"Он был уверен, что мы можем захватить себе всю Японию..."


Антон Палыч-то наш был интеллигентом-империалистом.
«Я Чехова знал и часто видел и в Москве, и в Ялте, и даже в Ницце, но знал его слишком поверхностно, и, главное, был еще слишком молод, чтобы понимать, что в нем таилось. Вспоминаю только один эпизод, кот. почему-то в памяти задержался. Это было в начале Японской войны, а может быть, даже до нее. Чехов был совершенно уверен не только в нашей победе над ними в Маньчжурии, но и в том, что мы можем захватить себе всю Японию. Достаточно сотни казаков, чтобы с ними кончить. Он японцев очень любил как мирный, деликатный, чистоплотный народ, хвалил их гейш за их манеры. Но чтобы она могла быть опасным врагом, не допускал. Конечно, не он один тогда так смотрел; но он тоже так думал».
В.А. Маклаков ― M.A. Алданову, 17 октября 1954
Как и всякое воспоминание, сделанное десятилетие спустя, свидетельство Маклакова нуждается в проверке.
Чехов, разумеется, не одобрял войну как таковую. Однажды он то ли в шутку, то ли всерьёз заметил, что правители начинают военные действия от скуки. Однако он был убеждён, что, когда начнётся война, его долг как врача — быть рядом с ранеными соотечественниками.
Обратимся к его письму 2 декабря 1896 года, адресованному издателю Суворину. В то время отношения с Англией обострились из-за её действий на Дальнем Востоке, и Чехов, хотя и с иронией, но в то же время серьёзно, высказывал свою позицию.: «Если весной война, то я пойду. В моей личной жизни было столько всякого рода происшествий (на днях даже пожар был в доме), что мне ничего не остаётся, как ехать на войну, на манер Вронского – только, конечно, не сражаться, а лечить».
К счастью, война 1896 года не состоялась. Но за восемь лет англичане вооружили и воодушевили Японию. Хотя именно японцы атаковали Россию, часть общества обвинила в этом императора Николая II. «В университете что-то не всё ещё ладно, – писал русский мемуарист и драматург Сергей Минцлов. – Уверяют, что среди студентов и курсисток отыскался кружок лиц, решивших выразить своё сочувствие микадо и японцам посылкой ему приветственной телеграммы и сбором денег в его пользу».
Студенты, конечно, не верили, что телеграмма дойдёт до японского императора, но надеялись, что их демонстративный поступок сможет задеть русского государя.
В советское время поддерживалось мнение, что и Антон Павлович стремился к поражению своей родины. В его основе лежит одно-единственное свидетельство. В 1904 году, когда шла русско-японская война, он встретился в Берлине с младшим братом своей супруги, Владимиром Нардовым (Книппер). Тот оставил после себя любопытное воспоминание.
«Увлекаясь игрой на скрипке и пением, я совершенно не задумывался над политическими событиями, войной с японцами и близостью революции. И когда я выразил надежду на победу русских войск, то отлично помню, как сидевший на диване Антон Павлович, волнуясь, снял пенсне и своим низким голосом веско мне ответил: “Володя, никогда не говорите так, вы, очевидно, не подумали. Ведь наша победа означала бы укрепление самодержавия, укрепление того гнёта, в котором мы задыхаемся. Эта победа остановила бы надвигающуюся революцию. Неужели вы этого хотите?”».
Конечно, сразу обращает на себя внимание стилистика: все эти «укрепления самодержавия» и «гнёт, в котором мы задыхаемся» — не из чеховского лексикона. Они просто немыслимы в устах Антона Павловича. Это ясно всякому, кто сколько-нибудь серьёзно интересовался его творчеством и мировоззрением.
Рассказ оперного певца, профессора Московской консерватории Владимира Нардова, был записан спустя 35 лет после встречи с Чеховым. Записала его Нина Гитович, советский исследователь биографии Чехова. Она опубликовала воспоминания в «Литературном наследстве» в 1977 году, спустя много лет после смерти Нардова, когда он уже не мог ничего ни подтвердить, ни опровергнуть.
Конечно, совершенно случайно в её передаче слова Нардова (и Чехова) удивительно совпали с линией партии и правительства в оценке русско-японской войны.
В действительности, вся эта история о том, как Чехов "открылся" своему шурину, с которым был едва знаком, выглядит странно. Чтобы понять, что на самом деле думал писатель, можно обратиться к воспоминаниям Александра Бесчинского, сотрудника газеты «Крымский курьер», с которым Чехов был в хороших отношениях. «Он сознавал, – писал Бесчинский в 1910 году, – что неудачная война может дать толчок к коренным реформам, но ему не хотелось и поражений».
Как говорится, почувствуйте разницу. У Нардова Чехов будто бы выступает против наших успехов, а у Бесчинского он переживает из-за неудач, но надеется, что если они всё-таки воспоследуют, то помогут нам увидеть и преодолеть наши слабости.
И наконец, предоставим слово самому Антону Павловичу. Вот его подлинное, не вымышленное кем-либо мнение о войне. Из письма к жене, 12 марта 1904 года:
«Если в конце июня и в июле буду здоров, то поеду на войну, буду у тебя проситься. Поеду врачом. Будь здорова, не волнуй меня молчанием…»
В конце июня он не был здоров. 2 (15) июля его не стало.
***
Приобретайте мои книги в электронной и бумажной версии!
Мои книги в электронном виде (в 4-5 раз дешевле бумажных версий).
Вы можете заказать у меня книгу с дарственной надписью — себе или в подарок.
Заказы принимаю на мой мейл [email protected]
«Последняя война Российской империи» (описание)

«Суворов — от победы к победе».


ВКонтакте https://vk.com/id301377172
Мой телеграм-канал Истории от историка.