную библиотечку. В келье было много цветов в горшках и розовый куст да лимонное дерево в больших кадках. На стене висела плохо написанная маслом картина мистического содержания кисти, как я позже узнал, самого батюшки. В противоположной от двери стороне был красный угол, со стоявшим перед ним аналоем, на котором лежало Евангелие, и висела старенькая епитрахиль. Кроме икон там висело несколько фотографий не канонизированных еще, но почитаемых православными подвижников, таких как Иоанн Кронштадтский, Игнатий Брянчанинов и т.д.. Но меня поразила среди них фотография сидящего в позе лотоса восточного вида мужчины. Мужчина был абсолютно гол, только причинное место было на фотографии заретушировано. «А это свами Рамакришна – духовный учитель»,- сказал о. Антоний, заметив мой недоуменный взгляд. Еще там была темная фотография какого-то мужичка в телогрейке, выглядывавшего из подслеповатого окошка утлой избушки. «А это старец Иван, мой духовный наставник»,- прибавил, указывая на него, батюшка.

Я хотел было спросить его об этих учителях, но тут в дверь постучали, и вошел толстоватый юноша примерно моих лет, одетый в подрясник. «Это Александр, наш псаломщик,- представил его Антоний,- он отведет тебя в дом, где ты будешь жить». Дом этот находился метрах в ста от поповского. В нем было две комнаты: маленькая, в которой жил Александр, и большая – для гостей. В ней стояло три кровати, одну из которых выделили для меня.

Гостей на большие праздники в Ермолино приезжало много, так что для них не хватало трех кроватей, и они спали еще на русской печке и полатях. В основном это были молодые люди из Москвы и Петербурга, которых привлекала неординарная личность Антония Логинова и его «интеллигентная», т.е. неортодоксальная религиозность, в которой находилось место для всех их увлечений, начиная от русской религиозной философии «серебряного века» и заканчивая восточными культами, астрологией и хиромантией.

Впрочем, от последних двух «наук» о. Антоний начал уже к тому времени понемногу отходить, но Саша рассказывал мне, как совсем еще недавно приезжими духовными чадами составлялись подробные гороскопы, горячо обсуждавшиеся затем с батюшкой, который и сам не чуждался этого занятия. Но и теперь меня спросили о знаке зодиака, под которым я родился.

Прежде чем продолжить последовательное описание жизни в Ермолино, я сделаю краткий очерк предшествовавшего жития о. Антония, как я запомнил его из собственных рассказов батюшки и со слов некоторых третьих лиц.

Родился Антоний (в миру Александр) Логинов в интеллигентной семье. Отец его, Владимир Яковлевич, был родом из Иваново, а мать,- Нина, кажется, Александровна или, может быть, Андреевна,- из Полтавы. Где он родился, я уже не помню, но в школьные годы жил в Полтаве, так как родители его были в разводе. Потом он учился в Москве в каком-то институте и там в первый раз женился, но прожил в браке недолго, так как обратился к вере, а жена его не разделила это его увлечение, и у них вышел разлад. Обращение его было довольно радикальным. «Когда наступил Великий пост,- вспоминал о. Антоний,- я тер все кастрюли и сковородки с содой и железной мочалкой, чтобы случайно не оскоромиться от возможно оставшихся на них молекул животного жира. Правда, в то же время я не мог отказаться от плотских утех со своей женой». В обращении его большую роль сыграла рок-опера «Jesus Christ Superstar», а также мистическая книга Даниила Андреева «Роза мира», последователем синкретического учения он так и остался (этим объяснялась фотография Рамакришны и прочие духовные чудачества). Тогда же он через каких-то друзей познакомился с упоминавшимся выше старцем Иваном, также оказавшим на него большое духовное влияние.

Старец этот был мордвин, а жил где-то в Чувашии, в глухой деревне. С детства он был отмечен духовными дарованиями и так сильно постился, что когда началась война, его не взяли в армию по причине чрезвычайно малого веса. Он тогда ушел в лес и соорудил себе там келейку, в которой жил и молился, питаясь одними ягодами и травами. Много лет спустя он вернулся в деревню и поселился на ее окраине, затворившись в домике, откуда почти не выходил и куда образовавшиеся со временем почитатели приносили ему еду и подавали через специальное окошечко в двери, через которое он и беседовал с приходившими к нему за духовным советом. Постился он по-прежнему строго, так что не только не вкушал никакой животной пищи, но и если деревенские бабы приносили ему ягод в банке, в которую прежде наливалось молоко, то он отказывался принимать их. Как-то одна крестьянка спросила его: «Батюшка, а что же и мне молока не кушать?» «А тебе что, плохо от него?»- спросил в ответ старец. «Да нет, ничего»,- говорит баба. «Ну, раз ничего, то и ешь на здоровье, а я вот если съем, то заболею сильно, а может даже и умру». «Так у старца плоть истончилась,- говорил о. Антоний,- что он не мог уже принимать грубой пищи».
К старцу не только ходили окрестные крестьяне, но и приезжали за духовной пользой из разных городов, в том числе и из Москвы. Ездили и духовные лица, и даже сам местный владыка. Он даже как-то раз сослужил старцу за литургией. Старец, правда, не был рукоположен, но, по его словам, в прошлой жизни был архиереем. Владыка поверил в это, а как прошлая старцева жизнь была много раньше его рождения, то и признал его старшим по хиротонии. Старец также был совсем неучен, но когда к нему приехала некая столичная дама, кичившаяся своей образованностью, встретил ее какими-то словами на латыни. А как-то он неожиданно отворил двери своей кельи и пошел в лес, а кто-то из духовных чад заметил и последовал за ним. Там он увидел, как на поляне старец опустился на колени и воздел в молитве руки, от которых простерся до неба луч света, а вскоре из чащи навстречу ему вышел другой человек, от которого тоже восходил такой же точно луч. На обратном пути старец нагнал своего соглядатая и сказал: «А, ты за мной подглядывал? Так это ко мне тракторист из соседнего колхоза приходил побеседовать». Но когда духовный сын не удовлетворился этим ответом и стал настойчиво допытываться, как же о. Иван мог договориться с этим трактористом, не имея даже телефона, то тот ответил, что это на самом деле не тракторист, а молитвенник Божий из Южной Америки. «Нас всего шесть таких на всем белом свете. Пока молимся – мир еще держится».

А в другой раз приятель о. Антония – позже он переехал в Ермолино и стал монахом – приехал к старцу и спросил, можно ли ему читать молитву «Харе Кришна»? «Что-что говоришь? Харя грешная? Ну, это хорошая молитва, видать, покаянная». Этим, по словам о. Антония, старец давал понять ему, что он по гордости устремляется к духовным высотам, тогда как на деле ему больше приличествует покаяние.

Потом Саша – будущий о. Антоний – снова женился на верующей на сей раз девушке и решил стать священником. То есть, «женился» про него можно было сказать только условно, потому что родители девушки настолько противились перспективе данного брака, что спрятали ее паспорт, чтобы она не могла расписаться в ЗАГСе, а без штампа в паспорте, как известно, и в церкви не венчали. Короче говоря, они стали просто жить вместе, отложив формальности до лучших времен. Однако, служение церкви Саша Логинов до лучших времен откладывать не хотел, и отправился со своей женой-невестой в Иваново к владыке Амвросию, благо в Иваново жил, как мы помним, его отец, к тому времени обзаведшийся новой семьей.

Владыка Амвросий вошел в ситуацию и послал ребят на какой-то глухой приход, где Саша должен был служить чтецом и пономарем, а его girl-friend –петь на клиросе. «А как сможете пожениться, так я тебя и рукоположу»,- заключил владыка.

Прошло два месяца их жизни на приходе, и девушка решила отправиться в Москву, чтобы выручить все-таки свой паспорт или, в крайнем случае, получить новый. Но едва она выехала, как через день или два приходит телеграмма от владыки, приглашающая их срочно прибыть в епархиальное управление. Когда Александр зашел в кабинет епископа, между ними состоялся следующий диалог:

-- Ну что, где твоя бабешка? Мне срочно нужен священник, и я решил не ждать вашего ЗАГСа. Завтра повенчаю тебя, а послезавтра рукоположу.
-- Владыка, простите, она как раз уехала за паспортом и через неделю должна вернуться.
-- Ах, значит, ее здесь нет?
-- Нет…
-- Ну и хорошо! Значит, незачем тебе жениться. Будешь монахом. Согласен?
-- Владыко святый, я так сразу не могу сказать… Это серьезный шаг, я должен подумать.
-- Да, да, конечно. Подумай. Даю тебе десять минут, а сам выйду, чтобы не мешать тебе думать.

«Я был в полном шоке,- рассказывал мне о. Антоний,- и никак не мог собраться с мыслями, которые так и роились у меня в голове. Я и не заметил, как прошли десять минут,- мне казалось, что дверь за епископом только что закрылась,- и вошел о. Николай, секретарь епархии. Он спросил: «Ну что, надумал?» и протянул мне чистый лист и образец прошения о рукоположении в целибатные священники. За ближайшей литургией меня рукоположили в дьяконы, а затем и в священники, а постриг в монахи пришлось на неделю-другую отложить, так как сразу было не собрать нужные монашеские одежды. А после рукоположения я пошел на почтамт звонить в Москву жене, чтобы она не приезжала. У нее, конечно, была истерика, но в конечном итоге все получилось к лучшему, и теперь она служит псаломщицей в Московской епархии»."

P.S. Ваши письма, обращения, жалобы присылайте дедульке на [email protected]

Оставить комментарий

Популярные посты:

• Ранее
• Архив